Я теряю нить. Потому что в моей голове пульсирует все та же фраза.

«Мир еще не проснулся»

Я тщетно ищу в ней реальный, обтекаемый смысл, но не могу найти. И это очаровывает еще сильнее. это заставляет снова переосмысливать что-то фундаментальное. И телка, которая все также понемногу приплясывает, теперь уже с каким-то высоким кавказцем, удивительно похожа на нее, но это точно не она, и…

«Мир еще не проснулся»

- Ладно, парни, если кто-то хочет опоздать… - Алессио отвлекается на звонок по мобильнику; смотрит на экран; серьезнеет и берет трубку.

Пока он приглушенно с кем-то говорит, я смотрю на Мика. Потом на Женю. Я знаю этих людей?

Мне необходимо нюхнуть. Это голодание. Длинное похмелье, от которого, увы, никуда не деться.

- …и они еще утверждают, что это мужчине важна опека вещей, ага? – возмущается Женя. – А большинство без шмоток и косметики вообще ни хрена из себя не представляет. Вялые сиськи и ноль интеллекта.

- Кто-нибудь пойдет припудрить носик? – интересуюсь.

- Самое время, - встает Вик.

Мы уходим.

Я сильно чешу голову.

Как будто это поможет отогнать эту фразу.

Я теряю ориентацию в реальности, и Вик меня поддерживает за локоть.

- Я обожаю этого ниггера, - смеется; это он про Алессио. – Где он берет этот стафф?

Бормочу что-то несвязное. Тянет заплакать. Подхожу к раковине. Упираюсь ладонями.

- Мне вставило, - констатирует Вик и смотрит на себя в зеркало.

Я не могу поднять глаз.

И главное даже не в том, что я не понимаю, кто я и что я делаю каждый день, час, каждое мгновение. Дело в том, что, когда она – та, которую я любил, – была со мной, здесь, я не задавался этими вопросами. Не занимался пустой самоидентификацией. Все было ясно.

Та, которую я любил?

Я ведь так это произнес про себя?

Любил?

Мик говорит, что отправил телкам, на которых у него текут слюни, бутылку «Кристалл». И подмигнул. Мне кажется, он всегда будет таким.

Говорят, что Алессио уже вышел. Не знаю, почему так. Уходим, рассчитавшись.

Я теряю какие-то секунды. Мне кажется, что тут, перед выходом, толкучка, но меня никто не трогает. Странно.

Все, что происходит на улице, впивается в мое сознание острыми когтями.

Какие-то очевидно пьяные мужики весьма приличного вида орут друг на друга.

«Да мне насрать! Я тебя предупреждал, мне кажется…»

«Нет, ты мне объясни, почему твои люди там были…»

«…и не надо сказок, я на твою жопу клянусь, что это твой водила…»

«…за базар? А? Ответишь? Я людей приведу, и все. Там поговорим…»

«Че ты сливаешься? Э, куда ссышь?»

Есть в этом какая-то логика. Но вот только…

…при чем тут я?

Кто-то бьет другого в лицо. Поднимается гомон. Трое парней брутального вида подбегают и отталкивают ударившего. Пытаются фиксировать. На них налетают трое других.

Алессио оказывается в этой куче и несколькими окриками всех разводит.

- Стоять! Всем! – его взгляд уходит куда-то вправо и вниз. – Ты че? С дубу рухнул? А?!

- Хавальник захлопни! – неуверенно, но с претензиями на господство выдает лысый парень, в руку которого появился приличных размеров «ствол».

Его оппонент достает из кармана свой.

- Все, расслабились, сказал! – Алессио в этой обстановке звучит удивительно уверенно; чего-то я о нем точно не знаю. – Слышь, ты…

Он понижает голос и поочередно говорит то с одним спорщиком, то с другим. Но не особо удачно. Перебранка между ними возобновляется. Алессио отталкивает кто-то из свиты. Чьей – не знаю, но явно шестерка. Алессио это не устраивает. Он с разворота определяет ногой в «табло» обидчика. Кто-то кричит. Пострадавший на асфальте. Из клуба выходят пятеро в черном.

- Ал! – Вик. – Помощь надо?

- Нет! – рявкает Алессио, оглядываясь. – Ни шагу сюда!

Обороты растут. Образуется давка. Я не хочу даже приближаться, но Вик уже подходит сам. Пытается кого-то выдернуть, поговорить. Получает под дых. Увы, наивно. Я вздыхаю и подбегаю к нему. Нас кто-то отталкивает.

Метрах в трех раздается выстрел. Все не секунду замирают. Потом кто-то убегает. Визг каких-то телок. Вдалеке просыпается сирена.

Еще выстрел. Кто-то орет, что это в воздух. Не все слышат.

Алессио застрял где-то между теми двумя. Я вытягиваю Вика. Он покашливает. Бормочет, что все нормально. Какой-то урод что-то спрашивает у меня. Довольно грубо. Мне надоедает. Я без вопросов бью его в лицо максимально напряженным кулаком. Опешив, отступает назад. Спотыкается и падает.

Я пытаюсь добраться до Алессио. Сбоку мелькает Мик. Еще пара выстрелов. Сирены все ближе. Из речи в воздухе – в основном, мат, обычная ругань и немного блатной фени, так сказать.

В толпу врезается какой-то идиот и с размаху разбивает об голову высокого бритого парня пустую бутылку от вина. Эффективно, надо признать. Я пытаюсь позвать Алессио. Звук битого стекла. Когда звук сирен становится слишком явным, по толпе проходит неравномерный вздох, и темп драки спадает. Я делаю рывок к Алессио, которого кто-то уже уверенно держит за плечи, но меня толкает в сторону торопящийся куда-то здоровяк, и я падаю на асфальт.

Группируюсь. В руку впивается что-то острое. Мелкое. Осколки бутылки. Этикетка рядом, на крупном куске стекла. По иронии судьбы, это может быть та самая бутылка «Кристалл», которую Мик отправил тем телкам. Или нет. Не знаю.

Стекло в моем теле. Поднимаю руку. Кровь идет довольно быстро. Сжимаю зубы и встаю.

- В травмпункте поговорим! – орет вслед какому-то мужику Мик.

Это у него шутки такие. Вряд ли он когда-то видел обычный травмпункт с очередью. И даже обычную поликлинику. Я вот не видел, например. Меня по мере необходимости и обязательно – раз в полгода для профилактики – обслуживает семйный врач. Доктор Насыров. Специалист по всему – от переломов до импотенции.

Алессио явно озадачен. Его отпустили. Все заскакивают в припаркованные рядом машины. Менты совсем рядом.

Алессио кричит кому-то «Да щас я!» и кому-то торопливо звонит. Прикрывает трубку.

- Ребят, - обращается ко мне, Вику и Мику, инстинктивно сгруппировавшимся, - извиняйте, надо разбираться. Меня касается. Если вылезу, отзвонюсь. Надо решать вопросы.

Не дожидаясь ответов, убегает, громко говоря по телефону.

Почему-то вспоминаю, что Алессио – единственный из нас, кто уже получил образование, причем в LSE, в Лондоне, и у кого уже есть работа – в штате компании его отца.

Есть занятое место в штате компании его отца.

Я выдыхаю и сажусь на корточки.

Мик закуривает.

Свет мигалок слепит.

Смотрю на часы.

18:56

Рановато.

Жжет.

Медсестра скорой промывает раны довольно бережно. Но приятного мало. Осколки вошли достаточно глубоко. Оказались достаточно крупными.

Достаточно крупная случайность может убить. То, на что нет расчета, может оказаться решающим.

Когда-то это тело испустит дух. Видимо. Я смертен. Видимо. Когда-то эта кровь станет такой же застоявшейся, как та, что на тампоне со спиртом или чем она там, мать ее, протирает мне раны!

Как ни крути, умрешь. Не сегодня – в какой-то другой день. Почему-то сейчас я это понимаю особенно остро. С этим все равно никто не смиряется. Никогда. Можно сказать, что хочешь или готов умереть. И если это правда – то речь идет о долбанном больном ублюдке. Даже в старости инстинкт самосохранения, старательно превозмогая глупость, борется за нас. А мы убиваем себя, не понимая, что второго шанса не будет.

Но это не значит, что мы не боимся умереть. Мы просто верим, что будем жить. Когда-то это не оправдается.

- Свободен, - вздыхает медсестра.

- Ну, да, - киваю; ухожу.

Менты опросили всех, кого смогли. Никто ничего не знает. Я-то уж точно. Случайная жертва. Заявление писать не буду. Спасибо, буду иметь в виду.

Сын одного приятеля моего бати – хорошего приятеля, по студенческим годам, - на два или три года моложе меня был – порезал себе вены в том году, в день рождения. Но на этом не успокоился. Шагнул из окна пентхауса на двадцать пятом. В крови обнаружили амфетамин. Просто титаническое количество амфетамина. Так оно и выходит. Чувак ушел головой¸ а возвращаться ему было некуда. Это слишком.