Она улыбнулась и пообещала:
— Я все сделаю бегом. Какую газету?
— Ту, что с фотографией на первой странице.
Она поняла, что мне надо. Ее улыбающийся рот порочно скривился в уголках. Но тут ее взгляд упал на пулевое отверстие в ветровом стекле, и все повторилось сначала: улыбка исчезла, челюсть отвисла, а глаза вытаращились.
— Не обращайте внимания. — Я кивнул на дырку, причем моя шея явно заскрипела. — ФБР.
— Да, сэр. — Она поспешно удалилась.
Через минуту она вернулась с газетой. Я пролистал ее, пытаясь обдумать ситуацию, пока официантка не принесла еду. Я тут же отъехал из опасения, что она позвонит в ФБР и сообщит, что здесь находится их спецагент в жутком состоянии.
Поскольку мне и самому было неизвестно, куда я так тороплюсь, я запарковал машину под уличным фонарем и с жадностью проглотил сандвич. Потом, потягивая пиво, стал размышлять над событиями двух последних дней. Я взглянул на часы: стекло разбито, но, как ни удивительно, они продолжали идти и показывали одиннадцать. Примерно в это время две ночи назад я услышал жуткий вопль с верхней площадки лестницы в особняке Фелдспена в разгар костюмированного бала. Многое случилось за прошедшие сорок восемь часов, а я все еще не имел ни малейшего понятия об убийце.
При каждом движении я, казалось, вновь ощущал боль, и чем больше я думал о полученных мною ударах и ссадинах, тем сильнее закипал. И чем чаще я вспоминал Брэйна и его грязный рэкет, тем в сильнейшую ярость впадал. И хотя я был чертовски раздосадован, голова моя была ясной, и мне вдруг подумалось, что не стоило оставлять Датча и Флема валяющимися на краю темной дороги, как пару мертвых золотых рыбок.
Поэтому я подъехал к другой забегаловке под открытым небом, увидев там в углу, возле автостоянки, телефонную кабину, и припарковался вплотную к ней, чтобы не светиться в толпе, как нечто забытое похоронным бюро. Найдя монетку, я набрал 1–4057 — номер, записанный Мэйсом на спичечном коробке утром у его бассейна.
Ответил сам Мэйс.
— Хэлло, Мэйс? Здесь Шелл Скотт.
— Что? — взревел он. — Ты где, черт тебя побери?
— Я не покойник и не валяюсь в канаве, как тебе хотелось бы.
Прошла пара секунд, прежде чем он снова заговорил:
— О чем ты, Скотт? Что за идиотские шуточки?
— Идиотские?
— Идиотские, идиотские.
— Ты еще скажи, что не посылал своих мальчиков наделать во мне дырок. — Я был слишком утомлен, поэтому мой голос вряд ли звучал саркастически.
— Да что с тобой, черт возьми? Ей-богу, не посылал. Мне ни к чему дырки в тебе. Я просто хотел тебя видеть. Насчет проклятой газеты. Какого дьявола…
Я прервал его:
— Ладно, приятель, вот что я тебе скажу. В следующий раз, когда захочешь повидать меня, не посылай своих мальчиков, приезжай сам.
— Послушай, чурбан! — прорычал он. — Я требую, чтобы ты приехал ко мне. Жду твоих объяснений.
— Сейчас у меня нет ни времени, ни желания, Мэйс. Что касается газеты, я не имею к этому никакого отношения. Если бы ты пораскинул мозгами, сам бы понял. А теперь ответь мне на…
— Черта с два я тебе отвечу! — проревел он. — Приезжай немедленно и объяснись.
Я вздохнул:
— Ты хочешь, чтобы я повесил трубку?
Он заворчал и зашипел, но промолчал. Я продолжил:
— Скажи мне вот что. Ты очень близок с Вандрой? Сегодня я имел возможность увидеть ее в неглиже прежде… — Я сделал паузу и мысленно простонал: — Чем погас свет.
Услышав, как он громко рассмеялся на другом конце линии, я проворчал:
— Успокойся и послушай. Ты прекрасно знаешь, что не тело Вандры изображено на картине, фотографии с которой продают по всему Лос-Анджелесу. Она не настолько хорошо сложена.
Мои барабанные перепонки чуть не прогнулись вовнутрь, когда Мэйс завопил, обещая оторвать мне конечности. Когда он немного утих, я сказал:
— Мне наплевать, даже если она носит фальшивый зад. Я хочу лишь прояснить кое-что. Остынь. Это может быть важно.
Он покипел еще с минуту и рявкнул:
— О'кей, башка! Какие у тебя проблемы?
— Ты ведь знаешь, что на картине только лицо Вандры, так?
— Так. И что?
— Держу пари, ты в курсе насчет натурщицы для всего остального. Так?
— Так, черт побери! Это маленькая убийца и шантажистка Холли Уилсон. Черт, я видел, как она позировала. Эта…
Я прервал его:
— Хватит. У меня нет времени. Вандра знает, кто позировал для картины?
— Нет. Зачем ей говорить? Ни к чему ей влезать в мои дела. Уверен, она знает только то, что это не она. Но какая тут связь?
— Может, никакой. Брэйн пытался шантажировать Вандру той картиной, так?
Он проговорил медленно, с придыханием:
— Не вижу, с какого бока это тебя касается, Скотт.
— Ради Бога, ответь только «да» или «нет». И тогда я, может, скажу тебе, где твои мальчики.
— Кто мои?
— Датч и Флем. Твои подручные.
— О чем ты толкуешь?
— Они не вернутся домой, Мэйс. Так «да» или «нет»? Я и сам догадываюсь, но хочу быть уверенным.
Помолчав с минуту, он сказал:
— Ну что ж. Возможно, Брэйн и пытался ее шантажировать. Что с того? И что там с Датчем и Флемом?
— Они надумали прикончить меня. Может, ты знал про это, может, нет. Сейчас они валяются на дороге в Бенедикт-Каньон.
— Где?
— Во всяком случае, там я их оставил.
— Что произошло?
— Мне пришлось пристукнуть парней их собственной машиной. Не знаю точно, в каком они состоянии. Но надеюсь, что они сдохли.
Он немало удивился:
— Что ты с ними сделал?
— Пристукнул машиной.
— Чем-чем?
Трубку я швырнул так, что у него, наверное, едва не лопнули барабанные перепонки.
Кряхтя, я влез в машину. Настроение было препаршивым. Я не получил даже удовольствия от причиненных Мэйсу неприятностей. Обычно, занимаясь делом, я знаю, чего хочу. Но это дело было совершенно безумным. Конечно, у меня были кое-какие зацепки и ниточки, однако я не имел ни малейшего представления, куда они ведут. Собранная мною информация подсказывала определенные ответы. Вот только не ясно, какие именно. От этого мне было мало радости. Намеки на ответы крутились в моей черепушке, но никак не складывались воедино. Я остро нуждался в отдыхе, мне бы соснуть минуточек шестьсот. Однако меня не покидало ощущение, что время поджимает. Если я собираюсь найти правильные ответы, делать это следует быстро. Вероятно, мое подсознание пыталось спасти меня, предупредить, что что-то не так. Но что бы там ни творилось с моим подсознанием, у меня было весьма противное чувство, как если бы маленькая мышка бегала по моему позвоночнику.
Допив пиво, я бросил пустую бутылку за сиденье, поднял газету и опять стал разглядывать фотографию. В ней, естественно, ничего не изменилось.
Вандра Прайс. Что я о ней знал? Любимая женщина рэкетира. Новая звезда «Магны». Новейшая. Только-только вышел ее первый фильм. В киногороде она появилась с год назад. И вот уже красуется на первой полосе лос-анжелесской газеты. По крайней мере, ее голова при взятом напрокат теле. Мне в голову пришла забавная мысль. Вандра оказалась в дурацком положении. Если она попытается отрицать, что на картине изображено ее тело, как, черт возьми, она это докажет? И даже если она станет оспаривать это, ей придется предъявить свое тело — лишь наполовину красивое и только на четверть сексуальное по сравнению с тем, которое считал принадлежавшим ей каждый читатель газеты. Я представил себе кричащий заголовок: «„Оладушки“ доказывают фальшивость изображения Прайс!» — или нечто подобное.
Вполне можно было сказать, что Вандра Прайс попала из огня да в полымя.