На следующих выборах эта группа законодателей с Джорджем Мартином в их числе потерпела поражение и лишилась своих мест. Однако большинство из них стали обладателями акций нового законного предприятия, которое со временем превратилось в великолепное спортивное сооружение, где проводились бега не только собак, но и лошадей. Это счастливое событие увеличило сумму поступлений в казну штата и способствовало приобретению новых породистых лошадей.

Капитал Джорджа Мартина и в бытность его законодателем оценивался в два с половиной миллиона долларов, а теперь, даже по скромным подсчетам, составлял свыше десяти миллионов. Нельзя сказать, что подобные сделки были уникальными и грозили Мартину крупными неприятностями. Но все же он не хотел бы, чтобы об этом деле стало широко известно. Особенно теперь, когда он стал руководителем фирмы «Мартин, Рид и Вайсс», был объявлен человеком года за пожертвования на социальные нужды и намеревался, по слухам, снова баллотироваться в законодательное собрание. Только на этот раз он примеривался к Конгрессу, который находился в Вашингтоне, округ Колумбия.

Так обстояли дела с Джорджем Мартином, если факты, приведенные Чеймом, были достоверны.

Кроме того, один из сотрудников фирмы «Мартин, Рид и Вайсс» представлял интересы миссис Глэдис Джелликоу на бракоразводном процессе и помог ей выиграть. Вряд ли этот факт мог породить в душе Уилфреда маниакальную злобу. Конечно, он не вскрыл себе вены из-за того, что за утренним кофе не может больше с любовью лицезреть физиономию Глэдис, но вряд ли он с удовольствием отстегивал каждый месяц три тысячи «зеленых».

Третьей в моем списке значилась Зина Табур.

Вы, конечно, слышали о всех этих конкурсах: «Девушка, с которой мне хотелось бы испечь пирог», «Девушка, с которой мне хотелось бы покататься на лыжах в Альпах», «Девушка, которую я хотел бы видеть на экране» и прочих. Так вот, Зина Табур была избрана большинством мужчин-зрителей как «Девушка, с которой мне хотелось бы поболтать».

Продюсеры достаточно деликатно сформулировали девиз конкурса, однако любой юнец, достигший половой зрелости, мог легко догадаться о его истинном смысле. Зина Табур выиграла конкурс легко, опередив свою ближайшую соперницу — необыкновенно красивую и сексапильную девушку — более чем на миллион голосов.

Она была невысокого роста. Но сложена так, что никому и в голову не пришло бы пенять ей за недостаточную стать. Ее имя — Зина Табур — как нельзя лучше подходило к внешности: смуглой коже, миндалевидным зеленовато-серым глазам, обольстительным губам, густым черным волосам, волнистым покрывалом занавешивавшим всю спину.

Она была не то турчанкой, но то египтянкой, а может, итальянкой или испанкой — в общем, имела экзотическую национальность. Никто точно не знал, откуда она родом — из Стамбула, Танжера, Израиля или Сингапура. Так, во всяком случае, говорили. Но судя по внешности и голосу, в ней было намешано всего понемногу плюс что-то от знойных арабских ночей.

Она убила своего мужа. Застрелила его.

Опять-таки это были только слухи. Никто на самом деле ничего не знал наверняка. Но несколько человек все-таки знали: Чейм, Джелликоу и, конечно, я.

Таков был мой список: Барр, Мартин и Зина. Правда, мне ничего не было известно о каких-либо отношениях между Уилфредом и Зиной. Но более миллиона голосов, полученных ею, что-то значили. И я мог поклясться в свете того, что узнал от Сильвии, что один из этих голосов принадлежал Джелликоу.

Я приехал на студию, когда заканчивалась съемка последней на сегодня сцены с участием Уоррена Барра. Я остановился поодаль, чтобы не мешать перестрелке, и наблюдал за действием, происходившим на площадке. Барр, видно, уже разделался с тремя-четырьмя опасными преступниками и сейчас разыгрывал то, что в «Паническом бегстве» выдавалось за любовную сцену.

Перед камерой лицом друг к другу стояли Барр и не очень стройная девица в обтягивающих джинсах и просторной белой рубашке. Мне не было слышно, что она говорит, но все реплики принадлежали именно ей.

Барр, этакая мощная фигура, просто стоял и смотрел на нее. Неподвижно и молча.

Трах! Девица залепила ему пощечину. Барр шевельнулся. Сложил на груди руки и снова уставился на девицу. Все так же молча и неподвижно.

Она повернулась и торопливо пошла прочь. Но потом замедлила шаг. Легко было заметить, что она просто не в силах отойти далеко от своего парня. Она остановилась. Повернулась. «О, Барт!» — надтреснутым голосом воскликнула она — Барр именовался в фильме Бартом Стилом — и, раскинув руки, бросилась к нему.

Барр — или Барт — продолжал стоять. Молча и неподвижно.

Девица обхватила его будто дерево, на которое хотела взобраться. Обвила руками его шею и повисла на нем, ухитрившись прижаться губами к его суровому лику.

Барт наконец пошевелился: обхватил ее, держа на весу. Ноги ее болтались в воздухе. Барт и девица облобызались.

Выглядело все это ужасно.

— Стоп! — завопил режиссер.

Барт некоторое время продолжал стоять, все так же молча и неподвижно.

— Стоп, чтоб вас всех! — орал режиссер и, когда съемка прекратилась, сказал: — Отлично! То, что надо! Снято! Радость моя, этого мы и добивались. Просто великолепно! — Я не мог понять, к кому он обращается: к девушке или парню. Но в Голливуде так бывает сплошь и рядом.

Уоррен Барр сказал что-то девице, потом с важным видом покинул съемочную площадку и направился в мою сторону. Но как только заметил меня, вся спесь с него слетела. Он остановился как вкопанный. Потом быстро двинулся ко мне. Я смотрел на его развевающиеся волосы, на ямку на подбородке, на свирепое лицо. Казалось, он вот-вот зарычит. Господи! Окажись я на съемочной площадке, мне бы несдобровать!

Но я тоже был раздражен. Сколько мне пришлось всего вытерпеть! Сначала за мной увязались бандиты, потом наорал Чейм, осыпал бранью Лэш, пытаясь заморозить меня своими глазами, обрыгал Рыкун! А сейчас этот проклятущий герой приближался с таким видом, будто готовился к штурму Балаклавы.

Барр остановился напротив меня:

— Что еще вам надо, ищейка?

— Меня зовут Скотт. Шелл Скотт. Я бы хотел немного поговорить, мистер Барр. Если не возражаете.

— Возражаю! Вы что, забыли? Так что валите отсюда.

Я грустно покачал головой:

— Боюсь, не смогу. А вернее, не захочу. И на всякий случай, приятель, если вы не расслышали: меня зовут Скотт.

Как я уже говорил, у Барра было квадратное мускулистое лицо. Сейчас оно казалось мне еще более квадратным и мускулистым. Он напряг скулы, стиснул губы, нахмурил брови. Ямка на подбородке углубилась. Выглядело все это весьма эффектно. К тому же я заметил его сжатые кулаки.

— Смотрите, как бы я не сорвал с вас парик, — предупредил я. — Не доводите меня, мистер Барр. Личико я постараюсь вам не подпортить, но за другие места не отвечаю. Сверну шею, порву селезенку, отломаю каблуки.

Правая рука Барра, сжатая в огромный кулак, — с шрамами на пальцах — была опущена, и пока он ее не поднимал.

— А я смотрю, вы нахал!

— С нахалами и сам нахал. Кто первый начал хамить?

Он пожал плечами:

— Я начал, я и закончу.

Барр отступил назад, перенес всю тяжесть тела на левую ногу и, вне всяких сомнений, приготовился нанести мне удар.

— Я знаю, о чем в пятницу с вами говорил Джелликоу, — сказал я. И, пока Барр не замахнулся, добавил: — Но если вы меня ударите, я доставлю вас не в полицию, а в ближайшую больницу.

И опять произошло то же, что и утром. Агрессивное выражение исчезло с его лица. Даже сквозь загар было видно, как он побледнел. Черты лица, как и при первом нашем разговоре, болезненно исказились, кожа потускнела, поблекла. Только теперь это было более заметно. Наверное, оттого, что он был чисто выбрит. Перед любовной сценой, надо думать, полагается бриться.

— На что это вы намекали, упоминая про полицию?

— Избиение — это уголовное преступление, не так ли? — Я назвал ему дату, город, штат и приговор. — Вы выступали под именем Тигра Йейтса и были отличным боксером. Но и помимо ринга вы были парень не промах. Первые двое или трое дилетантов, которых вы уложили, не стали подавать на вас в суд. Профессионал, избивающий обычного гражданина, по сути дела, совершает преступление — нападение с применением смертельных приемов. Но вы, я думаю, об этом знаете.