Я возмущена сообщить, что это не единственное свидетельство ухудшения на- строения мамы в последние дни. На прошлые выходные я с Романом ходили в торго- вый центр (Мне нужна была новая копия «За гранью Добра и Зла»; я разорвала свою пополам в приступе ярости, но обдумывая это, решила, есть несколько пунктов, га- рантирующих – даже если предварительно, Герр Ницше - переоценку), и кого же мы встретили, как ни Дженни из клуба! Она отсутствовала во время нашего последнего ужина, и каково же было мое удивление увидеть ее продавцом в бутике серег. Я ткну- ла Романа, совершенно случайно уронив его, и кое-как сдержалась, чтобы не схватить его, как чемодан, чтобы ускорить наше движение (иногда я становлюсь очень взволно- ванной).

Но на наш визит Дженни отреагировала с удивительным отсутствием энтузиазма и не проявила никаких признаков узнавания. Конечно, я ломала и напрягала мозги, си- лясь вспомнить, чем я могла обидеть ее. Мое первое предположение было, как всегда, что это моя вина.

Мой брат, однако, с его характерной беспечностью на лице к капризам настрое- ния слабого пола, спросил как ее дела.

Потрясающе, – сказала она категорически. – Твоя психо [ВЫРЕЗАНО ЦЕНЗУРОЙ] мать уволила меня.

Я сиюминутно ужаснулась из-за мамы и из-за того, как Дженни говорит о ней.

Ага, она [ВЫРЕЗАНО ЦЕНЗУРОЙ] на ходулях, – ответил Роман. – Хватит грузиться.

Это было даже более некомфортно. Конечно, в наших стенах он выражался и хуже, но говорить так на публике… Я засмеялась, как нервная собака (по-домашнему дружелюбно).

Но комичность моего брата имела надежный эффект на мадмуазелей – которые получают очевидное удовольствие от слишком легкого романтизирования цинизма наследника трона.

Думаешь у тебя проблемы? – продолжил Роман, восхищенный своим собственным представлением. – По крайней мере, ты не кончишь с вышибленными на стенку мозга- ми.

Мои колени ослабели, и я думаю, этот рассказ, вряд ли доставит вам наслажде- ние, но вы мой доверенный доктор вдобавок к роли дяди, и я завишу от вашего про- фессионального и семейного сострадания. Уверена, вы слышали вульгарные шутки, о причастности моей матери к великой трагедии этой семьи, и в большинстве случаев

я способна пропускать мимо ушей такие глупые инсинуации, но слышать такие без- думные вещи, срывающимися с губ моего брата… Потребовалась вся моя волю, чтобы остаться спокойной – не говоря уже о вертикальном положении.

Дженни рассмеялась так, как представительницы слабого пола смеются рядом с Романом.

Ты плохой, – заявила она. И оправившись от своей первоначально угрюмости, повер- нулась ко мне, с лицом, украшенным одной из тех улыбок, что так много раз освещала наш обед, и мое уныние стало неоплаканным воспоминанием. Поистине удивительно, как много мировых проблем может быть стерто постой улыбкой. Она указала на свои уши и сказала:

Пришла за покупками, милая?

Я вернула ей улыбку с собственным низким факсимиле и покачала головой.

Знаешь, что смотрелось бы на тебе волшебно? – сказала она, открыв витрину с оби- лием эксклюзивного товара, и взяла пару серег с бриллиантами, очень похожими на одни из тех, что были у мамы.

Это лучшие из тех, что у нас есть, – добавила она. – Они ждали подходящую леди. Идем.

Я наклонилась в безумной радости и посмотрела в зеркало, пока она держала одну серьгу у моего уха, и даже сопоставление ее хорошенькой руки с этим чудовищ- ным лицом (которое, хоть и есть моя внешность, я не стану называть своим отражени- ем) не омрачило мой дух. Вместо этого, мы обе, такая миленькая Дженни и ее анти- тезис Шелли, были в равной степени удивлены нежным фарсом того, как вещь столь деликатной красоты может найти место на таком гротеске.

Красивая девушка! – заявила Дженни на французском. – Что скажешь, большой брат? Это не за пределами твоего финансового лимита?

Великолепно, – сказал Роман. – Мама будет [ВЫРЕЗАНО ЦЕНЗУРОЙ].

Просто, твоя мама не любит соперниц.

Трудно было заметить под солнечным светом, но я начала немного светиться.

Но скоро прозвенит звонок (восьмой урок, он звонит по тебе). Кристина сегодня снова отсутствует, бедная девочка. Никто не может представить какое влияние способ- на оказать встреча с делами рук адской собаки на таких невинных созданий. Я послала ей открытку со скромным маленьким стихотворением, надеюсь, оно придаст ей муже- ства (нет! я не буду повторять ее здесь), а также упомянула твое имя, если ей захочется поговорить с профессионалом. Не смотря на мое собственное препятствие на фронте ораторского искусства, у вас никогда не будет боле красноречивого защитника нужда- ющихся.

Я знаю, это тяготит вас, дядя. Тяжесть чувствуется меж ваших слов. Простите мое высокомерие, но когда я ищу согласия с собой – по крайней мере, стараюсь! – я иногда нахожу удовлетворение для сердца, отдельного от страха, вспоминая эти стро- ки:

«Я не знаю, как он мчится, верхом на ветре и как взмывает в небо. Сегодня я ви- дел дракона.»

Неудержимо ваша, Ш. Г.

***

Лета шла к своему автобусу после школы, когда Роман потянул ее за лямку сум- ки и сказал, что подвезет ее домой. В его машине ждали Питер и Шелли; он был одет в унаследованную клетчатую водительскую кепку и жонглировал тремя шариками, она увлеченно затаила дыхание. До сих пор впечатлением Леты от Питера было лишь от- вращение. Ни то чтобы у них было хоть одно настоящее общение, но он показался ей одним из тех маменькиных сынков с соразмерно завышенным чувством собственной крутости. Ее не слишком смущал его социальный остракизм в общем видении пути,

но это не умаляло его извращенских взглядов, на каждую проходящую мимо юбку, которые он бросал с абсолютным убеждением, что его вытаращенные глаза на них есть своего рода лесть. И эта самореклама, прямо сейчас, нечто бессмысленно грустное и глупое в выражении бессмысленных навыков, что требовали часов практики несовме- стимых с ценностью результата, как скейтбордисты, которым она всегда мысленно ставит подножку. Фактически, если другие люди кажутся тебе придурками, еще не делает тебя самого придурком. Затем, кульминация: Питер опустился на одно колено

и поймал два мячика в свою кепку и безупречно изобразил на своем лице выражение, словно он что-то забыл, прежде чем поймать третий. Шелли оживленно аплодировала. И хотя этого было недостаточно, чтобы Лета изменила свое мнение, нижняя часть ее сердца открылась и начала раскачиваться взад-вперед, как на шарнирах. Если вы ни- когда не были молодой девушкой, вам никогда не узнать что это за чувство на самом деле.

Есть еще фокусы? – спросил Роман.

Не те, что подходят для присутствующих дам – ответил Питер, подняв брови на Шел- ли. Она с ликованием спрятала свое лицо за руками.

Они сели в машину и выехали на дорогу. Роман спросил, представлены ли друг другу Питер и Лета.

Лета повернулась к заднему сиденью. Она была в замешательстве. Как-то, от ее

оценки его круглого коричневого лица и диких, глубоко посаженных миндалевидных глаз, напрасных и вульгарных, ускользнуло, что это было, возможно, самое интересное лицо, которое она видела в своей жизни, загадка, стремящаяся к разрешению – тщес- лавные и пошлые близнецы охранники некой непознанной тайны самой себя, которой она, разумеется, должна была обладать. Она оставила свою руку на подлокотнике, по- скольку опасалась, что если протянет ее для рукопожатия, не выдержит и дотронется до его лица, по этой причине она ненавидела музеи. Кому понравится сидеть и смо- треть на вещи без дела?

Питер удивился, почему кузина Романа смотрит на него так, и почему она не пожала его руку. Ох уж эта семейка.

Не окажешь нам услугу? – сказал Роман.

Роман Годфри, только не говори, что у тебя есть скрытые мотивы, – ответила Лета.