— Что нужно сделать, чтобы мы вновь были вместе? — спросил я. — Чего ты требуешь?

— Перестать делать то, что ты делаешь, — твердо сказала она.

— И что — снова актер-неудачник?

— Питер, ты умный человек. Есть масса вещей, которыми ты можешь заниматься.

Демонстрировать у «Вулворта» ножи для чистки картошки, продавать шарфики в «Королевских дланях», водить машину, подавать грибные котлетки в вегетарианском ресторане, профессионально выгуливать собак — масса вещей.

— Знаешь, — мягко сказал я, — пожалуйста, не сердись, но вот что я скажу тебе, Дженни. Если бы ты — прости, Господи, — стала шлюхой, я все равно любил бы тебя, оставался с тобой. И если бы ты пристрастилась к наркотикам или заболела какой-нибудь жуткой болезнью, никогда бы с тобой не расстался.

Она повернулась ко мне, взяла за руку.

— Верю, Питер. Но если ты готов на такие жертвы, то почему не хочешь отказаться от мерзости, которой ты занимаешься?

— Если бы ты действительно любила меня, — сказал я, припоминая слова Марты, — тебе не было бы никакого дела до моих занятий. Я мог бы быть вором, даже убийцей, и ты все равно любила бы меня.

— Нет, — покачала она головой. — Я не могу отделить мужчину от его занятий. Я никогда не полюблю ни вора, ни убийцу.

— Ни сводника, — резко заметил я. Она молчала. — Я зарабатываю столько денег, — жалобно сказал я, пытаясь подкупить ее, — мне не на кого их тратить.

Она не ответила.

— Слушай, а может случиться, что ты передумаешь?

— Едва ли, Питер.

— Так будем встречаться время от времени? — допытывался я. — Ведь сегодня все было хорошо.

— Сегодня великолепно.

Подавшись вперед, она поцеловала меня в щеку. И все.

Оставшееся время я рассказывал ей новые шутки, которые услышал в «Дружеской компании».

Они доконали ее.

Я забрал «датсун» со стоянки рядом с «Плазой» и повез Дженни домой. Там мы остановились, прикончили коньяк, выкурили по сигарете.

— Что с тобой будет, Питер? — задумчиво проговорила она.

— Не надо загадывать наперед. Одного желания мало. Два года назад мне и в страшном сне не могло присниться, что я стану тем, кем стал. Такое с каждым может случиться, Дженни. Остается только плыть по течению.

— Ты говоришь это не в первый раз, — грустно заметила она. — Ну… я пойду. Завтра тяжелый день. Спасибо, Питер. Неплохо повеселились, правда?

— Правда.

И вдруг она сказала:

— Не пропадай. Пока еще не пропадай.

Потом поцеловала меня в губы, круто повернулась и исчезла.

Я посидел несколько минут один в своей роскошной новой машине. Я в самом деле думал, что верну ее.

Глава 126

В начале февраля группа феминисток записалась на обед и деловую встречу в «Масленичном зале». Все прошло серьезно и спокойно. После окончания несколько участниц собрались в баре.

Войдя туда около половины одиннадцатого, я увидел, что часть из них все еще там. Там же находятся Антони Каннис и Михаэль Гелеско, оба в смокингах, оба противные.

На этот раз я вызвал в холл Гелеско.

— Послушайте, — со всей доступной мне сдержанностью начал я. — Я уже просил вашего приятеля не делать этого. Вы подрываете репутацию спокойного, достойного, надежного заведения.

— Да что мы такого сделали? — спросил Гелеско.

— Выставили себя дураками. Именно этим женщинам меньше всего на свете хочется иметь дело с парой приставучих болванов…

— Постой, Пит, — прервал он меня, — мы…

— Мое имя — Питер, — железным тоном произнес я.

— Конечно, — продолжал он, — Питер. Мы вроде бы владеем доброй долей этого заведения. А ты заявляешь, что нам нельзя являться сюда и присматривать за своей собственностью?

Таившейся в этих словах угрозы нельзя было не расслышать. Не считая себя трусом, признаю, что физическое насилие не входит в число моих излюбленных развлечений в свободное время. Марта называет меня мягким — это обидно, — я предпочитаю называть себя осмотрительным. В разумных пределах.

— Михаэль, — сказал я, — позвольте кое-что вам объяснить. Большинство наших членов — одинокие женщины, которые приходят сюда пообедать, выпить или лечь в постель, не желая бывать там, где к ним нахально пристают. Если они хотят выпить, позавтракать, пообедать и уйти домой — прекрасно. Если они хотят иметь «сцену» — пожалуйста. Они за все платят, рассчитывая, что за это с ними будут обращаться как с уважаемыми клиентами. Именно так мы пытаемся вести дело. Нам вовсе не улыбается, когда их в баре встречают чужие парни и начинают навязывать свое общество. Я говорил Антони, что когда наша клиентка захочет трахнуться, к ее услугам жеребец. Вы просто подрываете наш бизнес.

Гелеско глядел на меня.

— Заткни его себе в задницу, — самым теплым дружеским тоном сказал он, повернулся и зашагал в бар.

Глава 127

После нашего обеда у «Блотто» я не видел Артура Эндерса, и последнее, что слышал о нем, — сообщение Дженни о возможной постановке его пьесы. Меня не очень обрадовал его звонок. Переносить успехи друзей порой бывает нелегко.

Но я вошел в роль и поздравил его.

— Мне Дженни сказала, — сообщил я, надеясь, что ему неприятно будет узнать о наших встречах.

— Знаю, она говорила. Это еще окончательно не решено, Питер. Но если они одобрят, продюсер обещает летом премьеру.

— Дай Бог, — сказал я. — И не забудь для меня два стоячих места в проходе. Как Дженни?

— Господи, да прекрасно! — с теплым чувством прокричал он. — Что за женщина!

— Да, — сказал я.

— Вот чего я звоню, Питер, ты Кинга Хейеса давно видел?

— Кинга? Давно. Он больше не с нами. Уж месяца два.

— Знаю. Он мне рассказывал. А известия от него есть?

— Нет. А что? Случилось что-нибудь?

— Ну… — В его голосе слышалась озабоченность. — Тебе известно, что он жил с женщиной по имени Луэлла?

— Известно.

— Так вот, он явился к «Блотто» с неделю назад и сказал, что порвал с ней. Боже, вид у него был ужасный! Практически законченный пропойца.

— «Манишевичем» не сопьешься.

— А он перешел на джин. Я хочу сказать, он был весь грязный, небритый и не держался на ногах. Его оттуда выкинули и велели больше не появляться.

— Выкинули из «Блотто»? Господи, звучит так же невероятно, как не пустили в «Макдональдс».

— Ну, я пристроил его обратно в тот вшивый отель на Бродвее. С тех пор заходил пару раз, знаешь, думал, может, дать ему пару баксов. И не нашел. Так от него ничего нет?

— Ни слова.

— Ума не приложу, что делать, — волновался Артур. — Такой замечательный парень. Не хочется, чтоб он стал бродягой.

— Артур, ты не несешь за него ответственности.

— Питер, — изумился он, — да ведь он наш друг. Мы просто не можем позволить ему окончательно спиться.

Я набрал в грудь воздуху.

— Кинг должен сам решать свои проблемы.

— Да Боже мой, Питер, по крайней мере мы можем помочь ему с деньгами! Дать ему знать, что мы беспокоимся. Ведь это уже кое-что, правда?

— Наверно, Артур.

— Ну, попытаюсь его поймать. Если объявится, дай знать.

— Конечно. И желаю удачи с пьесой, Артур. Как она называется?

— «Солнце на закате».

— Уверен в грандиозном успехе, — соврал я.

Я был угнетен этим разговором. И расстроила меня не столько судьба Кинга, сколько реакция Артура.

Неужели я утратил такое простое свойство, как милосердие? Мне не хотелось так думать. Я решил отныне быть добрее, отзывчивее — ко всем. Как Льюис Стоун в «Энди Харди».[34]

Вот роль, которую я мог бы сыграть.

Глава 128

Конторка Марты на первом этаже была меньше нашего с Янсом офиса, но уютней, с зеленью и несколькими слоновыми статуэтками, принесенными ею из дома. Меня позабавило, что она расставила их так, чтобы задранные хоботы указывали на дверь — к счастью.