— Толчком к созданию этой песни стали действительные события в районе озера Хасан, а героями ее являются те «три танкиста», о которых шла речь на XVIII партийном съезде.
Значит, песня действительно о нас…
…У этой истории есть продолжение.
Листая пожелтевшие уже страницы газет — страницы истории, просматривая документы XVIII съезда партии, пытливые исследователи моего родного Оренбуржья и их горячие помощники — юные следопыты — натолкнулись на текст нашей докладной записки.
Зная о том, что в Оренбурге есть фронтовик Агарков, который часто выступает перед молодежью с воспоминаниями о Великой Отечественной войне, неутомимо-любознательные ребята пришли однажды ко мне с вопросом: не братья ли тот Агарков, с Хасана, и этот, то есть я, а если не братья, то другие какие родственники? Пришлось признаться: это я сам и есть.
Признание их очень обрадовало. Следопыты, буквально заполонившие мой служебный кабинет, уходить не собирались. Они стали допытываться о том, что мне известно о двух других членах экипажа — о Житеневе и Румянцеве. Но на этот вопрос я ответить не мог. Действительно, как расстались мы в 1939-м, так и не виделись более, даже не переписывались.
Оставалось только высказать предположения: Житенев, мол, скорее всего, — если жив, конечно, — живет на Дальнем Востоке, а Румянцев — тоже если жив — в Москве; он москвич коренной, и не думаю, чтобы променял Москву на любой другой город.
Вот и все, что смог сообщить я о своих боевых друзьях «вторгшимся» ко мне юным следопытам.
А они увлеклись идеей найти моих товарищей — во что бы то ни стало. Быстро составили и отправили запросы в Уссурийск, в Москву, и вдруг я узнаю: друзья-танкисты живы.
Кому не понятно, как захотелось мне с ними увидеться.
Инициативу проявил Оренбургский обком комсомола, решивший организовать встречу трех танкистов. Как это сделать при таких расстояниях: Москва — Оренбург — Уссурийск — десять, если не больше, тысяч километров?
Идею подхватило Оренбургское и Центральное телевидение, были определены направления будущей передачи, составлен сценарий, подобраны участники и, наконец, назначен день выхода в эфир: воскресенье, полдень.
Я знал: встреча состоится. Не представлял только, как она пройдет. Мы столько лет не виделись. А вместили эти годы разлуки такое незабываемое, такое грозное испытание, как Великая Отечественная война…
И вот я в Оренбургской студии. Остаются считанные минуты, но ни Житенева, ни Румянцева нет. Организаторы передачи Е. Н. Горбанская и В. И. Федотов, видя мою растерянность, успокаивают, подбадривают, а я думаю об одном: обещанной встрече.
Передача началась, я взял себя в руки. Начал рассказывать, увлекся, волнение отступило на второй план, и вдруг я почувствовал: вот сейчас произойдет «чудо». Оно и впрямь произошло. Открылась дверь, и на пороге появился Николай Сергеевич Житенев! Тот самый Николай Житенев, механик-водитель БТ-7, с которым мы расстались на Дальнем Востоке в 1939 году. Миллионы телезрителей видели, как плакали немолодые мужчины-фронтовики. И кому могло прийти в голову, что такое можно «отрепетировать»? Конечно, сразу же вспомнили о Румянцеве. Беседуем перед камерой, а сами на дверь поглядываем — вот откроется она, и войдет третий… А Сергей Румянцев, бывший командир башни, явился нам… с экрана монитора! Он оказался в одной из студий ЦТ и оттуда обращался к нам, оттуда отвечал на наши вопросы. Мы не могли его обнять, но мы видели: живой, боевой у нас товарищ. И порадовались, что все трое прошли через горнило испытаний Великой Отечественной войны и остались верны клятве, данной еще в тридцатые годы.
По окончании передачи «посыпались» звонки. О чем только не спрашивали! Что только не сообщали нам! Но тут же нас ждал еще один сюрприз: нам с Житеневым предоставляется возможность поехать в Москву.
Несколько дней спустя мы вышли из поезда на Казанском вокзале Москвы и сразу оказались в объятиях Сергея.
А вечером, когда сидели за столом в уютной квартире С. М. Румянцева, в кругу его семьи, и вспоминали дела давно минувших (и совсем недавних) дней, по телевидению, в программе «Время», показывали встречу друзей на шумном московском вокзале…
Воспоминаний, конечно, было много. Мне, как бывшему командиру экипажа, не терпелось узнать — притом возможно больше — о каждом.
Да, мы не посрамили чести танкистов. На груди у Николая Житенева, среди других наград, я увидел орден «Знак Почета». За что? За то, что, являясь отличным механиком, он славно потрудился на ремонте и восстановлении любимой нашей грозной техники.
Сергей Румянцев — мастер на Московском автозаводе имени Лихачева. И у него орден — Трудового Красного Знамени.
Настоящие коммунисты, гвардейцы, патриоты!
…Встреча «трех танкистов» для нас, ее участников, стала началом нового этапа крепкой боевой дружбы, которая теперь уже будет объединять до конца жизни.
Всколыхнула та встреча и мою память, воскресив спрятанное в далеких тайниках души.
Великая Отечественная стала для меня продолжением «танковой биографии».
И снова, как тогда, в 1938-м, не обошлось без заявления.
Заявления об отправке на фронт…
Дело в том, что, когда началась война, я работал на железной дороге, а многие железнодорожники призыву в армию не подлежали. Не брали и меня: «Вы необходимы здесь». Немало усилий довелось мне приложить, чтобы «разбронироваться» и оказаться там, где шли ожесточенные бои.
Под Москвой я был пехотинцем, моим оружием являлась винтовка. Когда в конце 1941-го положение на этом фронте значительно поправилось, коммунистов и комсомольцев, мобилизованных на местах в воздушно-десантные войска, откомандировали по первоначальному назначению. Меня — в седьмой воздушно-десантный корпус, заместителем командира батальона по политической части.
Но в десантниках пробыл я недолго. Танкистам-десантникам не хватало «малого»: соответствующей материальной части. И, скажу честно, с полным удовлетворением воспринял я новый приказ: перейти в наземные танковые войска, к которым прикипел душою еще с Хасана.
Вот так весной 1943-го и началась моя служба в уже прославленной 3-й гвардейской танковой армии. Сначала — парторгом первого батальона 56-й бригады 7-го корпуса, а после боев за освобождение города Проскурова, в которых погиб капитан Данилов, сменил его и стал заместителем командира батальона по политчасти. В мою бытность там наша 56-я гвардейская Васильковско-Шепетовская орденов Ленина, Красного Знамени и Суворова 2-й степени бригада прошла славный боевой путь, покрыв себя неувядаемой славой.
На фронте я был политработником. Как хорошо, взволнованно, справедливо оценил в замечательной «Малой земле» наш ратный труд Леонид Ильич Брежнев — политический руководитель Вооруженных Сил в сложнейших боевых операциях! Прежде всего хочется подчеркнуть, что наше положение не лишало меня, как и других политработников, возможности идти в танковую атаку (притом в одном из головных танков, на самом решающем, самом сложном участке), вести — самому вести — огонь по врагу из всех видов танкового оружия, применять в бою автомат, гранаты, пистолет.
Тяжелую боевую задачу пришлось решать нам при форсировании Вислы. Брали мы ее с ходу — и вброд, и на понтонах. На восточный берег вышли из леса — важно было подойти скрытно. На береговой опушке леса, где были сосредоточены все танки нашей бригады, быстро соорудили КП. Там находились комбриг Слюсаренко, начальник политотдела Болдырев, другой командный состав бригады.
Гвардии полковник Слюсаренко, вызвав меня, приказал: первым танком, на понтонах, форсировать Вислу, занять плацдарм на противоположном берегу, удержать его до подхода основных сил и затем, расширив плацдарм, подготовиться к решающему наступлению. Вслед за мною должны были форсировать реку все танки бригады.