— Вот дерьмо!

В трех кварталах от места этих событий, в Институте Вэнса, Абигайль готовилась выдернуть серебряный кол, торчащий из груди Кинга. Девушка взглянула на бледное лицо своего товарища, ее брови вопросительно поднялись. Кинг слегка кивнул головой и зажмурился. Не дожидаясь, пока он передумает, Абигайль рванула кол. Оружие вышло с чудовищным хрустом, оставляя на одежде несчастного кровавую полосу Кинг закричал от боли и схватился за грудь.

Приподняв его обмякшее тело, Абигайль усадила напарника, прислонив к стене около окна. Кинг скорчился от боли, кровь бежала по его пальцам.

— Боже, как больно. — Простонал раненый, закрыв глаза, стараясь не потерять сознание. — Я снова хочу стать вампиром, вот черт! Мы — неудачники. Чертовы неудачники!

Абигайль, не обращая внимания на стоны, начала аккуратно разрезать его рубашку карманным ножиком. По лицу девушки было видно, что ей это не впервой. Она вынула из пояса маленький баллончик.

— Что это? — подозрительно спросил Кинг.

— Фибрин. Синтетический протеин. Помоги мне раскрыть рану. Состав должен проникнуть внутрь, чтобы остановить кровотечение.

Не обращая внимания на тревожный взгляд товарища, Абигайль положила руку на рану и раздвинула ее кровоточащие края. Парень тяжело дышал, борясь с болью.

— Эй… — Кинг толкнул ее локтем, стараясь дышать ровно. — Знаешь, что говорит одна вампирша-лесбиянка другой?

Абигайль встряхнула баллончик:

— Заткнись!

Кинг слабо улыбнулся:

— Встретимся через двадцать восемь дней… — Он потерял сознание.

ГЛАВА 13

Через несколько часов в штаб-квартире «гуляющих ночью» обнаженная Абигайль стояла перед треснувшим зеркалом в душевой. Она отчужденно разглядывала собственное отражение. Выглядела она точно так же, как чувствовала себя — усталой и разбитой.

Порез на щеке изрядно распух и приобрел интересный голубоватый оттенок. Шикарный синяк был на бедре.

Девушка нанесла немного антисептической мази на порез в надежде, что он не превратится в шрам. Это было ей нужно меньше всего на свете.

Абигайль открыла кран с горячей водой и встала под душ, закрыв глаза. Вода хлынула на ее тело, на свалявшиеся окровавленные волосы, обволакивая девушку тяжелым облаком пара.

Абигайль повернула лицо к горячей струе со стоном облегчения; капли воды задерживались на длинных ресницах. Она почувствовала, как вода начала смывать корку крови с кожи, прочерчивая длинные темно-красные линии по всему ее телу.

Девушка смотрела, как розовая мыльная пена и темно-красные сгустки крови крутятся перед тем, как исчезнуть в решетчатом отверстии, и дрожала, хотя стояла под горячей водой. Ее руки оставляли кровавые отпечатки на белом фарфоровом кафеле, пока она нашаривала кран душа, чтобы насколько возможно увеличить температуру.

Может быть, если вода будет достаточно горячей, Абигайль сумеет согреться.

Или наконец хоть что-нибудь почувствовать.

Но обжигающие капельки отскакивали от ее кожи, тепло испарялось до того, как проникало внутрь.

Мыло пахло лавандой. Руки Абигайль начинали трястись, когда она прикасалась к своим больным конечностям, бегая мыльными пальцами вверх и вниз вдоль икр. Затем она запрокинула голову, позволяя воде проникать в глаза. Если бы только она могла отмыть и их тоже, очистить от всего того ужаса, который видела за последние годы.

Девушка никогда не сказала бы этого вслух, но иной раз она завидовала Самерфилд, которая никогда не видела зла, творящегося в мире.

Абигайль удивлялась, как долго она смогла выдержать.

Это был добровольный выбор — присоединиться к «гуляющим ночью», поэтому она не имела права жаловаться. У остальных ребят выбора не было. Это отличало ее от них.

Они смотрели на нее с любовью, но без того молчаливого уважения и понимания, которое чувствовали друг к другу. С самого начала она воевала как бы отдельно, словно отделенная невидимым барьером. В этом не было ее вины. Другие сражались, потому что вампиры украли у них самое дорогое: семью, друзей, любимых. Она воевала, потому что захотела этого сама. И главное, потому что стремилась помочь отцу.

Несмотря на то что остальные «гуляющие ночью» любили ее, она знала, что ей никогда не стать для них больше, чем «дочерью босса».

Но теперь, когда ее отец умер, все стало сложнее. Вместо того чтобы сблизить ее с командой, смерть Уистлера, казалось, еще сильнее разделила их.

Абигайль понимала, что отец постоянно рискует, и была готова к известию о его смерти. Она знала, что для старика это не просто работа. Истреблять вампиров ему нужно было, чтобы примириться с самим собой.

Когда кровососы зверски убили семью Уистлера — его любимую жену и двух красивых девочек-подростков, — он собирался покончить с собой. Единственным стимулом к жизни для него стали ежедневные воспоминания об утрате и жажда мести.

Абигайль никогда не переживала такой утраты. Она огорчалась за отца, за его первую семью, но чувствовала скорее праведный гнев, чем личную боль. Она присоединилась к «гуляющим ночью» только потому, что хотела изменить мир и уберечь других от страданий, которые перенес ее отец.

И все же Абигайль понимала, почему Кинг иногда уходит в полночь и возвращается в пять утра измазанный кровью, почему Самерфилд сидит без сна за клавиатурой, проводя умопомрачительно сложные исследования вируса чумы, почему Декс втыкает иглу немножко глубже, чем нужно, когда берет образцы крови у пойманных вампиров.

Они просто не могли делать этого для человечества. Они делали это для себя.

Сейчас у Абигайль появилась личная причина воевать. Но, к удивлению, она не чувствовала никакой разницы. Как будто ничего не изменилось. Она ожидала, что воспримет новость о смерти отца — когда она в конце концов придет, — с яростью, которая погонит ее на улицы, заставляя крошить банды вампиров, пока мостовая не станет красной от их крови.

Но теперь она чувствовала только усталость.

Уистлер был мертв, но жизнь продолжалась. Остались планы, которые нужно выполнять, оружие, которое нужно перезарядить, и грязные чашки, которые нужно вымыть. Она сходила на скромную церемонию поминок, устроенную Хеджесом, и пыталась оплакивать отца, но слезы не приходили. Она чувствовала себя незваным гостем, стоя с сухими глазами рядом с урной праха, который Кинг отскреб с почерневшего пола лодочной станции. Сам Кинг допускал, что это мог быть пепел микроволновки Уистлера, но Абигайль отмахнулась и все равно разбросала прах над рекой, а затем спокойно пошла домой и вернулась к незаконченной стирке.

С тех пор девушка ждала, когда ее жизнь изменится. В некотором смысле она была рада, что они нашли Блэйда: это давало ей почувствовать, что все теперь по-другому. Стоило Абигайль лишь поглядеть на Блэйда, и она убеждалась, что отец действительно умер.

Убеждалась и в реальности Дракулы.

Они нашли Дракулу. Всего с несколькими каплями его крови они могли бы положить конец всему этому ужасу, спасти тысячи жизней и уберечь бессчетное число других от страданий и потери любимых.

И они дали ему уйти.

Застать князя вампиров врасплох было недостаточно, чтобы получить над ним преимущество. Он разгромил бы их так же быстро и легко, даже если бы они долго готовились к этой операции.

И, что совсем плохо, кровопийца видел их лица.

Абигайль провела рукой по мокрым волосам, пытаясь унять дрожь в теле. Она выключила воду, взяла полотенце и обернула его вокруг себя, прижимая грубый хлопок к коже.

Большинство ночей она заканчивала так, как сейчас, отмывая кровь. Но сегодня все действительно было по-другому.

Час пробил.

В соседней комнате, в лазарете, Блэйд смотрел, как Кинг дремлет на своей койке, то приходя в сознание, то вновь впадая в забытье. Парень был без футболки, половину его груди закрывала белая повязка. Декс дал ему коктейль сильных болеутоляющих средств и оставил пропотеть.