Бодряк не промолвил ни слова, пока они не очутились на улице, а затем повернулся к Морковке.

«Почему он назвал тебя…»

«С вашего разрешения я отнесу ее в Дом Дозора.»

Бодряк глядел на тело Любимицы и ощущал, как поезд его мыслей сам себя пускает под откос. Некоторые вещи слишком трудны, чтобы о них думать. Он желал часок полной тишины, где угодно, чтобы сложить все вместе.

Личное — это не тоже самое, что и важное.

Человек какого масштаба мог бы так подумать? И это привело Бодряка к мысли, что в то время как Анк-Морпорк в прошлом имел свою долю злых правителей, и просто плохих правителей, но еще никогда не жил под пятой хорошего правителя. Ибо он мог оказаться самым ужасным из всех предшествующих.

"Сэр? " — вежливо обратился Морковка.

"Да-а. Мы похороним ее у Маленьких Богов, как ты насчет этого? " — сказал Бодряк. — «По существующей в Дозоре традиции.»

«Да, сэр. Вы уходите с Осколком. С ним все в порядке, если только не забывать отдавать ему приказы. Если вы не возражаете, то я вряд ли приду на вашу свадьбу. Вы знаете, каково это…»

«Да. Разумеется. Гм-м. Морковка?»

Бодряк моргнул, отводя подозрения, которые настоятельно требовали внимания. «Мы не должны быть слишком строги с ним. Я ненавижу подобных ублюдков, но хочу оставаться честным с ним. Я знаю, что делает гоннилда с подобными людьми. Мы все равны перед гоннилдой. Я мог бы оказаться таким же, как и он.»

«Нет, капитан. Вы же опустили ее вниз.»

Бодряк выдавил слабую улыбку.

«Они называют меня мистером Бодряком.»

Морковка вернулся в Дом Дозора и положил тело Любимицы на плиту во временном морге. Трупное окоченение уже началось.

Он набрал воды и вымыл ее мех наилучшим образом, и насколько смог. Следующее, что он сделал, по правде говоря могло бы удивить тролля или гнома или любого, кто не знает реакции человеческого ума на стрессовые обстоятельства. Он написал рапорт. Он подмел полы в главной комнате; по расписанию было его дежурство. Он умылся, сменил рубашку, забинтовал рану на плече, вычистил доспехи, натирая их проволочной щеткой, обернутой шерстяной тряпкой и различными салфетками, пока он не смог вновь видеть в них свое отражение.

Он слышал, далеко-далеко, «Свадебный Марш» Фонделя, исполненный на Ужасном Органе с аккомпанементом Разнообразных Шумов Скотного Двора. Он выудил полбутылки рома оттуда, где по мнению сержанта Двоеточие был надежный тайник, налил себе немного и выпил, произнеся тост: "За мистера Бодряка и леди Рэмкин! " ясным, искренним голосом, который мог бы смутить кого угодно, слышавшего это.

В дверь поцарапались. Он впустил Гаспода. Маленький пес забился под стол, ничего не говоря.

Затем Морковка поднялся в свою комнату, сел в кресло и выглянул в окно.

Полдень миновал. Дождь прекратился незадолго до вечернего чая.

Во всем городе зажглись фонари. Вскоре взошла луна.

Дверь отворилась. Мягко ступая, вошла Любимица.

Морковка повернулся и улыбнулся.

"Я не был уверен. " — сказал он. — «Но подумал, разве не серебро их убивает? Просто мне оставалось только надеяться.»

Миновало два дня. Дождь установился. Он не лил, он лениво поплевывал из серых туч, пробивая ручейки в грязи. Он наполнил Анк, который еще раз с чавканьем и смоктаньем промчался по своему подземному царству. Он лил из уст горгон. Он хлестал по земле так сильно, что над землей стоял туман от рикошетов. Он барабанил по могильным плитам на кладбище за Храмом Маленьких Богов и в маленькую ямку, вырытую для констебля Жвачки.

На похоронах Стражника всегда были только Стражники, говорил сам себе Бодряк. Иногда бывают родственники, как сегодня леди Рэмкин и Руби Осколок, но вам никогда не удастся собрать толпу. Возможно Морковка был прав, что если ты стало Стражником, то прекратил быть кем-нибудь еще.

Хотя сегодня присутствовали и другие люди, стоявшие молча вдоль подъездов к кладбищу. Они не присутствовали на похоронах, но наблюдали за ними.

Там присутствовал маленький священник, который провел этническую службу, предназначенную для удовлетворения любого из богов, который мог выслушать. Затем Осколок опустил гроб в землю, а священник бросил церемониальную горсть земли, не обращая внимания на то, что вместо грохота сыплющейся земли последовал громкий финальный шлепок.

К удивлению Бодряка Морковка держал речь, гулко разносившейся над сырой землей, отражаясь от плачущих дождем деревьев. Речь основывалась на единственном тексте, который допускалось использовать в подобных случаях: он был моим другом, он был одним из нас, он был хорошим полицейским.

Он был хорошим полицейским. Это произносилось на каждых похоронах стражника, которые мог вспомнить Бодряк. Это могло бы быть сказано даже на похоронах капрала Валета, хотя каждый и держал бы перекрещенные пальцы за спиной.

Ведь это было то, что требовалось сказать.

Бодряк уставился на гроб и тут странное чувство закралось у него, столь же коварно как дождь, струящийся сзади по шее. Оно не ограничилось только подозрением, ибо оставаясь в его душе достаточно долго, оно могло бы стать подозрением, но сейчас оно сводилось к слабому пощипыванию от предчувствия.

Бодряк обязан был спросить. Он никогда не перестанет о ней думать, если хотя бы не спросит.

И когда они покидали могилу, то он спросил.

«Капрал?»

«Да, сэр?»

«Никто потом не находил гоннилду?»

«Нет, сэр.»

«Кое-кто утверждает, что вы держали ее последним.»

«Я должен был положить ее где-нибудь. Вы же знаете, как все это было хлопотно.»

«Да. Ну да, конечно. Но впрочем я совершенно уверен, что видел, как вы уносили ее останки из Гильдии …»

«Дело сделано, сэр.»

«Да. Э-э, надеюсь, что вы спрятали ее где-нибудь в надежном месте. Вы думаете, э-э, что оставили ее в надежном месте?»

Позади них могильщик начал бросать лопатой в яму мокрую, слипшуюся глину.

"Полагаю, что обязан был ее похоронить, сэр. Ведь так?

Так что никто не смог ее найти. Иначе мы очень скоро об этом узнали, если бы кто-нибудь ее нашел!"

«Может все к лучшему, капрал Морковка.»

«Я тоже так надеюсь.»

«Он был хорошим полицейским.»

«Да, сэр.»

Бодряк пошел ва-банк.

«И… Мне показалось, что когда мы несли этот маленький гроб… что он немного более тяжелый?..»

«Неужели, сэр? Не могу сказать, чтобы заметил это.»

«По крайней мере он получил соответствующее для гнома погребение.»

"Ах, да. Я присмотрел за этим, сэр. " — сказал Морковка.

По крышам Дворца с бульканьем хлестал дождь. Горгоны заняли свои посты на каждом углу, процеживая через уши мух и комаров. Капрал Морковка стряхнул капли дождя со своей кожаной фуражки и обменялся приветствием с троллем, стоявшим на часах. Он миновал чиновников, сидевших в прилегавших к приемной комнатах, и вежливо постучал в дверь Продолговатого Кабинета.

«Войдите.»

Морковка вошел, печатая шаг, подошел к столу, отдал честь и встал по стойке 'вольно'.

Лорд Ветинари уделил его приходу толику внимания, впрочем весьма незначительную.

"Ах, да. " — сказал он. — «Капрал Морковка. Как полагаю… что-нибудь в своем духе. Уверен, что вы пришли просить о… чем же?»

Морковка развернул лист грязной бумаги и прочистил глотку.

"Ну, сэр… мы могли бы сделать новую доску для дартца.

Знаете, это чтобы было чем заняться в свободное от дежурств время?"

Патриций моргнул. Не столь часто это бывало, чтобы он моргал.

«Простите, что?»

«Новая доска для дартца, сэр. Помогает солдатам расслабляться после дежурства, сэр.»

Ветинари немного пришел в себя.

«Еще одну? Но вы уже получили одну в прошлом году!»

«Это Библиотекарь, сэр. Валет позволил ему сыграть, а тот просто немного наклонился и вколотил стрелки своим кулачищем. Разрушив при этом доску. В любом случае когда Осколок швырнул стрелку, то прошиб ее насквозь. И стенку за ней тоже.»

«Похвально. И?»