Чаттертону не хватило духа сказать этим людям, воинам, которые охотились за немецкими подлодками, защищая Америку, что потопления, которым они так долго гордились, возможно, и не произошло.

Во время одной из бесед член команды пригласил Чаттертона на предстоящую встречу ветеранов «Гризи Гаса» (Грязный Густафсон). Он попросил Чаттертона рассказать о своих поисках. Когда Чаттертон думал над приглашением, ему в голову пришла самая неожиданная мысль. Он бегал к раненым сквозь град пуль во Вьетнаме, он проникал под своды из искореженной стали внутрь поверженной субмарины, но он боялся, думая о выступлении перед этими пожилыми людьми в час их торжества. Он был уверен, что не может идти на встречу и говорить этим ветеранам, что история, которую они рассказывали внукам о потоплении немецкой подлодки, была неверна, что они ошибались, что «Гризи Гас» промахнулся. Чаттертон поблагодарил ветерана за приглашение и сказал, что не сможет приехать.

Со своей стороны, Колер приступил к поискам большого знатока немецких субмарин. В течение десятилетий Роберт Коппок был смотрителем британских отчетов, относящихся к немецким подлодкам, включая захваченные нацистские документы, и он все еще работал в Министерстве обороны Великобритании в Лондоне. Как сообщил Колеру один архивариус, никто так не разбирался в записях о немецких субмаринах, как Коппок. И ни у кого не было таких разветвленных связей в иногда весьма туманном мире историков, аналитиков и теоретиков подводной войны.

— Он все еще работает там? — спросил Колер.

— С незапамятных времен, — ответил архивариус.

На следующий день Колер позвонил в Лондон.

Сквозь пелену статических разрядов ему ответила женщина: «Скотланд-Ярд. Чем могу вам помочь?»

Колер подумал, что ошибся номером, но не решился повесить трубку, мысль о том, что его соединили со знаменитым форпостом борьбы с преступностью, была слишком захватывающей, чтобы вот так сдаться. Какое-то время он просто вслушивался в разряды статики, представляя себе мужчин в войлочных охотничьих шляпах, кричащих: «Совершено убийство!»

— Это Скотланд-Ярд. Вы меня слышите?

Наконец Колер произнес:

— Вероятно, я набрал не тот номер. Я хотел поговорить с мистером Робертом Коппоком из министерства обороны.

— Одну минуту, соединяю вас с мистером Коппоком, — сказала женщина.

Колер не находил себе места, ожидая услышать Коппока. Впервые в жизни он говорил с англичанином. По другую сторону Атлантики, в своем сводчатом кабинете с серыми шкафами до потолка, с казенной мебелью, окнами с матовым стеклом, седовласый Коппок, восседающий посреди документов об истории подводной войны, взял трубку.

«Ах да, ныряльщик из Нью-Джерси, — сказал Коппок. — Я слышал о вас, сэр. Слежу за вашим приключением с огромным интересом. Эта загадка весьма меня заинтриговала».

Коппок задавал Колеру очень подробные вопросы: об исследованиях ныряльщиков, об «U-Who», о том, с кем они связывались, о Хоренбурге.

Колер ответил на все вопросы, польщенный тем, что Коппок говорил с ним на равных, а не как с парнем из Бруклина, который опаздывал с заменой окна в заведении «Кентукки Фрайд Чикен» (с чем он действительно не успевал). Когда Коппок спросил, не появились ли у ныряльщиков какие-либо версии, Колер рассказал ему об «U-857».

Коппок внимательно его выслушал, потом согласился с тем, что Колер выдвинул убедительный аргумент в пользу того, что затонувшая в Нью-Джерси подлодка — это «U-857». Он спросил, хочет ли Колер, чтобы он просмотрел свои записи и источники и изучил вопрос глубже.

Колер чуть не выпалил «Черт возьми, конечно!». Вместо этого, он сумел произнести: «Да, сэр, я буду вам благодарен за содействие. Большое спасибо».

Ведя грузовик, чтобы спешно заменить окно в «Кентукки Фрайд Чикен», Колер позвонил Чаттертону.

— Джон, я говорил с Коппоком. Ему, должно быть, лет семьдесят пять, но он все еще в деле. Он работает в чертовом Скотланд-Ярде.

— Что он сказал? — спросил Чаттертон. — А вообще, ты даешь…

— Я ему изложил версию об «U-857». Он сказал, что это звучит «убедительно». Ему на самом деле понравилось, и он предложил проверить все по своим документам.

— Чудесно, — сказал Чаттертон. — Мы переживаем удивительное приключение.

— Так оно и есть, — сказал Колер. — Удивительное приключение.

Вскоре после того, как Колер поговорил с Коппоком, ныряльщики связались с Хорстом Бредовом и Чарли Грутцемахером в Германии, настояв на версии «U-857». Оба архивариуса выслушали доказательства, просмотрели собственные записи, задали несколько вопросов, потом согласились: «U-Who» — это почти точно «U-857». Колер вновь набрал Скотланд-Ярд (на самом деле Большой Скотланд-Ярд отличается от легендарного полицейского управления), чтобы еще раз поговорить с Коппоком. Их разговор был недолгим. Коппок сообщил Колеру, что он просмотрел записи и обдумал теорию ныряльщиков. Как и прежде, он вполне допускал, что ныряльщики нашли «U-857».

В первые месяцы 1993 года Чаттертон и Колер продолжали встречаться за пиццей и стейком. Они уже не раздумывали над принадлежностью «U-Who» — этот вопрос был решен. Вместо этого они начали представлять себе, как субмарина встретила смерть. К этому времени они проконсультировались с несколькими специалистами по вооружению. Обстоятельства указывали на одно: субмарина погибла в результате мощного взрыва, который мог произойти от попадания торпеды.

Но чья торпеда? Если бы подлодка союзников выстрелила в немецкую и поразила ее, это было бы обязательно отражено в отчетах. Могла ли одна из торпед немецкой подлодки взорваться изнутри? Невозможно, так как характер повреждений в результате взрыва указывал на удар снаружи подлодки. Оставалось единственное объяснение. Ныряльщики читали о случаях, когда система наведения торпед давала сбои, заставляя торпеду менять направление и идти к своей же субмарине. Эти отклонившиеся от курса торпеды назывались «бегунами по кругу», и они поразили несколько подлодок, выпустивших их.

— Представь, что ты Рудольф Премауэр, командир «U-857», — сказал Коллер Чаттертону за одним из ужинов в «Скоттиз». — Ты прошел через ледяную воду, минуя рой самолетов союзников, от Норвегии до США. Ты едва ушел от морских охотников в районе Бостона. Теперь ты в Нью-Джерси, в нескольких милях от Манхэттена. Ты видишь на некотором расстоянии цель, пускающую дым из трубы. Ты приказываешь команде занять места, забираешься в боевую рубку и поднимаешь штурмовой перископ. Захватываешь цель и отдаешь приказ: «Торпеда пошла!». Торпеда выстреливается из аппарата. Все замолкают и ждут отдаленного взрыва, но ничего не происходит. Потом из отсека акустиков радист докладывает тебе: «„Бегун по кругу“! У нас „бегун по кругу“! Наша торпеда идет на нас!» Премауэр приказывает начать срочное погружение — ведь это их единственный шанс. Теперь это бег наперегонки — субмарина против собственной торпеды, и единственный вопрос: сумеет ли подлодка погрузиться раньше, чем торпеда нанесет удар? Люди делают все, что в их силах, чтобы лодка нырнула. Есть ли у них двадцать секунд? Пять секунд? Никто не знает. Они используют все шансы. Слишком поздно. Семьсот фунтов тринитротолуола. Слишком поздно, черт возьми.

— И это объясняет, почему не было никакого отчета о происшествии в этом районе, — сказал Чаттертон. — Это, возможно, ночь, зима. Когда торпеда поражает субмарину, никто на судне, которое она хотела потопить, не слышал этого, поскольку все произошло под водой. Даже если бы кто-то слышал приглушенный взрыв, черт, это война: приглушенные взрывы звучат повсюду. Субмарина тонет, и никто понятия не имеет, что она потонула.

Минуту оба ковырялись в еде, не проронив ни слова.

— Представь себе, что чувствовал акустик, когда понял, что торпеда возвращается, — сказал Колер.

— Представь себе их уверенность в том, что другого не дано: либо ты умрешь насильственной смертью, либо «бегун по кругу» пройдет мимо, — добавил Чаттертон. — Никакой середины. Ты знаешь, что будет только так и не иначе.