Услыша какой–то звук, Улнар метнулся в сторону, но поздно. Неподалеку один из наездников тащил вереницу пленников. Завидя воина, он гикнул и направил зверя на него. Привязанные к зверю морроны побежали со все ног, но все же тормозили всадника, и Улнар успел добежать до ближайшей рощи.

Нет, воин не собирался бежать и получить копьем в спину, но среди деревьев он мог маневрировать, всаднику там будет сложнее.

Наездник отвязал пленников, и они упали наземь. Бежать не пытались — либо были измучены, либо знали, что это бессмысленно.

Раскрыв слюнявую пасть, зверь бросился на воина. Улнар отскочил за дерево и попытался достать всадника со спины, но не успел — удар лишь оцарапал спину животного. Драться лицом к лицу было равносильно смерти — зверь раз в пять превосходил Улнара по весу и просто сметет воина, да и любого, кто встанет на пути. Поэтому Улнар лавировал, стараясь достать всадника мечом — но длины клинка явно не хватало. Копье бы!

Зато у верхового копье было. С наконечником длиной с небольшой меч, оно позволяло как колоть, так и рубить, и Улнар едва уходил от опасных ударов сверху.

Увернувшись от летящего в лицо копья, Улнар ударил зверя в шею. Попал удачно: кровь брызнула фонтаном. Животное заревело, мотая уродливой жуткой башкой. Воин отскочил и замер, выжидая. Всадник яростно бил зверя по бокам, но тот зашатался и рухнул. Седок оказался ловок и вовремя спрыгнул. Выставив копье с длинным, чуть изогнутым лезвием, он быстро оглядел Улнара и, что–то прорычав, бросился в атаку.

Воин отбил удар, увернулся от замаха, кружась, быстро сократил дистанцию и рубанул наискось, от плеча. Сталь рассекла плечо и грудь противника, брызнула кровь. Но вражеский воин нашел силы еще на один удар. Улнар парировал и ударил в висок. Кончено.

Спасенные молча смотрели на Улнара. Встречая морронов в Кхиноре, воин убивал их. Убивал, потому что за это платили. Потому, что в своих набегах чернолицые точно так же, без пощады, убивали арнов. Сейчас он не видел перед собой врагов. Трое до смерти перепуганных людей таращились на него, съежившись в ожидании смерти. Для них он был чужаком, как и зарубленный Улнаром воин.

Двое пленников были женщинами, обнаженными по–пояс, в коротких кожаных юбках с разрезами. Третий — старик с голым черепом и седой бородой. И тоже в юбке. Улнар не обманывался, он знал: в большинстве морронских кланов женщины играют главенствующую роль, бывают охотниками и воинами не хуже мужчин. Взгляды женщин лишь подтвердили его мысль. Шрамы на лицах, татуировки на груди, развитые мышцы рук и ног — нет, эти женщины опасны. Обе. Поэтому он не торопился развязывать их.

Они что–то сказали. Заговорили, бросая на него полные ненависти взгляды. Быть может, призывали убить их, а может, и угрожали… «Они нужны мне, — подумал воин, — они могут отвести меня в стойбище, а там я могу поговорить с их вождем…»

— Где ваш дом? — спросил он, делая голос доброжелательным. Воин немного знал морронский и старался, чтобы его поняли. — Я не хочу вас убивать, я отведу вас домой. Куда идти?

Одна из женщин, постарше, зашипела, забилась в путах, клацая зубами. Другая, моложе, молчала, не сводя с воина больших светло–серых глаз. Улнар с удивлением подумал, что сейчас морронские женщины не кажутся столь уродливыми. Впрочем, если посмотреть на рожу Хаггара в бою, эти кому угодно покажутся красавицами. Воину вспомнилась Ош–Рагн: что и говорить, лицо повелительницы удивительным образом притягивало взгляд, и было по–своему привлекательным. Черным, узким, так не похожим на лицо Далмиры — и все же он запомнил его на всю жизнь.

Улнар снял с шеи флакон и поднес к лицам пленников:

— Ош–Рагн!

Женщины переглянулись. Похоже, они поняли, что убивать их не станут, а имя властительницы было им известно.

— Гунорбохор, — сказал Улнар и указал на запад. — Я иду туда. Ош–Рагн велела мне. Ош–Рагн!

Морроны залопотали на своем. Старик тоже что–то сказал, но быстро умолк под яростными взглядами женщин. Ясно, кто здесь главный…

— Я освобожу тебя! — сказал Улнар младшей. — Но не вздумай бежать. Поняла?

Он взвесил в руке боевой нож и резким броском вогнал в дерево. Судя по взглядам, бросок оценили. Улнар подошел, вытащил из ствола нож и разрезал на молодой путы.

— Веди. Гунорбохор! — сказал он. Молодая смотрела на старшую. Оскалившись, та что–то произнесла. Улнар понял: она приказывала убить его.

— Ош–Рагн! — резко повторил он. — Вы должны отвести меня к вождю! Веди!

Он повторил это слово по–морронски. Кажется, дошло. Младшая кивнула и жестами показала: дай нож.

Улнар протянул оружие. Девушка взяла его, сверкнула глазами, провела пальцами по лезвию, восхищенно цокнула сквозь зубы. «Да уж, не ваше черное железо, — подумал воин, — эшнарская сталь!»

Он невольно напрягся, когда девушка одним движением рассекла путы на старшей. Та встала, растирая запястья. Улнар указал на старика: развяжите и его. Женщина что–то сказала и усмехнулась. Улнар понял: старик им не нужен. Старшая отобрала нож. Воин смотрел за каждым ее движением. Она подошла зарубленному им человеку, присела и ловко вскрыла грудину. Рванув ребра в сторону, женщина вырезала сердце и впилась в него зубами. Воин опустил голову: в ее лице и взгляде не было ничего человеческого. Да, быть может, они голодны, быть может, этот всадник бил и мучил их, и все же… Старшая передала недоеденный кусок плоти младшей, и та принялась есть. Кровь текла по губам, капала на грудь, оставляя длинные красные полосы… Жалкий ошметок бросили деду.

— Хватит жрать! — с отвращением сказал Улнар. — Верни нож и веди. Нож!

Он протянул руку, вторую положил на рукоять меча. Они поняли.

— Иди, — сказала старшая и, поколебавшись, вернула нож.

Больше всего воин боялся, что его поведут туда, где он уже был: к вырезанному до последнего человека стойбищу. Но проводники повели другой дорогой, и к вечеру они вошли в лагерь, столь большой, что Улнар не видел его края. Здесь стоял сильный клан. Здесь он получит помощь. Или умрет.

Достав флакончик, Улнар вдохнул порцию зелья. Быть может, последнюю. Вокруг собиралась толпа. Приведшие его женщины что–то кричали, размахивая руками — и воина не трогали. Пока.

Его вели мимо высоких, покрытых кожами, шатров, многочисленных повозок с высокими, раскрашенными бортами и костров, вокруг которых сидели морроны. Повсюду стояли кроги, пощипывая редкую травку, и бегала черная длинноволосая детвора. Завидя белокожего воина, детишки мигом окружили его, глазея, толкаясь и возбужденно перекрикивая друг друга. Женщины отогнали их одним резким словом. Дети отбежали, но не ушли, большой группой следуя за ними и привлекая все большее внимание.

Зелье действовало. Улнар чувствовал, как руки наполняются силой, а тело — энергией, как хочется действовать, прыгать, рубить… Страх отступил, он с вызовом смотрел на морронов и скалил зубы.

Громкий окрик — и все остановились. Улнар глянул: у покрытого пятнистыми шкурами, украшенного человеческими костями и черепами шатра стояла женщина. Коренастая, сильная, властная. Шея черная от татуировок, на груди — ожерелье из кусочков полированной кости. Толпа замерла, глядя на нее.

Она что–то спросила, и спутницы Улнара заговорили, отчаянно жестикулируя. Вождь резко прервала рассказ и шагнула к воину. Глаза их встретились.

— Ош–Рагн! — сказал Улнар. — Меня послала Ош–Рагн!

Он вытянул руку с каменным флаконом. Морронка взяла талисман, оглядела, кивнула, широким жестом приглашая в шатер. Но две увешанных мечами «красавицы» остановили воина, жестами веля отдать оружие. Улнар подчинился.

— Не потеряйте! — весело сказал он, бросая им на руки меч и нож. Улнар повернулся и вошел в шатер.

Внутри было темно, немного света давал небольшой, обложенный камнями, очаг. Воин не сразу увидел, что ему указывают на пол, на одну из мохнатых шкур. Он сел, по–морронски подогнув ноги под себя.

Талисман ему не вернули. Это могло означать всякое, прежде всего то, что жить осталось дня два. Если не сожрут раньше.