— Хорошо, — подытожил Блэк. — Ты верно рассудил: сначала Зак, потом возмездие. Мы с Уильямом едем в Верону для обмена. Пусть твои девчонки подготовят всякие доверенности и прочую документацию, что может нам понадобиться для подтверждения своих полномочий перед Сеферелли. Вы с Алексом остаетесь здесь и ждете возвращения Зака. Есть вопросы, возражения, предложения? — Он внимательно посмотрел на каждого из нас, — нет?! Ну и хорошо. Здесь до Вероны на машине ехать часов семь, а спешить особенно незачем — информации о времени и месте передачи денег пока нет. Значит, приедем под вечер. Алекс, к тому времени у Винченцо должны быть все наши документы, еще нам нужен отель и позаботьтесь, чтобы с деньгами не было проблем. Уильям, пошли к себе, соберемся, да и пора уже ехать.
Собирались они быстро — минут через десять мы с Алексом уже стояли на набережной и смотрели вслед FIAT'у, увозящему Дэни и Уильяма.
А я в который раз "вспоминал" еще одну подробность, о которой не стал говорить Блэку — я их больше никогда в своей жизни не увижу — ни Дэни, ни Уильяма. И я знал, что так и должно быть. Или они или Захар и я.
Мы все успели: веронский банк получил необходимое подтверждение полномочий Блэка и Донована, забронировали номер в Hotel Porta Palio — почти в самом историческом центре, на берегу обводного канала своенравной реки Адидже.
Мы сидели перед открытым балконом в моем номере, смотрели на море. Алекс курил, а я посасывал какой‑то коктейль — "Веселая вдова" — на основе мартини. Несколько пустых стаканов уже стояли на полу перед моим креслом. Раз в полчаса Алекс звонил портье и меланхолично требовал принести в номер "ун альтро биччере Merry Widow". Требуемое появлялось еще спустя три минуты. И я снова вливал в себя это еловое горько–сладкое пойло.
Как я не пытался быть спокойным, но от одолевавшего меня бешенства отделаться не удавалось. Хотелось все вокруг бить и крушить — вместо того, чтобы заниматься большими делами, которые я уже привык считать свой жизнью, мне приходилось сидеть в этой итальянской дыре и тупо пока события сами сложатся в нужную мне комбинацию. Я уже раз тридцать себе поклялся, что более никогда не допущу подобных ситуаций .
— Этих мерзких итальянских коммунистов–террористов я выжгу с этой земли каленым железом, потому что еще никто так не мешал мне работать! — Моя ярость нашла выход в разбитом стакане, вызвав удивление на обычно бесстрастном лице Вязовски. — Никто не отнимал у меня попусту столько времени!
Два раза я разговаривал с Луисвиллом. В первый раз позвонил сам, пытался успокоить распереживавшуюся Линду и не стал говорить девчонкам о произошедшем. Отделался неопределенными "делами", по которым Зак отлучился на несколько дней в глухой район Швейцарии, где нет никаких телефонов. Во второй раз позвонила Марта и передала просьбу Фрэнка Бригли завтра связаться с ним обязательно.
Солнце уже село, когда раздался долгожданный звонок из Вероны и Алекс включил громкую связь:
— Бонанотте, сеньоры, — судя по голосу, Дэни пребывал в хорошем настроении. — Мы на месте. Винченцо молодец, все подготовил. Осталось дождаться следующего письма. Что у вас?
— Море плещет волнами, солнце утонуло, я курю, — ответил Вязовски, — Сардж тихо напивается и злится. Все хорошо.
— Отлично, Алекс, ты прямо поэт несостоявшийся! Позвони Тэдди, узнай, кто здесь сидит из его приятелей в веронском консульстве. Может понадобиться. Сделай, пожалуйста, я утром перезвоню. Ну все, до завтра. И передай Сарджу — пусть не бесится, все сделаем как нужно.
— Он слышит, — ответил Алекс и раздались гудки отбоя.
Он хотел поставить телефон на место, но посмотрев на меня, спросил:
— Еще одну "вдову"?
— Да, — ответил я, опустошая стакан. — Скажи мне, почему ты не останавливаешь меня? Ты же охранник?
Он кивнул:
— Охранник, не врач. Я сохраняю не здоровье, а тело. Хочется пить — пей. Только не ходи никуда в таком состоянии и тогда мне будет даже легче охранять бесчувственную тушку, чем пасти перевозбужденного неврастеника.
— Две "вдовы", — сказал я.
— Окей, — согласился Вязовски, и скомандовал в трубку: — Дуэ тацце, сеньор.
— Алекс, а у тебя есть пистолет? — Я еще ни разу не видел у него оружия — даже в аэропортах, проходя досмотр, он нигде его не показал.
— А нужен?
— А если вдруг что‑то случится?
— Не каркай, Сардж.
— И все‑таки?
— Для "все‑таки" я найду, чем тебя защитить.
— Пистолетом?
Он усмехнулся и прикурил новую сигарету.
— И пистолетом.
— Так он у тебя есть? Покажи!
— Пей "вдову", Сардж.
— Алекс, она пока кончилась. Покажи, чем ты станешь меня защищать!
Он вытянул перед собой пустые ладони и сморщился от попавшего в глаза дыма:
— Вот, левой и правой. Этого достаточно.
— Дай мне свой пистолет!
— Ты напился, Сардж. Ты опасен для окружающих.
— Вынь обойму и дай мне свой пистолет, — я протянул руку.
Раздался стук в дверь и молодой служка внес поднос с двумя стаканами изрядно надоевшей мне "веселой вдовы".
— Грация, джованното, — поблагодарил его Вязовски и сунул в кармашек на форменном кителе купюру в две тысячи лир. — Либеро!
Итальянец показал глазами на стаканы вокруг моего кресла, но, наткнувшись на мою неодобрительную гримасу, молча прикрыл за собою дверь.
Услышав, как щелкнул замок, я спросил:
— Алекс, разве ты говоришь по–итальянски?
— Мой итальянский так же хорош, как… — Алекс задумался на секунду, — как и французский. Пардон, месье, коммон са ва, гарсон, амур, оревуар, коммон сё рендро а Пари, вузаве ун арме, о–ле сьеж де ля девизьон, ду се кво режимо… пожалуй, все. Нет, еще — же не ма па сис жур, но это все знают.
— Что это значит?
— Разное, — покрутил сигаретой в воздухе Алекс. — Глупости всякие военные.
— Пистолет покажешь? Или я сам его возьму?
— Какой ты нудный дурак, Сардж. Зачем он тебе?
— Ты, Алекс, такой же нудный дурак, — я отхлебнул из стакана, встал и, слегка покачиваясь, направился к шкафу.
— Стой! — окликнул Алекс. — Ты о нем откуда знаешь?
— Вязовски, кончай тупить. Я ВСЕ знаю. Так дашь или что? — я открыл шкаф.
— Отойди, — он уже стоял у меня за спиной. — Я тебе покажу пистолет.
Ни скрипа кресла, ни шороха шагов… Хотя, я был пьян и мог не услышать.
Я вернулся на свое место и, довольный, отхлебнул еще.
Раздался металлический щелчок, чуть сзади, и над ухом, я обернулся и увидел, как Алекс крутит в руке пустую обойму, выпавшую ему на ладонь.
— Что за…, — он посмотрел на меня: — Твои проделки?
Я пьяно улыбнулся и подбородком показал ему на балкон — если посмотреть с него в клумбу, то даже в тусклом свете ночных огней наверняка можно было заметить металлический блеск патронов.
— Что за шутки, Сардж?
— Ну, я подумал, что у меня за телохранитель такой без оружия? Когда ты пошел в туалет, я нашел пистолет, и в голову мне пришла мысль провести тренировку! Как быстро ты сможешь сгонять за патронами и вернуться?
— Ты совсем опупел, сопляк? — Вязовски был на удивление спокоен.
— Ты такой спокойный, потому что у тебя есть еще один пистолет с патронами?
— Нет больше ничего.
— А если вдруг сейчас в номер ворвутся эти Красные партизаны?
— Бригады, — поправил меня Алекс.
— Точно, они самые! Так что делать будем, если вдруг…
— Мы умрем, — так же спокойно оборвал меня Вязовски. — Зачем ты это сделал, Сардж?
— Значит, больше оружия нет?
— Нет!
Я посмотрел на часы:
— Хорошо, будем считать, что ты говоришь правду. Да я и вижу это. Включи телевизор. Найди какой‑нибудь новостной канал. Самое время.
Из "Панасоника", стоявшего в углу, сначала раздалось шипение, потом обычная итальянская скороговорка, разобрать которую могли только сами итальянцы, потом были песни, пара сериалов с тяжелой трагической музыкой, мелькнуло лицо всесоюзного любимца Каттани из La Piovra — Вязовски переключал каналы… Остановился Алекс только услышав безупречный английский ведущего CNN. Минут пять мы слушали самую значимую новость дня — итоги 30–й церемонии "Грэмми": комментаторы восторгались Полом Саймоном и U-2, и только под занавес передачи мимоходом упомянули о взрыве отеля в Милане.