— Меня здесь ждут, — сказал я метрдотелю. — Я пришел повидаться с другом.

Он взирал на меня с каменным лицом. Через его плечо я наблюдал за извилистой блондинкой. Ее легко можно было узнать, благодаря афишам, украшавшим вход. Вельма Бейл. И поет, как безумная, низким горячим голосом высокому тощему типу, сидящему за столиком у края площадки.

Я остановился у этого столика и посмотрел на высокого тощего типа. У него было треугольное лицо, сужающееся книзу, выгнутые брови и совершенно отсутствовал подбородок. В усах, над тонкой верхней губой, может быть и было десять волосков.

Я подсел к столу.

— Филлсон? — спросил я.

Он оторвал взгляд от Вельмы и посмотрел на меня.

— Извините.

— Филлсон? — повторил я.

— Ну, да. Это мое имя.

— Я — Шелл Скотт.

Он не моргнул и ресницей.

— И что?

— Я бы хотел поговорить с вами.

Он повернул голову и посмотрел на Вельму Бейл, а потом снова на меня.

— Конечно, — сказал он с легким раздражением. — Через несколько минут.

После чего все его внимание сосредоточилось на танцплощадке.

Вы бы его не осудили.

Я сам посмотрел туда же и понял его нежелание разговаривать в этот момент с кем-либо и о чем бы то ни было. Вельма перестала петь и скользнула по кругу в смутно голубом пятне света. Она двигалась с неторопливой свободной грацией дикого обитателя джунглей, и что-то звериное было в уверенных, чувственных колебаниях ее тела. Эта женщина была одета в серебристое платье с глубоким вырезом, которое облегало сладострастные изгибы ее тела, как второй покров из блестящего лака. Высокая, широкая в бедрах, узкая в талии, с полной, слишком полной грудью она двигалась, плавно изгибаясь, словно переливаясь из одного движения в другое под хрипловатые стенания саксофонов, ведущих причудливую мелодию над тяжелым ритмическим уханьем оркестра.

Эллис назвал ее «Вельма Бейл — королева стриптиза в Сейбр-клубе». Так вот она, Вельма Бейл, и вот он, стриптиз. Она очень хороша. Это была женщина из другого мира.

Внезапно все кончилось, и Вельма исчезла. Яркий свет, заливший комнату, показался кричаще ярким после прозрачного голубого полумрака.

— Стаканчик? — Это был Филлсон.

— Само собой. Бурбон с содовой.

Он подозвал официанта и заказал для меня бурбон с содовой, а для себя — сухого мартини.

— Итак, мистер Скотт, да? О чем вы хотели со мной поговорить?

— Я — частный сыщик. Расследую дело об убийстве Джона Лоринга.

— Лоринга? Боже милостивый! Убит? — у него все-таки был подбородок, он отвалился почти на дюйм.

— Убит.

— Как же, я знал его. Он был моим учеником.

— Знаю. Поэтому я и пришел к вам.

С минуту он сидел, качая головой.

— Но почему ко мне? Я ничего не знаю о нем как о человеке.

— Ничего?

— Кроме того, что он был приятный, удивительно глубокий для такого тощего сложения. Он продолжал неопределенно покачивать головой.

Официант принес заказанные напитки, и я отхлебнул бурбона.

— Как долго Лоринг посещал вашу студию?

— Н-ну, точно не скажу. Два месяца, может быть, больше. Но я не вижу, какое отношение...

— Просто любопытство. Мне бы хотелось взглянуть на кое-какие его работы. О'кей?

— Конечно. Разумеется, он только начинал. И не очень успешно.

— Когда?

— Что, когда?

— Когда я могу посмотреть?

— Завтра. Скажем, в три или четыре.

— Скажем, в четыре.

Он кивнул, и я спросил:

— Насчет Лоринга. Он никогда не говорил с вами о каких-нибудь своих неприятностях? О том, что могло его беспокоить?

Филлсон покачал головой.

— Все, о чем мы с Лорингом когда-либо говорили, относилось только к живописи. Его личная жизнь была абсолютно его делом. — Он резко добавил: — Сожалею, что не могу помочь вам, мистер Скотт. — Разговор наш был явно закончен. Я поблагодарил его, встал и подошел к бару.

Опрокинув еще стаканчик для ровного счета, я стал рассматривать помещение. В нескольких футах от конца стойки была задрапированная портьерой арка, через которую входили и уходили танцовщицы. Стены украшали фрески.

Огни пригасли и, прорезав табачный дым, луч прожектора упал на конферансье, который объявил, что представление закончено. Он призвал всех и каждого, не теряя времени, пить в течение следующего часа. Ха-ха-ха! С небрежным видом я прошел вдоль стойки бара под задрапированную арку во внутреннее помещение. Никто меня не остановил.

Девушки в различных стадиях одетости или раздетости стояли, болтали, курили или шныряли вокруг, и все выглядели ужасно мило и симпатично. С минуту я наблюдал за ними, потом остановил маленькую живую брюнетку с золотой цепочкой на шее и в кружевном бюстгальтере.

— Где мне найти Вельму Бейл?

Она указала на дверь как раз напротив меня.

— Вон там.

— Спасибо, красавица.

Я оглядел ее. Это доставило мне истинное удовольствие. На улице она выглядела бы отлично. Она только что закончила свое выступление, состоявшее в том, что она танцевала, имея на себе не больше, чем пол-унции одежды. Так что сейчас она выглядела лучше, чем отлично.

Я сказал ей об этом.

В ответ она сморщила носик, но повернулась на каблуках и, пританцовывая, пошла прочь. Я проводил ее взглядом. Она открыла одну из дверей и прежде чем войти, обернулась и посмотрела на меня.

Я подошел к двери в уборную Вельмы и постучал. Что-то скребло у меня в мозгу, пока я ждал, но я никак не мог поймать и определить, что это. Никакого ответа. Я постучал еще раз. Наконец я обнаглел и открыл дверь. Ничего. Серебристое платье с низким вырезом, подвешенное на плечиках, выглядело сейчас совершенно иначе, вокруг были разбросаны какие-то пустяки, предметы туалета, но Вельмы не было. Видимо, я слишком медлил над стаканом бурбона.

Я вернулся в бар и снова уселся на высоком стуле. За двойной порцией бурбона я налег на свои мозги, спрашивая себя, что же такое там скребло. Все, что я получил в ответ, была головная боль. Поэтому я сказал себе, что этот стакан — последний, осушил его и поднялся с места. Часы показывали одиннадцать тридцать.

По пути к выходу я оглянулся на столик, за которым сидел Филлсон. Никакого Филлсона. Только официант, который вытирал стол.