— Опять похвальная чуткость… Стыдитесь!
Взлетов переменился в лице и резко поднялся:
— Может быть, товарищ прокурор, прекратить ненужную полемику?
— Я не полемизирую, профессор. Я подвожу вас к основному… Я хочу сделать вам дружеское предложение.
— Дружеское?.. Такому исчадию зла, как я?..
— В интересах вашей прежней семьи и в личных ваших интересах.
Кузнецов вышел из-за стола.
— Мое предложение сводится к одному: вы должны вернуться к прежней семье.
— Что это — прокурорский приказ?
— Нет, добрый прокурорский совет. Рекомендую от всей души прислушаться к моему совету. Погодите, выслушайте до конца. Вас обязывают к этому следующие, я бы сказал, неумолимые обстоятельства. Любовь Антонины Николаевны и ее страдания — раз. Письмо дочери — два. Ваше научное, общественное положение — три. Ваш возраст — четыре. Возраст той женщины, которую, не обижайтесь, я не могу назвать вашей женой, потому что считаю решение суда о вашем разводе неправильным…
— Это уж слишком! Решение вошло в законную силу, оно подтверждено Верховным Судом Республики!
— Правильно. Формально всё у вас в порядке. Я лишь высказываю личное отношение к вашему делу. Но я еще не всё сказал…
— Какую еще несправедливость предстоит мне услышать?
— Напрасно, профессор. Я желаю вам только добра… Рекомендую вам подать в прокуратуру заявление о том, что вы осознали свою ошибку и просите нас вмешаться в ваше дело — опротестовать решение о разводе.
— А если я не подам такого заявления?
Взгляды Взлетова и Кузнецова скрестились. Это был долгий, пытливый взгляд. Взлетов первым отвел глаза.
— Так мне и надо!.. Зачем я пришел к вам? Чего искал, что мог найти у вас?
— У нас всегда так: одни находят, другие теряют. Как правило, права бывает только одна сторона. Что касается нашей беседы, — готов извиниться за некоторые грубоватые выражения. Однако дело не в форме… Скажите — прав я по существу или не прав.
Взгляды опять скрестились. И снова Взлетов отвел глаза.
— Я знаю одно: никто не позволит позорить меня как ученого. В нашей стране берегут ученых, и я… Я нужен стране. Из-за мелких бытовых неурядиц, не имеющих никакого отношения к государству, — из-за этого не позволят выводить меня из строя…
— Профессор! В нашей стране заслуги никому не дают неприкосновенности.
Взлетов демонстративно отвернулся.
— Ну что ж, — негромко сказал Кузнецов, — будем считать, что моя добрая миссия не увенчалась успехом… Всего хорошего, профессор.
Когда жена уложила детей, а потом и сама уснула, — Кузнецов принялся за работу. Он составил представление на имя Генерального прокурора, прося его обратиться с протестом в судебную коллегию по гражданским делам Верховного Суда Союза ССР. Затем написал и личное письмо Генеральному прокурору.
Приступая к этому письму, Кузнецов на мгновение остановился. Удобно ли прибегать к такой не совсем обычной форме обращения по деловому вопросу? Не следует ли сначала, соблюдая субординацию, обратиться к прокурору республики?..
Однако подумав, Кузнецов решил, что сложность вопроса позволяет нарушить обычный порядок. С такой же страстью, с какой писал представление, он принялся за письмо:
«…Вас должно заинтересовать дело Взлетовых. К нему нельзя отнестись равнодушно. Лично я работал над ним с волнением, а письмо Светланы, на которое прошу обратить особое внимание, потрясло меня своей непосредственностью, правдивостью, остротой.
Профессор Взлетов утверждает, что любит вторую свою жену, что нет такой силы, которая могла бы вернуть его к прежней семье. Возможно, он действительно любит вторую жену. Всё равно закреплять его любовь законом нельзя: она несправедливая, эгоистичная, односторонняя (прошу обратить внимание на запись в протоколе судебного заседания метких замечаний по этому вопросу бывшей жены Взлетова).
Однако не только на это хочу я обратить Ваше внимание. Цель моего письма сугубо практическая.
Не только дело Взлетовых, но и ряд других дел о разводе убеждают меня: наши судьи, по крайней мере, некоторые наши местные судьи, не всегда на высоте по этой категории дел. Они неосновательно уступают домогательствам истцов, которые прибегают ко всякого рода ультиматумам: «Всё равно не буду жить!», «Решайте как хотите, а я своего добьюсь!..» Никаких «ультиматумов»! Потакать им — значит идти на поводу у недобросовестных людей, подрывать доверие к советскому закону, разрушать замечательную его идею, направленную на укрепление семьи.
Ведь не секрет, что все эти «ультиматумы» чаще всего обусловливаются или легкомыслием или эгоизмом: потускнели от времени чувства к одной, почему бы не перекочевать к другой, почему бы не обновить своей любви?.. По закону, нуждающийся нетрудоспособный супруг имеет право получать от другого, трудоспособного супруга материальную помощь не более одного года со дня прекращения брака. А вот если брак не расторгнут, эта обязанность сохраняется пожизненно. Тогда Взлетовым не уйти от своего долга: хочешь не хочешь, а выполняй святой свой долг, выполняй в строгом соответствии с гуманным требованием советского закона…
Этот мотив лишний раз подтверждает, почему надо проявлять величайшую осторожность при рассмотрении дел о разводе, почему надо более решительно отказывать в исках всем «обновленцам» в любви, всем себялюбцам…
Очень прошу дать указание по прокуратурам неотступно следить за тем, чтобы никому не удалось измором взять закон, обойти его.
И еще один вопрос. Неплохо было бы дать указание, чтобы такие дела, как дело Взлетовых, обязательно слушались с участием прокурора и обязательно при открытых дверях. Я обращаю Ваше внимание на этот вопрос потому, что кое-кто до сих пор оглядывается на формулу: «Сора из избы не выносить». Неумные взгляды, мелочные опасения! Они не совместимы с величественным, гигантским размахом нашей жизни, с боевыми установками партии и правительства — беспощадно выкорчевывать всё, что мешает народу успешно двигаться вперед, к коммунизму!..»
Перечитав письмо, Кузнецов внес в него небольшие поправки. Затем написал на конверте:
«Москва. Генеральному прокурору Союза Советских Социалистических Республик».
Запечатав конверт, прислушался. Из соседней комнаты доносилось сонное дыхание жены и детей. Осторожно, стараясь ничем не нарушить тишину, поднялся из-за стола, вышел на улицу подышать морозным воздухом…
Ночь была на исходе. Над громадами домов, над заснеженными крышами тихо пробиралась бледная предутренняя луна. А внизу ярко горели фонари, дворники сметали снег, спешили первые пешеходы. Город готовился начать новый день…
В ЗАЩИТУ ЛЮБВИ
Граждане судьи!
Я хочу говорить в защиту любви. Мой уважаемый противник, адвокат Иванов, снисходительно улыбается. Вижу скрытую ироническую улыбку и на лице прокурора Кузнецова. Вероятно, они находят мое заявление несолидным; может быть, даже смешным. Вероятно считают, что настоящая любовь в защите не нуждается: она сама себе надежная защитница, сама сумеет постоять за себя…
Так ли это? Думаю, не так: настоящая любовь тоже нуждается в защите.
Могут спросить: от кого или от чего намерен я защищать это прекрасное чувство?
Отвечаю: я буду защищать любовь от неправильных взглядов, от досадных заблуждений, от необоснованных и несправедливых притязаний ответчика по данному делу — гражданина Соколова Андрея Прохоровича, мужа моей доверительницы Анны Петровны Соколовой.
Вы, граждане судьи, а вместе с вами и мы, представители сторон, и прокурор, немало употребили усилий, чтобы всесторонне разобраться в обстоятельствах настоящего дела, чтобы найти истину.
Добились ли мы цели? Думаю, что да, добились: истина найдена, она в наших руках!..