— Действительно. И в чем суть неприятностей?

— Одну секунду. У меня где-то есть информация. — Я услышал шелест бумаги, потом Ральф радостно фыркнул и продолжал:

— Правительство возбудило против него уголовное дело за неуплату налогов в пятьдесят седьмом, пятьдесят восьмом и пятьдесят девятом. Судебное разбирательство началось год назад и завершилось в декабре. Его не обвинили в мошенничестве, однако ему пришлось выложить триста шестьдесят тысяч, включая пени. Правительство аннулировало арест на имущество должника и потребовало перевести Бри-Айленд на депонент — то есть под залог той суммы, которую Лоример должен был уплатить.

— И что это значит?

— Это значит, что процентов с продажи было достаточно для того, чтобы удовлетворить требования правительства. — С минуту Ральф раздумывал. — Потом Парадиз сдал в аренду на двадцать лет часть Бри-Айленда «Хэнди-фуд инкорпорейшн» с условием, что корпорация ежегодно будет выплачивать ему арендную плату в размере пятидесяти тысяч.

— Тут все законно?

— Не просто законно, продажа и сдача земли в аренду — самые обычные сделки. И выгодные, если исходить из нашей грабительской налоговой системы.

— Договор об аренде позволял Лоримеру пользоваться землей, где находится его фабрика?

— Земля перешла от Аарона Парадиза к «Хэнди-фуд», дальше я цитирую: «...только для занятия на ней сельским хозяйством, хранением, производством, складированием, а также для других целей, что могут возникнуть в процессе изготовления продукции компании».

— И за это компания обязана по договору выплачивать Аарону Парадизу ежегодно пятьдесят тысяч?

— Именно так.

— Интересно. А кто такой Паттерсон? О нем есть какие-нибудь сомнительные факты?

— Я бы сказал, что нет. Его зовут Дрейк Паттерсон, конструктор и кораблестроитель. Должно быть, ты слыхал о лодках, парусниках и крейсерских яхтах Паттерсона.

Слыхать о них доводилось, несколько штук я видел в Ньюпорте. А крейсер «Дрейк» известен во всем мире.

Я спросил:

— Тебе удалось выяснить что-нибудь о человеке по имени Луис Н. Греческий?

Я опять услышал шелест бумаг.

— Генеральный менеджер «Хэнди-фуд инкорпорейшн» с... декабря 1959-го. Это все, что у меня на него есть, только имя.

— О'кей. Вероятно, у меня уже есть вся необходимая информация на него. — Я улыбнулся и добавил:

— Он бывший садовник.

Ральф с обычным для него усердием раздобыл для меня адреса Лоримера и Паттерсона. Паттерсон обитал неподалеку, на острове Лидо, мимо которого я проезжаю, когда возвращаюсь в Лос-Анджелес, поэтому я и порулил туда.

Дрейк Паттерсон предстал передо мной пожилым человеком, как мне показалось, лет семидесяти, если не больше, но производил впечатление сильной личности и выглядел бодрячком. Он был представительным, седым стариком, на некогда мощной фигуре кожа теперь пообвисла, но он сохранил вид, говорящий о том, что готов задать перцу любому противнику его возраста, осмелься тот ставить ему палки в колеса. В разговоре Паттерсон показался грубовато-добродушным, открытым и честным. Такие мне нравятся.

Жил Дрейк на верхнем этаже шикарного нового многоквартирного кооперативного дома на Лидо, что по соседству с Ньюпортом, и мы удобно расположились на небольшой веранде в его гостиной. Было почти восемь часов вечера, не совсем темно, и с веранды открывался удивительный вид на гавань, стаи разнокалиберных лодок на воде и светящиеся вдоль берега огоньки.

Я представился ему как частный детектив, но пока лишь намекнул на цель своего визита. Он приготовил для меня бурбон с водой, а сам отхлебывал бренди из маленькой рюмки.

— Бри-Айленд, — повторил он. — И что же, молодой человек, вы хотите о нем узнать?

— Насколько мне известно, этот остров в свое время принадлежал вам, но несколько лет назад вы его продали. Это верно?

— Да. Купил его, дай-ка подумать... В сорок восьмом, мне кажется, это было. Собирался построить там дом для себя и своей жены. Мне нравится море, покой и уединение, а для бывшего корабела остров — самое подходящее место. Дом на самом деле предназначался моей жене, но то по одной причине, то по другой — как в жизни случается, я откладывал строительство. Понимаете, я делал деньги, занимался своей компанией и считал, что впереди еще невпроворот времени. Наконец я принялся за дом, но, увы, Мэри умерла раньше, чем я успел начать и кончить.

Он помолчал, вернувшись, видимо, в грустное прошлое.

— Мэри — моя жена. После ее смерти многое, что держало меня на плаву, потеряло смысл, да почти все. Большую часть дела я передал своим компаньонам; начал постепенно избавляться и от повседневной рутины, но главным образом — от имущества. В списке собственности числился и Бри-Айленд. Помнится, я отделался от него в пятьдесят пятом. Не помню, кто купил его, покупатель сразу нашелся.

— Гораций Лоример? Он кивнул.

— Похоже что он.

— И тогда вы продали остров Лоримеру за двадцать тысяч?

Он замялся, покряхтел, спросил с заметным смущением:

— Какое имеет значение, сколько он за него заплатил?

— Ну, потом остров перешел в другие руки, а меньше года назад его продали уже за четыреста двадцать тысяч. Странно, что за шесть лет его стоимость возросла более чем в двадцать раз.

— Хорошая прибыль, — согласился Паттерсон, — но это не исключительный случай на земельной бирже. Все зависит от спроса и предложения, мистер Скотт, от того, как сильно кому-то хочется иметь то, что есть у вас, сколько стоит примерно вложенный вами труд и продукция в долларах, которые они готовы выложить. Ситуация всегда меняется в зависимости от спроса и предложения — это один из справедливых законов рыночной экономики. — Он сделал глоток из своей маленькой рюмки. — Конечно, в наши дни эта система работает все хуже и хуже. — Он помолчал несколько секунд; в темноте я увидел, что он испытующе смотрит на меня. — Простите, выплаченная сумма действительно имеет для вас значение?

— Если честно, и сам не знаю. Может быть. Человек, купивший у Лоримера остров, был убит прошлой ночью.

Я не стал рассказывать ему о своей встрече с Луи Греком, но дал понять, что между убийством и правами жертвы на остров, возможно, имеется связь.