Ламбер, насвистывая, подбирал к своему тексту разные мотивы.

— Ох уж эта аллитерация! — самодовольно проворчал он.

Сегодня они обедали в пивной на Ротхофштрассе. Ламбера там знали. Не только парни, что околачивались возле стойки и о чем-то спорили, но и белокурая дама, работавшая у пивного крана. В зале было шумно, музыкальные автоматы без устали гремели и звенели.

Ламбер заказал мясное блюдо и возмутился, что протоколист не пожелал того же.

— Уже приходится экономию наводить? — спросил он.

Но потом, разрезая осторожно, чтобы не обрызгаться, свежую ливерную колбасу, рассказал, какую чепуху наговорил накануне ночью в микрофон.

— Погодите-ка, — сказал он и стал рыться в кармане, отыскивая какую-то записку. — Экспромты тут не годятся. Возвращаясь от Норы, я весь текст точно сформулировал. И даже попытался еще прежде, чем снял красную лягушку с микрофона, придать голосу тревожное звучание. Вот, слушайте:

Передавал, как обычно, на ультракоротких волнах. Подумайте, что начнет вытворять ваш господин Глачке. Политическая взрывчатка! Недобитое прошлое! Зловоние! Э, да все равно, это я из-за вас передал текст в эфир, уж очень вы меня разозлили. Нет, успокойтесь, собственно, не из-за вас, а из-за Эдит.

— Из-за Эдит? Но какое это имеет отношение к Эдит?

— Из-за ее любопытства, мой друг. Тьфу! Любопытство к прошлому, что за извращенное любопытство! И единственное следствие — трупный смрад. Одним словом, зловоние. Литературная сенсация, сдобренная изрядным запашком. Не удивительно, что мертвые предпочитают оставаться мертвыми. Нора, конечно же, при моих словах насторожилась.

— Нора?

— Да, а кто же еще? Терпеть не может, когда ее о гостях выспрашивают, оно и понятно. Не столько из скромности, сколько опасаясь полиции да еще конкуренции. Но в конце концов мне удалось дознаться, что вы проходили по ее улице и на минуточку останавливались возле пассажа. Вас не Нора видела, она была занята, а кто-то другой. Там все все замечают, такая уж это профессия. Потом вы проследовали дальше, даже не спросив о Норе. Жаль, я считал вас разумнее. Эдит каждый раз злится, когда я называю вас сиротками, но, к сожалению, вы именно сиротки… Чтоб успокоить Нору, которая все еще держалась настороженно, я потолковал с ней и ее дружком о подоходном налоге. Вот надежная тема и нас всех касается. Черт побери, к тому же мне этот визит стоил денег! Ночь-то была воскресная, клиентов полно. Пришлось хоть как-то возместить Норе потерю заработка. Сунул ей кредитку, а все по вашей милости, да. Потому-то я так зол на вас. Ну ладно, ладно.

У меня, надо вам сказать, отличная идея относительно подоходного налога. Вполне осуществимая идея, она прямо-таки носится в воздухе и как нельзя более соответствует духу времени. Вот я и попытался воодушевить Нору, ее дружка, а также их приятелей и приятельниц, что сидели вокруг. Само собой разумеется, им понадобится организатор, я слишком для этого стар, но я предложил вас, вы юрист и все ходы-выходы знаете. Если бы не ваш чудаческий план — кончить курсы и отбыть в какую-то там развивающуюся страну, — я настоятельно рекомендовал бы вам занять этот пост. Вы бы на этом разбогатели. Подумайте лучше лишний раз, прежде чем впутываться в нелепую затею с развивающимися странами. Мое предложение куда современнее, у него большое будущее. У господина Глачке глаза на лоб полезут. Что же собирается предпринять ваш покорный слуга? Да только то, что предусмотрено конституцией, не более.

Итак, речь идет всего лишь о марше протеста наших девиц. Предварительную рекламу марша следует, конечно, продумать до мельчайших деталей. Без наторелых мастеров рекламы и психоанализа не обойтись. За этой братией дело не станет, пусть только почуют бизнес, в этом можно не сомневаться. «Пересмотр подоходного налога» — сам по себе неплохой рекламный лозунг, но одним лозунгом мы не ограничимся. Всегда ведь найдутся такие, что болтают о гражданском долге и прикидываются, будто с готовностью платят подоходный налог. С этим надо считаться. Нет, нам придется взывать к более глубинным инстинктам.

И Франкфурт представляется мне самым подходящим местом, чтобы начать наш марш. Западный Берлин отпадает. Ваш господин Глачке сразу же стал бы молоть всякий вздор о марксистских подрывных действиях и лишь скомпрометировал бы нашу затею. И Гамбург тоже. Их Санкт-Паули уж очень затрепали киношники, а у нас речь не о фильме. А вот такой безликий транзитный город, как Франкфурт, к тому же с аэропортом, для подобной общеевропейской идеи… Э, стойте-ка, идеи рождают идеи. Выражение «общеевропейская идея» нечаянно сорвалось у меня с языка, а ведь это же находка для рекламы и транспарантов. Наша старая добрая Европа единым махом вновь упрочила бы свои позиции. Это требуется еще основательно продумать. Да, удар по американизму. Они там сами себе отсталыми покажутся, особенно в связи с оттоком валюты на наш континент. Перед «общеевропейской идеей», если на нее не слишком Нажимать, даже ваш господин Глачке вынужден будет капитулировать.

Итак, марш протеста наших дам, который начнется на Кайзерштрассе, пройдет мимо памятника Гёте, Франкфуртерхоф и Гауптвахе, выйдет на Цейльштрассе и, наконец, пересечет площадь Либфрауэнберг и двинется к Рёмеру. Классический маршрут и не слишком длинный для наших дам на высоких каблуках. В первых рядах — дамы экстракласса в собственных «мерседесах», без устали сигналя; эти перлы нашего общества всенепременно должны принять участие в марше. И они наверняка примут участие, можно не сомневаться. Не из коллегиальности, нет, упаси боже, просто эта проблема касается их еще больше, чем их пеших товарок. Нельзя ли, например, исключить стоимость «мерседеса», поскольку машина связана с профессией, из суммы, облагаемой налогом? Недопустимо же, чтобы работающие налогоплательщицы, полноправные гражданки, были ущемлены в своих интересах по сравнению с каким-нибудь промышленным магнатом, это неслыханно! Вам, как юристу, следует взять себе это на заметку, такой устарелой несправедливостью должны наконец заняться и ученые.

Да, главное, и это определит наш успех: марш протеста будет проходить в высшей степени благопристойно. Скажем даже, благонравно. Пусть каждый почувствует, что речь идет о жизненно важных проблемах, об основных законах. Все, до самого Карлсруэ[38], должны это почувствовать. И разумеется — об этом можно и не упоминать, — никаких обнаженных тел, никакого секса, пусть этим пробавляются кино да иллюстрированные журналы, для нас это интереса не представляет. Длина юбок точно в соответствии с требованиями моды. Элегантность — да, но не экстравагантность. Впрочем, такие вопросы мы можем спокойно препоручить нашим дамам. Какая бурная распродажа начнется в салонах мод в преддверии марша! Парикмахерам придется работать сверхурочно. Какое увеличение оборота, трудно себе представить! Преодоление экономического кризиса! Банкиры сразу же навострят уши.

Убежден, они заблаговременно забронируют пользующиеся спросом стоянки, откуда удобно наблюдать процессию. Возможно, стоянками начнут спекулировать. Однако всякая индивидуальная реклама должна быть строжайше запрещена. Как, например, кивок той или иной дамы кому-нибудь из возможных клиентов или наоборот. Это вызовет скандал, вмешается полиция. Ну а на Рёмере, где процессия начнет распадаться, можно, пожалуй, дозволить ярмарку с продажей сосисок, с тирами — там наши дамы смогут выиграть говорящую куклу — и с качелями, на которых взлетают юбки. Этим мы не нарушим ни единого табу. Малая толика фольклора не помешает, но все в меру. Да, а что до музыки, то без нее никак нельзя! Понятно, не Баденвейлеровский марш[39] и никаких национальных гимнов, имея в виду международный характер протеста наших дам, как бы ни было соблазнительно исполнить «Марсельезу». Можно даже пригласить смешанную капеллу — свирели и гармоники, она возглавит шествие. И почему бы ей не исполнить такие добрые старые песни, как «Мне пора в поход…» и «Прости-прощай, родная сторона»? Они вполне подойдут, в этом вопросе нам нельзя придерживаться своих вкусов, мы обязаны помнить, что наши дамы крайне консервативны. Да, а когда на Рёмере участники процессии начнут расходиться, можно исполнить «Всем сердцем я служу тебе». Торжественно, в темпе хорала. Вполне уместно. Это свидетельствовало бы о готовности налогоплательщиц служить отечеству и доказывало бы, что они требуют всего-навсего налогового равноправия.