Изменить стиль страницы

Она знаком предложила подняться с ней вверх по лестнице, откинула крышку люка и, светя плавающим в масляной плошке огоньком, повела гостью по второму этажу, вернее, чердаку, где на соломе спали, храпели, ворчали во сне какие-то постояльцы.

– Артур сказал, что вы нежная девочка, так что я положу вас, как и подобает, в отдельном покое.

Отдельным покоем оказался занавешенный дерюгой закуток в углу. Но ложе тут было широкое, покрытое овчинами. Правда, на них оказалось немало блох, и Милдрэд ворочалась и чесалась, взбрыкивала, сбрасывая овчину. Ах, спала бы она сейчас на лебяжьих перинах в Херефорде, вдыхала бы аромат лаванды, каким прокладывали постельное белье, ее бы обслуживали и ублажали. Ну а Сибиллу она могла бы игнорировать. А потом приехал бы Роджер и защитил ее. И зачем она поверила наветам Донаты, будто Роджер собирается делить ее с братом? Доната просто забитая и злая, вот и несла невесть что. Нет, Роджер не такой, он благороден, он силен. Как подобный человек может чем-то хворать?

И вдруг вспомнила, как Артур спросил: «Вы что-то узнали о нем?»

Милдрэд даже села, обхватив колени. Что бы все это значило? Спросить бы у самого Артура, да где он? И вдруг Милдрэд поняла, отчего ей так плохо и почему она не может заснуть. Вовсе не блохи и не храп постояльцев раздражали ее. Ей плохо оттого, что Артур сейчас с этой…

Но тут она услышала чью-то ругань: на кого-то наступили, Артур в ответ извинился, смеясь. Зашуршала солома под его ногами – он осторожно приблизился. У Милдрэд забилось сердце.

– Кошечка, ты спишь?

Она опять была кошечкой! Но это не повод, чтобы он заходил за занавеску.

– Сплю, – как можно более вяло отозвалась она, а сама гадала: успел ли Артур за это время с Годит? Увы, девушка была совсем несведуща в подобных вопросах.

Опять шуршала солома: Артур укладывался за занавеской, словно собирался ее охранять. Милдрэд сладко потянулась, улыбаясь в темноте. Когда Артур был рядом – ей сразу становилось хорошо. Даже блохи словно куда-то делись, и о роскошном покое она больше не жалела.

Казалось, все петухи Англии слетелись в это затерянное в Динском лесу селение – так они горланили. Но Милдрэд продолжала спать. А когда проснулась, то в первый миг даже не поняла, где она. Что это за грязный кров над ней?

Окончательно очнувшись, девушка откинула занавеску: в маленькое окошко под стрехой вливался ясный свет, и она поняла, что уже давно настал день. Когда она сошла, то увидела сквозь распахнутую дверь бродивших во дворе кур, а на пороге играл маленький котенок.

За столом сидели несколько простецкого вида постояльцев, уплетая яичницу, а маленький мальчик раскладывал на столе какие-то дощечки. К нему подошла Годит, и сразу стало ясно, что это ее сын – до того они были похожи. Но тут мальчик посмотрел на спускавшуюся Милдрэд, и его мать тоже оглянулась.

– Отдохнули, госпожа? Ну и горазды же вы спать. Уже и полдень миновал, а вы все спите. Ну да ладно, вот, выпейте.

И она налила ей в крынку желтоватого жирного молока.

– А где мой спутник? – спросила Милдрэд, возвращая посуду.

– Решил проехаться да разузнать, что и как. Но долгонько его уже нет, так что вскоре появится.

Позже, уже перекусив, Милдрэд вышла за ворота. В селении жили семьи рудокопов и углежогов: Динский лес богат на руду и уголь, люди его добывают и перепродают на рынках Херефорда или Глочестера. А вот земледелием тут почти не занимались, лишь кое-где виднелись небольшие грядки. Причем местные жители смотрелись отнюдь не бедными, некоторые даже ходили в сапогах городской выделки.

Милдрэд миновала пересекавшую селение дорогу, прошла мимо кузни, откуда долетали размеренные удары молота. Девушка не знала, в какую сторону мог поехать Артур, поэтому просто села на склоне и стала смотреть на пасущийся на общинном лугу скот. Несколько бурых коров лежали на траве, монотонно двигая челюстями, другие лениво переступали, пощипывая сочные стебли. Пригревшись на солнышке, Милдрэд наблюдала, как два подросших бычка бегают друг за другом, бодаются, взбрыкивая лобастыми головами со смешными бугорками рогов. Были тут и овцы, но паслись они в стороне, там, где дорога сворачивала к лесу. Именно оттуда и показалось несколько вооруженных всадников, но тут же натянули поводья, когда перебиравшиеся через дорогу овцы загородили им проезд, засеменили, разноголосо блея.

Эта заминка позволила Милдрэд рассмотреть всадников. Вооруженные люди всегда вызывают подозрение, но тут, похоже, их приезд никого не встревожил: пара рудокопов обменялась с ними приветствиями, стали о чем-то спрашивать. А Милдрэд вдруг стремительно подскочила, поспешила укрыться за ближайшей изгородью и, пригибаясь, кинулась к постоялому двору. Только отдышавшись в своем закуте за занавеской, она стала что-то соображать и с досады дернула себя за волосы. Если ее узнали, если обнаружат тут… Ибо в возглавлявшем отряд всаднике она узнала Хорсу! Как он тут оказался? В любом случае Хорса – ее враг и человек Юстаса.

Самое ужасное, что путники, похоже, собирались остановиться на этом же постоялом дворе. Когда заскрипела лестница, Милдрэд от страха чуть не забилась под лежанку, но вовремя различила голос Годит. Та заглянула за занавеску и успокоила Милдрэд: это люди принца, которым не стоит знать, что тут находится родственница лорда Херефорда, да и просто красивую девушку им видеть ни к чему. Когда Годит уходила, она показалась Милдрэд даже симпатичной. И главное теперь – дождаться Артура. Ему ведь ничего не грозит, он вольная пташка, никто не ведает, на чьей он стороне.

Через какое-то время парень и впрямь поднялся к ней, и Милдрэд шепотом сообщила, что узнала в одном из прибывших Хорсу.

– Сакса Хорсу? Который сейчас является если не правой, то левой рукой принца Юстаса? – удивился Артур и, заинтригованный, снова спустился вниз.

Милдрэд ждала, и ждать ей пришлось долго. Солдаты Хорсы не слишком-то спешили уехать. Снизу долетали их голоса, потом забренчали струны, Артур что-то запел. Девушка слышала, как он весело болтал с приезжими, но никто из них так и не собрался подняться к ней. Наконец, когда солнце уже стало клониться к верхушкам леса, раздались звуки отодвигаемых скамей, голоса переместились наружу, и Милдрэд даже осмелилась выглянуть в окошко: воины седлали коней, Хорса вскочил в седло и тронулся во главе своего маленького отряда.

Но когда они скрылись из вида, Артур так и не поднялся на чердак, и Милдрэд, выждав какое-то время, спустилась сама.

Юноша стоял у ворот, глядел вслед ускакавшим всадникам и машинально гладил огромного лохматого пса, такого злобного в ночи, но сейчас, будто разомлевший от ласки медведь, жавшегося головой к бедру Артура. Милдрэд приблизилась и встала рядом, но он не повернулся.

– Жалеешь, что ты не воин? – попробовала пошутить она. Теперь, когда Хорса уехал, ее настроение сразу улучшилось.

Артур молчал.

– Что случилось? – не выдержала Милдрэд.

– Плохи дела, моя кошечка. Ибо, как я понял, этот Хорса со своими головорезами задумал напасть на одного парня. И имя его – Генрих Плантагенет.

Милдрэд не понимала, отчего Артур столь удручен, но постепенно он передал ей содержание оброненных фраз, намеков или подслушанных приказов Хорсы, считавшего, что в таком глухом углу люди, кроме имени своего лорда, ничего не ведают, и потому не сильно таившегося. Оказывается, пока Геривей Бритто и Херефорд оспаривают друг у друга Вустер, пока Юстас ведет переговоры с Глочестером, этот хитрый Хорса захватил некоего приближенного Плантагенета, поджарил тому пятки и выпытал, что Генрих был ранен, трое преданных слуг тайно вывезли его из Вустера и переправили в Эптонское аббатство, что недалеко отсюда, в Динском лесу. Эптонский аббат вообще-то человек мирный и не вмешивается в распри вельмож, однако золото и щедрые посулы сбили настоятеля с истинного пути, и он сообщил Хорсе, что принц поправился и теперь собирается в дорогу. Вот Хорса и намерен устроить Генриху ловушку, чтобы захватить его живым или мертвым.