Запишу кое-что из того, что говорил Батюшка.
— Женщина без веры жить не может. Или она после временного неверия опять скоро возвращается к вере в Бога, или же начинает быстро разлагаться. Другое дело мужчина: он может жить без веры. Окаменеет совершенно, станет соляным столбом, — таким окоченелым, и живет. А женщина так не может.
Есть какая-то таинственная связь у народа с царем. Какой нравственности царь, такой и народ. В лице народа карается Господом царь, и в лице его народ.
Нередко архимандриты и игумены впадают в страсть копления денег, да и диавол здесь еще влагает лукавую мысль, что надо под старость кое-что оставить. И погибают от этого. Поэтому этого очень надо беречься.
Сегодня память трех отроков, вышедших из печи невредимыми, — говорил также Батюшка, — и меня Господь сподобил уйти из мира, который есть печь страстей, именно в этот день. Отроки были брошены в печь за то, что не хотели поклоняться идолам, поэтому их Господь и вывел из нее невредимыми. Также и мы, монахи — и я, и вы — вышли из мира, конечно, потому, что не хотели поклоняться идолам. А идолы там везде расставлены: идол блуда, идол гордости, чревоугодия и т. д. Будем молить Господа, да сподобит Он нас Царства Своего Небесного. А там красота, которую воистину и «око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша…»(см. 1 Кор. 2, 9).
Однажды Батюшка с Преосвященным Кириллом, пораженные в Казани чудным видом в лунную ночь, невольно перешли к разговору о вечной, нетленной красоте в Царстве Небесном. «А там-то как?! А там-то как, Павел Иванович?!» — говорил Преосвященный Кирилл.
— И теперь конечно, наслаждается он там, чего мы здесь даже вообразить не можем себе. Блаженная душа! С ним я любил побеседовать. Да вот и с вами поговорить доставляет мне все-таки утешение.
Сегодня с Батюшкой приключилась большая скорбь. Когда на несколько минут выдалось свободного времени, я снова пришел к Батюшке. Он сказал:
— К празднику всегда враг старается сделать неприятность, скорбь. Кому удар, кому щелчок, всем старается что-нибудь «преподнести для праздника». И чем живешь внимательнее к себе, строже, тем сильнее вооружается враг. В особенности к празднику чем-нибудь да угостит. Всего надо ожидать, ко всему готовиться. Но Господь милостив, да к празднику и подарки раздаются. И вы что-нибудь получите, только вы это заметите лет через сорок, может быть. Тогда вы узнаете, какой дар Господь послал вам на этот праздник.
Батюшка не раз говорил мне, что к нему приходят «блаженные души». Да и вообще при разговоре неоднократно употреблял это выражение. А вчера Батюшка объяснил мне, почему он называет их блаженными.
— Я их называю блаженными, потому что у них есть великое сознание своей немощи, греховности и при этом сознании — твердая вера в Бога.
А также недавно говорил следующее:
— Был человек богат, стал вдруг нищим. Это тяжело, но поправимо. Был здоров, стал больным, и это поправимо, ибо и с нищим, и с больным есть Христос. А потеряешь веру — великое несчастье. Оно тем ужасно, что нет у человека уже никакой опоры.
Нужды материальной я никогда не испытывал. Даже напротив, от пелен до смерти дедушки, то есть до 10–13 летнего возраста, я жил чуть ли не в роскоши. Кроме того, был любимцем бабушки, кажется, и дедушки. Одним словом, мне хорошо жилось. Помню, устраивалась у нас елка на Рождество: детское веселье, конфеты, блеск украшения — все это радовало меня. Но хорошо помню один вечер. Я один около елки. В комнате полумрак, горит лампа, и тень от елки падает на большую половину комнаты. И вот какая мысль у меня в голове: я сыт, одет, родители утешили меня прекрасной елкой, я ем конфеты, в комнате тепло… Но я знаю, что есть такие дети, у которых нет даже необходимого. Об елке и речи быть не может: они полураздеты, просят милостыню на морозе или голодные сидят в холодных подвалах… Мне так тяжело становилось от этой мысли, сердце болезненно сжималось, и я старался как можно скорее отогнать от себя эту мысль. Да, я тогда гораздо более чувствовал, чем теперь.
Помню еще, что как-то в Рождественский сочельник мне было как бы грустно, скучно. Трудно выразить то состояние словами: ничем не хотелось заняться, я ходил из одного угла комнаты в другой, неудовлетворенность какая-то, но вполне безотчетная. Теперь, я думаю, что душа моя жаждала духовного утешения, ибо в церкви я не был ни за какой службой в тот день, даже за бдением… Да, чувствительна детская душа, хотя она и бессознательна, но любит Бога. И блаженны те дети, чьи родители учат их молиться, говорят о Боге, читают духовные книги. К таким блаженным детям принадлежал и я. Правда, в церковь нас водили редко, насколько помню, но дома мы обязательно молились и утром, и вечером. Молились вслух при маме, и каждый из нас по очереди прочитывал наизусть маленькое правило. Насколько помню, оно было таково: «Царю Небесный», «Отче наш», «Богородице Дево, радуйся», «Заступнице Усердная», обращение краткое к своему святому и св. Николаю Чудотворцу, молитва о здравии всех поименно, начиная с дедушки, кончая младшим братом. Когда дедушка и бабушка умерли, прибавилась еще молитва о упокоении. Больше сейчас не припомню, но кажется, что-то еще было. Кроме этого, нам читали, помимо светских книг, жития святых, Евангелие. Последнее читала нередко моя теперешняя кума, когда она еще была нашей горничной и отчасти нянькой. Все это великое счастье, которого у многих нет, которого я прежде совершенно не сознавал.
Я вижу, что все благоприятствовало мне в духовном отношении, поэтому я жестоко и очень жестоко отвечу и расплачусь, если не принесу должного плода, ибо «ему же много дано, много и спросится», и «ведевый волю Господню и несотворивый биен будет много» (см. Лк. 12, 47–48). Знай сие и помышляй, о окаянная душа! Помни, зачем ты пришла в монастырь, ибо Господь поругаем не бывает.
20–го числа скончался великий светильник земли русской — протоиерей о. Иоанн Кронштадтский, скончался на память св. Игнатия Богоносца. До нашего Скита весть об этом дошла только 21 декабря. Как только узнали, сейчас же Батюшка пришел в церковь (за вечерней в воскресенье) и была отслужена панихида. После панихиды Батюшка сказал краткое слово об о. Иоанне.
— Он был светильник «горяй и светяй», он имел дар высокой внутренней молитвы. Его деятельность была так велика, что только удивляешься, как могло выносить это его слабое тело. И вспоминаются слова Апостола: «Сила Божия в немощи совершается»(2 Кор. 12, 9).
Замечено, что люди высокой духовной жизни обыкновенно отходят из сей жизни на день памяти такого святого, который в свое время подвизался подобным, сродным подвигом, или имел одинаковый с ним дар. Так и о. Иоанн скончался на день памяти св. Игнатия Богоносца, который был родоначальником Иисусовой внутренней молитвы… Помолимся по силе о упокоении его души…
Больше что-то не припоминаю. А вот на что я обратил вчера внимание: мы оделись в подрясник на день перенесения мощей св. Игнатия Богоносца, и припомнились мне слова Батюшки:
— Я хочу, чтобы вы шли этим путем, то есть путем Иисусовой молитвы.
Говорили потом о евреях, как они заблуждаются, видя в Священном Писании только одну внешность, не понимая внутреннего смысла, то есть того, что Ветхий Завет — прообраз Нового. Батюшка привел мне текст из Евангелия:
— Филипп Апостол уверовал в Господа и возвестил благую весть о Христе Нафанаилу, но тот не поверил. А когда Господь сказал ему: «Прежде даже не возгласи тебе Филипп, суща под смоковницею видех тя» (Ин. 1, 48), — он уверовал. Господь, видя веру его, «рече ему: Зане рех ти, яко видех тя под смоковницею, веруеши, больша сих узриши» (Ин. 1, 50). Эти слова относятся ко всем, и я вам говорю: «Больша сих узрите». Это начало очищения ума, когда человек начинает видеть то, чего прежде не замечал, чего и другие не замечают, чего он даже и не предполагал. Господь постепенно снимает покров с внутренних очей.