— Зато я могу поклясться, что она, он, оно — не женщина, — сердито буркнул я.

— Извини, — смиренно сказала Марта. — Но согласись, что она, он, оно похоже на прелестную лисичку.

— Забудем об этом, — решил я. — Ты не виновата.

Она кивнула.

— У меня другая проблема. Одна дама по имени Бекки жаждет «сцены». Вдова, с кучей денег и богатых знакомых, которых могла бы посылать к нам.

— Ну и в чем проблема?

— Бекки — восемьдесят четыре года.

— Святители небесные!

— Послушай, может, какой-нибудь завалящий жеребчик захочет похвалиться, что трахнул старушку?

— Брось, таких не найдется.

— Ну, не знаю, — задумчиво сказала Марта. — Когда я работала в Чикаго, один клиент рассказывал, как в Перу спал со столетней.

— Ну, это уж слишком.

— А я верю, — бодро заявила она. — Такова жизнь. Питер, займись ею сам!

Я тяжело вздохнул.

— Если у нее случится сердечный приступ, ты будешь отвечать.

Бекки оказалась маленькой, кругленькой, веселой женщиной с копной седых, чуть подсиненных волос. Лицо гладкое, как персик, живые коричневые глаза и дьявольская улыбочка. Массивные кольца на всех пальцах, включая большие.

Я помог ей сбросить шиншиллу.

— Какой чудесный, роскошный мех, — сказал я.

— Нравится? — с удовольствием спросила она. — Сынок, у тебя хороший вкус. Я купила ее в прошлом году, и, представь себе, одна из моих невесток сказала: «Мама, зачем вам в вашем возрасте такая шуба?» Как тебе нравится! Она считает, что я не успею порадоваться обновке!

— Забудьте об этом, — посоветовал я. — Вы будете жить вечно. Сколько у вас детей?

— Пятеро, четырнадцать внуков и три правнука. Все, слава Богу, в добром здравии.

— Великолепно! — улыбнулся я. — Представляю себе список рождественских подарков.

— Я даю деньги, — сказала Бекки. — Они всегда кстати, и еще не было случая, чтоб кто-нибудь их вернул. А ты женат, сынок?

— Разведен. По правде говоря, хорошенькие девочки меня не интересуют.

— Дело твое, — пожала она плечами, — но как бы не пожалеть. Мой брак был очень счастливым, дай Бог каждому. Я прожила в супружестве пятьдесят восемь чудесных лет.

— Отчего умер ваш муж?

— Подавился рыбьей костью, — сказала Бекки. — На званом обеде. Самое интересное, что Моррис терпеть не мог рыбу. Он ел ее просто из вежливости.

В спальне я восхитился бельем из натурального шелка с белыми кружевами. — Из Франции, прямо из Парижа, — гордо сообщила она. — Люблю красивые вещи. — Она пытливо осмотрела мое обнаженное тело. — У тебя красивая фигура, сынок, но ты жутко худой. Наверно, ешь как попало.

— Ну что вы, — запротестовал я. — Питаюсь продуктами исключительно калорийными, богатыми витаминами.

— А ребра почему торчат? — Она привлекла меня к себе. — Слушай, сынок, не бойся сделать мне больно или чего-нибудь повредить. Я крепкая старая курочка.

Она оказалась не просто крепкой, а буйной, взяв инициативу на себя, так что мне несколько раз пришлось цепляться за спинку кровати, чтоб не слететь на пол.

Упругое бархатистое тело, маленькие розовые груди, гладкие ляжки, мягкие податливые ягодицы. Хотел бы я иметь такую форму в восемьдесят четыре года.

Она увлекла меня в погоню, и настал момент, когда я, заразившись ее страстью, забыл о возрасте. Она владела новыми для меня трюками, и поспевать за ней было непросто.

Когда мы наконец дошли до конца, я рыдал, вопил, стонал, визжал, как сумасшедший. Бекки успокаивающе тронула меня за плечо, и я решил, что Моррис вовсе не подавился рыбой, а умер от изнеможения.

Бекки стала постоянной клиенткой, перебрав всех «жеребцов» в моей «конюшне». Ребята прозвали ее «бабушка Мозес» и полюбили за острый добрый юмор, за готовность выслушивать профессиональные проблемы и давать мудрые советы.

Каждый раз, приходя на свидание, она приносила жеребцу коробку вкусного домашнего печенья.

Глава 55

Оскар Готвольд позвонил агенту по недвижимости, который связался с управляющим «Делакруа», который велел одному из швейцаров впустить Марту Тумбли и меня осмотреть квартиру.

Швейцар, сообщив, что зовут его Макс, поднялся с нами в отдельном лифте. На двадцать девятом этаже он отпер дверь, сказал, чтобы мы не спешили, захлопнули за собой дверь и уходя связались с ним.

Мы медленно обошли квартиру. Гостиная в самом деле была огромной, остальные комнаты удобными, отделка не слишком кричащей.

Спальни, ванные и кухня были полностью меблированы, с постельным бельем и всевозможными аксессуарами. В гостиной и хозяйской спальне стояли телевизоры. Радиоаппаратура в нише и динамики в других комнатах.

С угловой террасы открывался вид на юг и запад. Мы увидели кусочек Центрального парка, крыши Манхэттена, Вест-Сайд и далеко на горизонте Нью-Джерси.

Вернувшись, мы прикинули, как разместить в обширном фойе приемную, а в кабинете офис.

— Недавно одна клиентка, — говорила Марта, — попросила устроить обед, на который хотела прийти с подружкой, чтоб жеребцы сначала послужили официантами, а уж потом взялись за дело. Я сказала, что у нас нет таких возможностей. В этой квартире можно устраивать вечеринки. Ты видел кухню?

Осмотрев квартиру, мы спустились, вернули ключи Максу, потом отправились к Марте. Был снегопад, к вечеру перешедший в дождь, и тротуары стали предательски скользкими. Марта взяла меня под руку. Всю дорогу мы шли молча.

Дома уселись за подсчеты. Самый крупный платеж — двадцать одна тысяча — взнос за месяц и задаток еще за два, после чего нам предстояло ежемесячно выплачивать по семь тысяч в месяц, плюс телефон, электричество, стирка, взятки управляющему и швейцару, Солу Хоффхаймеру и прочее.

— По-моему, Футтер, увидев эти апартаменты, поднимет цену до пяти сотен в месяц, — сказал я.

— Нам понадобится горничная как минимум на восемь часов в день, — добавила Марта. — И уборщицы. Накинь еще триста в неделю.

Можно было кое-что сэкономить, отказавшись от студии на Западной Шестьдесят восьмой улице и моей квартиры на Семьдесят пятой. Но апартаменты, бесспорно, требовали немалых средств.

Если работать по двенадцать часов с полудня до полуночи, можно обслуживать в среднем по двадцать пять клиенток в день. Тогда при шестидневной рабочей неделе месячный валовой доход составит примерно шестьдесят пять тысяч долларов, из которых после уплаты жеребцам останется тридцать две тысячи пятьсот.

Даже если вычесть отсюда арендную плату и накладные расходы, останется солидная сумма. По моим расчетам, можно было получить чистыми двадцать две тысячи в месяц. По прикидке Марты — двадцать.

— На каждого десять грандов — неплохо, — сказала она. — Пожалуй, решимся.

— Решимся, — кивнул я.

Глава 56

В связи с новой квартирой у меня возникла серьезная личная проблема. Что соврать Дженни Толливер, объясняя мой переезд в фешенебельные апартаменты в Ист-Сайде? Я лихорадочно перебирал десятки абсолютно неубедительных доводов. Конечно, можно было сказать правду, но я не решался.

А все обернулось так, что беспокоиться мне не пришлось.

Мы договорились вместе провести Сочельник — переодеться, пообедать в «Четырех временах года», потом отправиться в ночной греческий клуб потанцевать и перекусить.

Я купил Дженни ожерелье из искусственно выращенного жемчуга в длинном футляре из черного бархата, выложенного белым сатином. Выложил тысячу долларов, не моргнув глазом. В полупомешанном состоянии я облекался в смокинг с новыми ониксовыми запонками от Тиффани и маленькой орхидеей в петлице.

Но когда она открыла мне дверь, я увидел на ней замызганный старый фланелевый халат, подпоясанный шнурком. Дженни была ненакрашена.

— Что случилось? — встревоженно спросил я. — Заболела?

— Входи, — холодно сказала она. — Мне надо с тобой поговорить.

«О-хо-хо», — подумал я.

— Сегодня я проходила мимо «Королевских дланей», — она пристально смотрела на меня, — и решила заглянуть поздороваться.