Поднялась одна рука — Липского.

— Вот я и смотрю, — весело усмехнулся Саблин, — почему один Липский не голосует ни «за», ни «против». Итак, друзья мои, объявляю решение комиссии: «Заслушав и обсудив дипломный проект товарища Жернакова Захара Илларионовича на тему — тема длинная, не буду зачитывать, — заметил Викентий Иванович, — комиссия постановила признать диплом защищенным с оценкой «отлично», присвоить товарищу Жернакову З. И. звание техника механизации строительных работ и выдать диплом с отличием…» Поздравляю вас, любезный мой дружище, Захар Илларионович, со званием техника! Думаю, что в этом звании вы долго не задержитесь и в недалеком будущем мы пожмем вам руку и поздравим с получением инженерного диплома.

Под гром аплодисментов покидал Захар аудиторию. Не чувствуя под собой ног, он вышел за дверь. Там Настенька обхватила его шею, прошептала:

— А теперь я тебя поздравляю, Зоря! — и крепко поцеловала в губы. — Я, кажется, не чувствовала себя такой счастливой даже тогда, когда сама получала диплом.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

12 июня 1937 года Комсомольск праздновал свое пятилетие. Уже стало традицией в этот (всегда погожий!) день проводить массовки на Амуре — в распадках, на островах.

Как обычно, в этот день прилетали самолеты аэроклуба, сбрасывали парашютистов и показывали фигуры высшего пилотажа.

Как и два года назад, первым шел затяжным прыжком Гурилев.

— Все! — сказал Захар. — Иду в аэроклуб!

— Не трепись! — Гурилев безнадежно махнул рукой. — Два года все собираешься.

— Да ты знаешь, башка-барабан, почему я не пошел тогда? Техникум боялся запустить. Теперь бояться нечего: диплом в кармане.

— Разрешите, сэр, полюбопытствовать, — Мишка скорчил почтительную мину, — в асы подадитесь аль куда?

— Прыгать с парашютом буду! Думаешь, ты один герой на весь Комсомольск?

— Сейчас-сейчас мы это запишем в книжечку быстренько-быстренько, — дурачился Мишка. Он и впрямь достал записную книжку и карандаш, стал записывать, повторяя вслух: — Жер-на-ков За-хар-ка, пер-вый прыжок се-го ме-ся-ца, числа два-дца-то-го. Точеч-ка. Ясненько? Так? — Он хитро заглянул в глаза Захара.

— А раньше нельзя?

— Никак. Вы же, сэр, пока еще профан, — скоморошничал Гурилев.

— Зоря, ты в самом деле?.. — Настенька испуганно посмотрела на мужа.

— Милая женушка, мы, кажется, закончили разговор в позапрошлом году и на этом самом месте.

— Но это же неразумно! Какая у тебя теперь будет нагрузка? Да и опасно ведь, Зоря!

— А война будет — не опасно? — Захар стал серьезным. — Особенно когда ты ничего не умеешь делать в бою. Посмотри, что творится в Испании, в Китае… Ты думаешь, война долго будет ходить стороной? А на нашей дальневосточной границе ведь месяца не проходит без самурайских провокаций.

— Слышу голос бойца, — торжественно произнес Гурилев.

На следующий день после работы Захар действительно отправился в аэроклуб. Как и условились, там его ожидал Гурилев.

— Маленько-маленько, паря, моя сомневалась, что придешь, — говорил он, дурачась и пожимая руку Захару. — Ну, а теперь всерьез. Сейчас пойдем к комиссару аэроклуба, исповедоваться будешь. Учти: он у нас строгий, особенно не перечь ему, отвечай: «Грешен, батюшка», — и все!

— Что-то я тебя не пойму, Михаил…

— Ну какой ты, право, Захарка, несообразительный! Я же насквозь вижу тебя: ты собираешься скрыть, что когда-то плюхнулся с коня и маленько покалечился.

— Не с коня, а с конем, — поправил Захар. — Ну и что?

— А то, что я уже рассказал ему об этом.

— Миша, ну кто тебя просил! — возмутился Захар.

— Вот кто! — Гурилев постукал себя пальцем по левой стороне груди. — Ясно?

— Ясно, — скучным голосом ответил Захар и вздохнул. — Значит, отставка?

— Там побачимо…

Разговор с комиссаром, не таким уж строгим, наоборот, добродушным, в сущности, только и свелся к этому. Захар объяснил, что уже давным-давно переломы не напоминают о себе.

— Ну что ж, тогда давай на комиссию, — сказал комиссар. — Наши проверяются в военном госпитале. Но потребуется полдня. Сможешь завтра отпроситься с работы?

— Постараюсь.

Госпиталь. Знакомая обстановка! Как будто только вчера он вышел из таких же стен, опираясь на костыли.

Проверка оказалась куда сложнее, чем предполагал Захар, и все это время опасение не покидало его: «Неужели забракуют?»

В этот день ему ничего не сказали, велели прийти завтра.

На следующий день его принимал хирург.

— Ну что ж, молодой человек, — сказал он, рассматривая на свет рентгеновский снимок, — у вас все нормально. Переломы срослись великолепно и ничем вам не угрожают.

Захара бросило в жар.

— Благодарю вас, — заулыбался он. — А скажите, доктор, в армию я годен?

— В технические войска вполне!

— А вы можете дать мне такую справку?

— На какой предмет?

— Хочу, чтобы поставили на военный учет, а то я числюсь в военкомате как ограниченно годный.

— Моей справки для этого не требуется. Просто подайте заявление, и вас переосвидетельствуют. А справку для аэроклуба вы сейчас получите.

Счастливым было это лето для Захара. Диплом техника-механизатора строительных работ, перспектива годности по состоянию здоровья в технические войска — о чем еще он мог мечтать!

Сразу же, не заходя домой, он отправился в аэроклуб и положил на стол комиссара врачебную справку.

— Вот, годен! — сказал он, сияя.

Комиссар пробежал глазами бумажку.

— Очень хорошо. Сегодня в восемь вечера на занятия парашютного кружка. Будете заниматься в группе инструктора Гурилева.

Домой Захар явился запыхавшись. Настенька уже вернулась с работы и привела Наташку.

— Женушка, дочка! — кричал он еще с порога. — Ваш отец — парашютист!

— Чему радуешься, дурачок! — с укором сказала Настенька. — Тому, что теперь мне прибавится тревог?

За эти дни она уже как-то смирилась с идеей Захара стать парашютистом. Но кто осудит женщину, подругу и мать, если она тревожится о своих близких? Настенька не принадлежала к той категории людей, которые ищут подвига, славы. Ей просто хотелось хорошо и спокойно жить, растить дочку, любить мужа, трудиться, как трудятся все.

— Но это еще не самое главное, — возбужденно говорил Захар. — От переломов следа не осталось, так и сказал врач!

— Вот это настоящая радость! — просияла Настенька. — Правда, Зоря?

— Еще бы не правда! Иначе разве допустили бы меня в аэроклуб? Знаешь, мне сказали, чтобы я прошел в военкомате перекомиссию, — соврал Захар. — Должен стать на военный учет как вполне годный к службе в армии.

Захар щадил Настеньку и решил, что не грех и приврать.

Поиграв с Наташкой и пообедав, он заторопился в аэроклуб.

Настенька поцеловала его.

— Ну, счастливо тебе, Зоря!

Десять дней длилась теоретическая учеба парашютистов. Вел занятия в основном Гурилев. Захар немало подивился его командирским качествам: ведь Миша — Захар хорошо это знал — и дня не прослужил в армии. Строг он был и с Захаром, называл его не иначе, как «товарищ Жернаков», и всякие шуточки-прибауточки будто отроду не были свойственны Гурилеву.

Наконец настал этот долгожданный день поездки на аэродром. Накануне весь вечер парашютисты занимались тренировкой. Раз десять каждый из них сложил и разобрал только те парашюты — основной и запасной, — с которыми он будет прыгать. Гурилев в этот вечер был бледен от волнения. Он отстранил от прыжков трех человек, которые допустили ошибку на укладке. Захаром он остался доволен — внимательность и добросовестность Жернакова сказались и здесь.

Аэродром находился в шести километрах от города, на ровном зеленом поле неподалеку от Амура. Пока грузовик мчался по пыльной дороге, ребята, одетые в синие комбинезоны и шлемы, горланили песни. И пение, и мысль о предстоящем прыжке с парашютом, и специфический запах комбинезонов — все это наполняло душу Захара давно забытым радостным чувством.