Едва Рейнеке успел удрать, как Рюстефиль подбежал к бревну и, увидев медведя, зажатого в тиски, бросился в трактир, где сидели крестьяне, и закричал: «Пошли со мной, пошли со мной, у меня на дворе медведь поймался!» Крестьяне оставили недопитое пиво, недоеденный хлеб и последовали за Рюстефилем, каждый вооружился чем попало, один вилами, другой мотыгой, кто пикой, а кто граблями, а кому ничего не попалось под руку, просто выломал кол из забора.

Народу набежало полон двор: впереди всех — священник и пономарь с кухаркой священника, госпожой Юттой, лучше всех в округе варившей манную кашу, она прихватила с собой веретено; за ними следом — кузнец с молотом, слесарь с рашпилем; прибежали кривоногий Шлоппе и большеротый Лудольф, Герольд со скалкой и его зять Кукельрей, господин и госпожа Квак и цирюльник Штопельмессер, госпожа Вилигтраут из Швейнефурта и Черный Зандер, да еще многие-многие другие. Все они ринулись к медведю, подняв дикий крик и размахивая своим оружием.

Когда Браун увидел, как они подбегают, то от страха силы у него удесятерились. Рывком высвободил он голову из бревна, хоть и ободрав ее кое-где до мяса, а когда на спину ему обрушились первые удары, то выдернул оттуда и обе передние лапы. Так что из бревна-то он вырвался, но теперь крестьяне взяли его в тиски, и на ненавистного разбойника со всех сторон посыпались удары. Браун отбивался как бешеный, но он бы наверняка погиб, если бы не прыгнул прямо в толпу женщин в пестрых юбках. Те в испуге прыснули в разные стороны, а кухарка священника, госпожа Ютта, со страху упала в реку, протекавшую возле дома, и жалобно звала на помощь.

После такого прыжка Браун упал и лежал как мертвый. Тогда крестьяне оставили его в покое и кинулись на помощь госпоже Ютте. Медведь увидел, что путь к реке свободен. Но ведь я не умею плавать, подумал он, однако, не видя другой возможности спастись, со стонами дотащился до берега и скатился в воду. Он предпочитал утопиться, нежели погибнуть жалкой смертью под ударами своих врагов. Но гляди-ка: вода подхватила и понесла этого толстого, жирного малого, а крестьяне, угрюмые и пристыженные, смотрели, как разбойник от них уплывает. Медведь же плыл вниз по реке, проклиная дубовое бревно, в которое он попался, и хитрого Рейнеке, заманившего его в западню. Течение плавно уносило его прочь — за короткое время он проплыл вниз добрую милю, — а потому решил, что крестьянам его уже не догнать. Тогда он выбрался на сушу и, лежа на берегу, горестно размышлял о том, что он самое измученное и истерзанное существо, когда-либо жившее на свете. О ты, лживый Рейнеке! — думал он, вздыхая, и больше всего ему хотелось умереть.

Увидев, что медведь прочно застрял в ловушке, Рейнеке побежал обратно в Мальпартаус. По дороге, однако, он завернул на крестьянский двор, где, как он знал, водились жирные курочки, сцапал одну из них и поспешил вниз к реке, чтоб запить обильную еду. Веселый и довольный, он все время приговаривал:

— Как я рад, как я рад, что разделался с медведем! Он зажат в тиски у дома Рюстефиля, Рюстефиль же вышел с острым топором, теперь уж никакой медведь не сможет обвинить меня пред королем!

Так приговаривал Рейнеке, спускаясь к реке с курочкой в зубах, но у самой воды на песке он увидел какую-то бесформенную массу — это был израненный медведь. Испугался тут лис и подумал: о Рюстефиль, болван ты несчастный, я же тебе доставил в дом такое жирное жаркое, какого ни один крестьянин сроду не едал, а ты его упустил! Но когда Рейнеке увидел, как истерзан и окровавлен лежавший на берегу медведь, его жестокое сердце возрадовалось и он сказал:

— Глазам своим не верю! Дядюшка Браун? Как вы здесь очутились? Ничего не забыли у Рюстефиля? А за мед расплатились сполна? Но что я вижу, дядя Браун: вы сплошь вымазаны чем-то красным! Неужто с вами кто-то сыграл злую шутку? Или мед пошел вам не впрок? А что это украшает вашу голову? Что это за красный орден такой, который носят на темени? А может, это у вас красный шлем? Ах, а кто же это обстриг вам уши и сбрил кожу со щек? И где же это, дядюшка Браун, вы позабыли свои перчатки?

Эти насмешки язвили Брауна сильнее, чем все его раны, и, не видя для себя иного выхода, к тому же будучи от боли не в силах говорить, он без единого слова опять бросился в реку и поплыл вниз по течению. Милею дальше он опять выбрался на берег и, лежа там, стонал:

— Ах, хоть бы кто-нибудь пришел и добил меня! Но мне ведь надо вернуться к королевскому двору! О Рейнеке, предатель из предателей, если б я только мог тебе отомстить!

И он собрался с силами, хромая и стеная, пустился в путь и на четвертый день приплелся ко двору короля.

— О боже! — воскликнул король Нобель, увидев перед собой Брауна в столь плачевном облике. — О боже, неужто это Браун-медведь?

Браун печально кивнул головой.

— Да, это я, ваше величество, — отвечал он, — и я пришел затем, чтобы пожаловаться на гнуснейшее злодейство. Эти увечья, что вы зрите, причинил мне подлый Рейнеке!

— Что? — вскричал король. И вне себя от гнева, он взревел: — Я немедля отомщу за это преступление! Браун — первый из моих дворян, горе тому, кто причинил ему такое бесчестье! — Затем он сказал: — Клянусь, честью, короной и бородой, если Браун не будет отомщен, то не носить мне больше меча и не быть королем!

Он немедленно встал, подал знак своим советникам, и они стали совещаться, как им поступить. Сошлись на том, что к Рейнеке надо отправить еще одного посланца, чтобы, как предписывает закон, второй раз вызвать его в суд. Все согласились, что вызов Рейнеке должен передать муж многоумный, и назвали его имя: Хинце-кот.

Король был согласен с таким выбором. Он призвал к себе Хинце и сказал ему, пусть передаст Рейнеке, что его вызывают вторично. Пусть лис отправляется ко двору без всяких проволочек, ибо третий вызов навлечет на него и на его род вечный позор. Услыхав, что он должен передать этот вызов. Хинце страшно испугался.

— Пошлите кого-нибудь другого, — взмолился он. — Смотрите, какой я маленький и слабосильный. Большой, здоровенный медведь не смог справиться с Рейнеке, так разве может это удаться мне, коту?

— Это ничего не значит, — возразил король, — в тщедушном теле нередко оказывается изрядно мудрости, искусства и хитрости, и ежели вы и впрямь невелики ростом и силой, зато умны, хитры и многоопытны, чего вы, конечно, не станете отрицать.

Против этого коту возразить было нечего.

— Да свершится ваша воля, государь! — отвечал он королю и сразу пустился в путь, на ходу всячески себя подбадривая.

Когда Хинце подошел к крепости Мальпартаус, Рейнеке как раз стоял перед домом. Хинце обратился к нему с такими словами:

— Прежде всего — добрый вечер, а затем выслушайте слово короля: ежели вы немедленно не последуете за мной ко двору Нобеля, то вас и весь ваш род постигнет королевская кара!

— Добро пожаловать, племянник Хинце, добро пожаловать! — произнес Рейнеке со сладчайшей миной; про себя, однако, он уже прикидывал, как бы ему и кота Хинце с позором отослать обратно ко двору. И он продолжал: — Племянник Хинце, чем бы мне угостить вас на ужин? Ах, дражайший племянник, — рассыпался Рейнеке, — я так рад, что король послал ко мне именно вас, ведь я никому не доверяю так, как вам! С прожорливым медведем, который только и знает, что рычать и поносить меня, я не пошел бы и за тысячу талеров. С вами же, дорогой племянник, я готов отправиться в путь с первым проблеском зари.

— Лучше бы нам тотчас же пойти назад, ко двору, — возразил кот. — Лунный свет так ясно освещает пустошь, дорога торная, ветер мягкий.

— Негоже без нужды странствовать по ночам, — сказал Рейнеке. — Сколько есть всякого зверья, что днем дружелюбны и приветливы, зато уж ночью от них добра не жди.

— Ну а что же мы будем есть, коли на ночь останемся в Мальпартаусе? — спросил кот.

— Ах, мы здесь довольствуемся самой простой пищей, — сказал Рейнеке, — сегодня у нас на ужин свежие пчелиные соты.