— Смотрите, — сказала пантера, — вот как Рейнеке отделал этого безобидного малого, никому не причиняющего вреда!

— Как это случилось? — спросил лев Нобель.

— Когда я ранним утром направлялась к вам, — отвечала пантера, — то услыхала, как в кустах лис говорил зайцу: «Поди сюда, Лампрехт, я хочу научить тебя петь!» — «А вы ничего мне не сделаете, мастер Рейнеке?» — спросил заяц, а лис засмеялся и сказал: «Ну с чего бы это, ведь король провозгласил мир, так как же я посмел бы тебя тронуть?» — «Ладно, тогда, пожалуйста, научите меня петь», — согласился заяц и доверчиво подошел к лису. Тот же впился когтями в его шкуру и давай его таскать, трепать и мотать, и, не вмешайся я и не пугни лиса, зайцу пришел бы конец! Вот, поглядите-ка на раны Лампрехта, — сказала пантера, и все звери, кроме Гримбарта-барсука, стали возмущенно кричать и требовать, чтобы нарушитель мира был наказан. А Изегрим-волк предстал перед королем и сказал:

— Государь, преступления Рейнеке вопиют к небесам! Вы должны лишить его жизни!

Поскольку каждый обвиняемый имеет право защищаться, а сам Рейнеке отсутствовал, то его племянник, Гримбарт-барсук, вышел вперед, чтобы вступиться за Рейнеке, хотя тот и впрямь был существом лживым и злобным.

— Господин Изегрим, — обратился барсук к волку, — господин Изе-грим, старинное изречение гласит, что от врага редко удостоишься похвалы, и вы это правило подтвердили на моем дядюшке. Будь Рейнеке здесь, вы наверняка не стали бы воскрешать эти старые истории, ведь о том, какое зло причинили Рейнеке вы сами, вы предусмотрительно умолчали! Здесь, конечно, кое-кто еще помнит, — продолжал барсук, — как вы некогда заключили с Рейнеке союз, что будете жить в дружбе и честно делить между собой всю добычу. Посему я сейчас расскажу, как мой дядя по милости Изегрима однажды в зимнее время чуть не погиб лютой смертью. Это история с рыбами. Слушайте же!

Все вокруг затаили дыхание, а барсук продолжал:

— Однажды по дороге ехал воз, груженный крупной рыбой. Изегриму хотелось отведать рыбки, да не хватало денег, чтоб ее купить, и хитрости, чтоб заполучить без денег. Тут вмешался мой дядя. Он улегся на обочине дороги и прикинулся мертвым. Воз с рыбой поравнялся с ним, возчик увидел лиса, слез вниз и достал нож, чтобы прикончить Рейнеке. Тот, однако, лежал тихо и неподвижно, не шевеля и волоском, и тогда возчик решил, что лис мертв, и кинул его на телегу, чтобы дома содрать с него шкуру. Вот как рисковал мой дядя ради Изегрима! Воз покатил дальше, тут мой дядя принялся скидывать вниз рыбку за рыбкой, а Изегрим, кравшийся следом, их подбирал. Под конец, когда воз был уже наполовину пуст, Рейнеке соскочил вниз и потребовал свою долю добычи. Но Изегрим уже всю рыбу сожрал и так набил себе брюхо, что ему стало худо. «Получай свою долю!» — сказал он Рейнеке и положил перед ним — что бы вы думали! — обглоданные кости, которые даже он, алчный волчище, не стал бы жрать!

А в другой раз, клянусь честью, Рейнеке высмотрел в одной коптильне жирную свиную тушу и договорился с волком, что они ее поделят. Весь риск Рейнеке взял на себя и, хотя дом сторожило много здоровенных собак, влез в окно и выбросил тушу наружу. Но едва он вылез обратно, собаки, услыхавшие, как упала туша, задали ему жару. Они истрепали ему мех и до крови его искусали. Волк же тем временем уютненько сидел и спокойно разделывался со свининой. Рейнеке снова потребовал свою долю, и снова обманул его волк, да еще и насмеялся над ним!

«Конечно, я припас для тебя кусок! — сказал он Рейнеке. — Жирный кусок, аппетитный кусок, лакомый кусок!» И он протянул моему дяде коромысло, на котором висела в коптильне туша! Разве не было у Рейнеке законного основания отомстить Изегриму за эти злые шутки? И я бы мог, государь, поведать вам еще сотни подобных историй о злых проделках волка! Но это, наверно, сделает сам Рейнеке, когда предстанет здесь перед вашим судом!

Так сказал барсук и затем продолжал:

— А теперь перейдем к зайцу! Все, что здесь наговорила пантера, только тронь — лопается, как мыльный пузырь! Лампрехт ведь поступил к Рейнеке в ученье, так неужто учитель не вправе был его бить и драть, коли он не знал урока? Вот Вакерлос тут жаловалась, будто Рейнеке стянул у нее колбасу, но, господа, вы же сами слышали: колбаса-то была краденая! Старая пословица гласит: что неправедно нажито — впустую прожито. По справедливости у тебя отбирается то, что ты приобрел нечестным путем! Кто же поставит Рейнеке в упрек, что он покарал вора, присвоив украденное? Всякий благородный муж должен ненавидеть воров и ловить их, так что Вакерлос должна бы, в сущности, благодарить Рейнеке за то, что он тут же, на месте, ее не повесил! Только ради мира, столь дорогого всем нам, отпустил он вора на все четыре стороны, ибо Рейнеке — муж честный, творящий только добро и ненавидящий всякую несправедливость!

С тех пор как вы, государь, провозгласили мир, Рейнеке никого больше не преследовал. Он затворился, как отшельник, ест только раз в день, носит власяницу, покинул свой замок Мальпартаус и поселился в маленькой хижине. Там он молится и размышляет о священных предметах. Мяса он уже целый год в рот не брал, он терпит голод и жажду и оттого страшно побледнел и исхудал. И вот теперь, когда он не в силах защищаться, на него так бессовестно клевещут! Ну да что с того: стоит ему только здесь появиться, как ни один из его недругов не посмеет и рта раскрыть!

Едва кончились эти словопрения, как вдруг ворота на королевский двор распахнулись и вошла целая процессия — петух Хенниг со всей своей родней, а за ними, на носилках, внесли тело его дочери, знаменитой курицы Крацфус-Шарконожки, ее загрыз Рейнеке, и Хенниг явился к королю с жалобой.

Вместе с Хеннигом выступили вперед два больших петуха, Крейянт-Кукарека и Кантарт-Певун. Это были сыновья Хеннига, лучшие петухи, каких только можно было сыскать от Голландии до Франции. Они держали в руках зажженные свечи и громко оплакивали погибшую сестру. Два других петуха тащили носилки, и все, кто следовал за ними, плакали навзрыд. А петух Хенниг предстал перед королем и повел такую речь:

— Милостивейший государь! Прошу вас, выслушайте меня и отомстите за жестокое горе, какое мне и моим детям причинил Рейнеке-лис! Итак, когда миновала зима и вокруг запестрели цветы, листья и травы, я с радостью и гордостью озирал свою большую семью. У меня было дважды десять юных сыновей и дважды семь красавиц дочерей, все крепкого сложения и доброго нрава. Мы снискивали себе пропитание во дворе одного монастыря, обнесенного стеной. Его сторожили шесть большущих собак. Там мы жили покойно, хотя и не вполне вольготно, потому что вор Рейнеке денно и нощно рыскал вдоль стены, подстерегая нас. Так что мира за монастырской стеной мы не видели, но были довольны и тем, что живем в безопасности.

Однажды Рейнеке догнали собаки и так его оттрепали, что он долго не показывался. Однако в последние дни он вдруг появился опять, на сей раз в облике отшельника — в рясе и власянице. Он показал нам письмо, державный государь, в котором вы провозгласили на Троицу мир, — с письма свисала ваша печать. Стало быть, показал он нам это письмо и сообщил: он, мол, заделался отшельником, кается в своих прежних злодеяниях и больше ни единой живой твари не причинит вреда. Мы можем теперь, сказал он, совершенно не беспокоиться, отныне, где бы он ни находился, нам его опасаться нечего, и он сложил лапки и вознес молитвы Господу.

Тогда я созвал своих детей, и все вместе мы возликовали, что нам уж больше нечего бояться и мы можем бестрепетно выйти за монастырские стены и увидеть большой мир! Мы тут же и вышли всей семьей за ограду, а Рейнеке только этого и ждал. Пулей вылетел он из кустов, отрезал нам дорогу обратно к калитке и принялся свирепствовать среди нас, беззащитных! Первой он убил мою любимую дочь, а когда вновь вкусил нашей крови, его уж было не удержать. Он гонялся за нами днем и ночью, не давая вернуться во двор, так что в конце концов у меня осталось всего пятеро детей из тридцати четырех! Сжальтесь, государь, и отомстите за меня! Глядите — вот лежит на носилках моя дочь, самая знаменитая несушка во всей Фландрии, которую этот разбойник только вчера, вопреки вашему запрету, лишил жизни! Пусть мои слова тронут ваше сердце!