Во всех выводах Энн ощущался осадок обиды на Уокера за их единственный рейд. В чем-то она была права, я тоже замечала за Чарли подобное, хотя на мой взгляд, это никогда не бывало настолько уж выражено. По-моему, Энн, привыкшая строить отношения по своим правилам, слишком уж заостряла внимание на непредсказуемых перепадах его характера. Ко всему ведь можно приспособиться, если научиться понимать Уокера и принимать его таким, каков он есть. А научиться, пожалуй, стоило. Несомненные достоинства этого неординарного человека ощутимо перевешивали все его известные мне недостатки, а ведь это так редко встречается среди огромной массы эгоистичных посредственностей, гордо именующих себя настоящими мужчинами. Я видела Чарли в условиях, требующих самых разных умений, и не сомневалась, что в любой жизненной ситуации он всегда окажется на высоте, что бы ни делал. Он был надежен, действительно надежен, несмотря ни на что.

Тут я поймала себя на том, что начинаю думать о Чарли так, словно решается вопрос о нашем совместном будущем. Я заставила себя прекратить это — все равно ни к чему не приведет.

— Мне почему-то кажется, — произнесла Энн, — что ты-то как раз и сможешь найти с ним общий язык. Любовь помогает женщине мириться со многими трудностями. А ты в этом смысле сильнее меня и вынесешь любую его жестокость.

— Чарли вовсе не жестокий, — возразила я. — Он просто предъявляет к другим людям те же требования, что и к себе самому. Он безжалостен в первую очередь к себе, и считает это нормой.

У Энн стал такой вид, будто ей в голову пришло что-то необыкновенное.

— Знаешь, а я, кажется, поняла, почему он выбрал тебя, — улыбнулась она.

Без пробуждения мнемоника неопытному рейдеру трудно помнить, что он отсутствовал в реальном мире секунды, а не месяцы. Когда командировки бывают всего раз в день, это еще можно уложить в голове, но для меня тот этап остался в прошлом. Теперь мой рабочий день был расписан полностью. Чарли показал мне, как вести дневник текущих дел для реала. Потом мы отправились в очередной незнакомый мир.

Это был влажный лес каменноугольного периода. Колючие стволы гигантских древовидных папоротников, фантастические мхи и невероятное многообразие удивительных насекомых.

— Да-а… — протянула я, восторженно озираясь по сторонам. — На такой глубине я еще не бывала.

— Палеолит — это ерунда, — явно наслаждаясь моей реакцией, бросил Чарли. — Вся история человечества занимает на шкале эволюции лишь крошечный отрезок. Я покажу тебе еще много интересного. Как насчет юрского периода? Нет, лучше попозже, когда наберешься опыта — там очень опасно. Или, например, Пангея и безбрежный океан, как ты любишь.

— А с чего ты взял, что я люблю один океан? — возразила я, сорвав чешуйчатую маковку огромного синеватого хвоща. Жесткая на вид, на ощупь она оказалась бархатной. — Мне куда интереснее то, что за горизонтом.

Уокер долго смотрел на меня, чуть улыбаясь. Потом посерьезнел и спросил:

— У тебя все в порядке в конторе?

— Да, все отлично, — автоматически ответила я, и только потом поняла, о чем он спрашивает. От Чарли не укрылась резкая смена моего настроения.

— Неправда, — уверенно сказал он. — То, что ты слышала за спиной, у меня то и дело спрашивали прямо в лоб. Неужели это не понятно?

— Тогда зачем спрашивать, если и сам все знаешь? — пробормотала я.

— В том, что они так реагируют, есть значительная доля моей вины. Но мне бы не хотелось, чтобы все эти разговоры портили жизнь тебе. Ты этого не заслуживаешь.

— Ерунда, — передернула я плечами. — С теперешним расписанием я буду появляться среди сотрудников лишь на несколько реальных минут в день. Как-нибудь переживу.

— Вот и правильно, — одобрил Чарли. — Не обращай внимания. Скоро все привыкнут и забудут.

— А что ты им отвечал? — поинтересовалась я.

— Чистую правду, — заявил он, легко забрасывая на плечо тяжелый рюкзак.

— В самом деле? — удивилась я. Как-то не верилось, что Уокер захочет испортить себе репутацию.

— Конечно, — подтвердил он. — Я отвечал, что их это совершенно не касается.

Мясное меню этой эпохи не отличалось разнообразием. Мы ловили на мелководье непугливых амфибий, да иногда примитивных рыб или огромных медлительных моллюсков. К счастью, практически все плавающее, ползающее и растущее в этом первозданном мире было съедобным и вполне вкусным. Даже щетинистые плауны, если содрать с них грубую кожицу. И даже отвратительные на вид белесые личинки, которыми Чарли, смеясь, пытался накормить меня насильно — и те оказались настоящим деликатесом, если закрыть глаза.

Тренировки продолжились в том же темпе. У меня добавилось выносливости и остались все навыки, но мускулатура опять стала слабой, и ее пришлось развивать. Было досадно приниматься за это заново — со смертельной усталостью и уже привычной болью по утрам, правда, заметно сглаживаемой дыхательной гимнастикой. Уокер продолжал делать мне массаж, и я все чаще замечала, что ему этот ритуал, похоже, очень нравится.

— Ты меня избалуешь, — однажды упрекнула я Чарли. — Я так могу и привыкнуть.

— Я очень на это надеюсь, — выразительно улыбнувшись, ответил он.

Через месяц после высадки пошли сильные ливни. Среди ночи река вышла из берегов и затопила лагерь. Нам пришлось при свете фонариков, под проливным дождем и по пояс в воде перетаскивать вещи на новое место. Чарли обрубил верхушки тесно стоящих папоротников и на этих природных сваях оборудовал настил. С горем пополам натянув одну палатку, мы устроились вместе, прижавшись друг к другу, чтобы согреться, и укрываясь подмокшими спальниками. Ясное солнечное утро казалось благословлением свыше.

— Оказывается, и спокойные миры устраивают неприятные сюрпризы, — приговаривала я, кое-как развешивая мокрые вещи на колючих стволах.

— Это еще что, — хмыкнул Чарли, собираясь на поиски сухого места. — Нашей группе однажды пришлось удирать от потока лавы. Мы тогда лишились больше половины всех припасов.

— У нас тоже много чего утонуло. Сейчас поныряю, поищу.

— Там сильное течение и глубина в человеческий рост, — предупредил Уокер, связывая несколько стволов, в изобилии плавающих повсюду. — Будь осторожна.

— Да разве это глубина? — фыркнула я. — Мне в десять лет пришлось нырять на шесть метров. И ничего.

— Зачем? — заинтересовался Чарли.

— Поспорила, что достану редкую раковину.

— И как — достала?

— Да.

Уокер усмехнулся и покачал головой.

— Все равно осторожнее — вода мутная и полно обломков.

Я почему-то решила, что он задержится присмотреть за мной, пока я ныряю. Но Чарли ничуть не беспокоился и не сомневался во мне. Он оседлал импровизированный плотик и отправился выше по течению. Я поплыла к месту прежней стоянки, нащупала ногами кое-что из оружия, и принялась нырять. К тому времени, как вернулся Уокер, я разложила на настиле многое из утерянного. Остальное унесло наводнением.

Пришлось переезжать на добрый десяток миль — местность была очень низкой. Через пару дней вода спала, и жизнь вошла в привычную колею.

— Я все больше убеждаюсь, — как-то заметил Уокер, — что выбрал напарницу на редкость удачно. Убеждаюсь во всем — начиная с того, что ты не пасуешь перед повседневными трудностями, и заканчивая твоим самообладанием в экстремальных ситуациях.

— Ну, за первое можешь поблагодарить своего друга, а по поводу второго можно и поспорить, — возразила я, смущенная его развесистой похвалой.

— Ничего подобного. Например, во время наводнения… Очень немногие женщины способны в такой ситуации обойтись без единой жалобы. Большинство очень некстати вспоминают о том, что относятся к слабому полу, и во всем рассчитывают на помощь мужчины. А ты молча занималась делом.

— А на что жаловаться-то? — удивилась я. — На дождь?

— На невезение, — хмыкнул Чарли.

— А, ну да, — пробормотала я, расставляя на солнце не просыхающую от здешней влажности обувь. — Интересно, почему случаи невезения в моей жизни всегда имеют отношение к чему-то мокрому?