Но ты можешь выдать себя за Ники, а Ники может выдавать себя за тебя. Держу пари, вы занимались этим. Я прав? Когда тебе не хотелось идти на какой-нибудь прием или что-то в этом роде, где не нужно много говорить, достаточно лишь побольше улыбаться, ты посылала туда Ники. Тени, шляпа, шарф — в данном случае место в первом классе, чтобы рядом не оказалось поклонников, неурочный полет, чтобы не рисковать встретить кого-то из коллег или кого-то из шоу-бизнеса. Но даже повстречай ты кого-нибудь, ты могла бы свободно прикинуться на несколько часов Ники Поттер.

Говоря это, Каллен не отрывал взгляд от Веры. Он никогда раньше так пристально не рассматривал ее. В лимузине, когда рядом находились Лайза, Клэр и мэр Лайонс, он не хотел пялиться на нее. На краю шоссе, когда она взяла его под свой зонтик, она была слишком близко от него, ее грудь касалась его плеча, и это отвлекало Каллена. На веранде, как раз перед нервным срывом Клэр, они уже превратились в противников, и их взгляды были подобны молниям, которые они метали друг в друга. Теперь же он находился на идеальном расстоянии от нее — не слишком далеко, но и не очень близко. К тому же, хотя они продолжали оставаться врагами, она как бы прекратила сопротивление. Она казалась такой милой, вовсе не колючей, не холодной. Вместе с грациозностью в ней чувствовалось достоинство, и в этом смысле она могла дать большую фору Каллену, который сидел, скрючившись, на краешке кровати.

— Оказавшись в Нью-Йорке, ты взяла такси и поехала в отель «Хилтон». Никаких лимузинов, никаких приемов. Да, ты путешествовала первым классом, но без всякой помпы. Ты выдавала себя за Ники. «Я люблю большие шумные отели», — сказала Ники. Ты их тоже любишь. Ты жила в отеле почти неделю, практически не выходя из него, пока не наступил вечер 4-го июля. В тот вечер ты пришла сюда. Лайза и Клэр проводили выходные на Лонг-Айленде.

Чак отдыхал с ними вместе, но вернулся в город, потому что ему необходимо было выступить по радио.

Вера сначала слушала потому, что ничего другого ей не оставалось делать, но, когда Каллен дошел до этого эпизода, стала проявлять неподдельное внимание. Потому что он ошибался или потому что говорил правду?

— Ты проникла в дом через черный ход, как это делала Клэр, да и сам Чак. Через калитку возле жилого дома, потом минуя дворик за зданием, сквозь дыру в заборе и в сад. Я только что проделал весь этот путь. Однако без помощи привратника дома 116 мне не удалось бы открыть замок на калитке. Это хороший замок.

Привратник сказал мне, что этот замок можно сломать и что иногда его ломают. Этим занимались Чак и Клэр, когда совершали свои прогулки. Клэр или, может быть, Лайза должны были сломать замок перед твоим приходом.

Они забыли. Так что им пришлось срочно вернуться в город четвертого июля только ради этого.

Вера замерла, как птичка на проводе. Она не мигала, почти не дышала.

— Я думал о том, как нужно рисковать, проникая в дом Чака. А что, если бы он вернулся? Если бы отменили это интервью? Потом я понял, что никакого риска не было. Они сказали бы ему, что им стало скучно, — и они вернулись домой. Они ведь часто капризничали. Риска никакого не было и потому, что Чак был обречен. И план удался. В тот вечер ты прокралась через черный ход, повесила свой плащ, нашла Чака и убила его. Пистолет тебе, скорее всего, достала твоя помощница Ники. Вышла ты опять-таки через черный ход, но так волновалась, что надела плащ Чака, в котором и вернулась в «Хилтон». На следующее утро чартерным рейсом сюда прибывает из Лос-Анджелеса Ники Поттер в траурной одежде и черных очках. Лимузин везет ее в город. Мой напарник и я охраняли ее — тебя. Мы приехали в аэропорт и сопровождали ее — тебя — до Манхэттена. Мы видели, как лимузин съехал с шоссе и как убили шофера. Когда я сказал тебе при встрече на обочине скоростной дороги под дождем, что стучал в окно лимузина, ты не поняла, о чем я говорю, потому что ты не могла об этом знать. Ты ловко выкрутилась с помощью Ники, но сначала ты не знала, о чем идет речь.

Вера начала скучать. Она ерзала, вздыхала, поправляла прическу. Как бы хотела сказать: «Закругляйся, Змей».

— Сюзан Прайс из департамента полиции встречала Ники — тебя — в аэропорту. Ее шофер привез Ники — тебя — сюда, а чуть позже прибыла ты сама, прикинувшись Ники, готовой помочь хозяйке в трудную минуту. Никого, кроме меня, не удивило то обстоятельство, что Ники оказалась в Нью-Йорке. Она из тех людей, которые могут оказаться где угодно и когда угодно. Весь этот обман удался, но ты должна знать, что каждый телефонный звонок регистрируется. Есть запись телефонных разговоров между тобой и Ники. И запись телефонных звонков в доме номер 119. Есть запись телефонного разговора, когда Ники звонила тебе из лимузина в «Хилтон».

Присяжные обожают иметь дело с записанными телефонными разговорами, пусть это только, в большинстве случаев, регистрация времени, номеров и дат. Они игнорируют инструкции судей, в которых говорится, что на записи телефонных разговоров не следует обращать внимания.

Ладно, Змей, хватит.

— Теперь о «Хилтоне». В этом отеле найдется кто-то, — коридорный, администратор, горничная, портье — кто видел, как ты, одетая в плащ, шляпу, белые штаны, голубые туфли, покидаешь свой номер. В тот вечер 4-го июля. И найдется человек, который видел, как «Ники Поттер», то есть ты, возвращается в отель. И, может быть, даже найдется такой внимательный человек, который заметил, что ушла ты в одном плаще, а вернулась в другом.

Каллен еле-еле успел увернуться, так как Вера кинулась на него, занеся руку для удара, как это делают каратисты, дзюдоисты, те, кто практикует джиу-джитсу, кунг-фу и другие виды борьбы. (Циммерман знает, как они все называются. Как там Циммерман? Помоги мне.) Удар должен быть смертельным.

Но она всего лишь взяла его за руку, помогая встать с кровати, и повела его за собой. Куда? В рай? В отель, где разбиваются сердца?

Глава тридцать третья

Они поднялись наверх и оказались около комнаты Клэр.

Откуда он знает, что это комната Клэр? Ну, это ведь настоящий храм анархии, тяжелого металла и новой волны. Здесь преобладают темные тона. На стенах висят фотографии длинноволосых, уродливых мужчин, одетых в кожу, и уродливых, коротко постриженных, покрытых татуировкой и одетых для занятий садомазохизмом женщин. Тут же рядом с этими фотографиями, написаны черной мазью для чистки обуви всякие грубые, непристойные, незрелые, глупые стишки. А над всем этим начертано большими красными буквами:

«Все — дерьмо!»

Это — девиз Клэр, который она сама придумала. Она написала эти слова на черной лакированной доске, что стоит возле окна и загораживает свет, который все-таки пробивается через опущенные шторы.

Вера отпустила руку Каллена, и ему показалось, что она отдает его на растерзание падшим ангелам, которые царили в этой комнате, прячась под кроватью. Матрас валялся на полу, а черные простыни — завязаны в узлы и порваны. Отпустив руку Каллена, Вера потянула за шнурок, находящийся за лакированной доской, и подняла шторы. В комнате стало посветлее. Впрочем, нельзя было вообразить эту комнату полностью освещенной, ибо тогда глазам обязательно предстало бы какое-нибудь ужасное зрелище.

С трудом Вера повернула эту лакированную доску, сделанную из какого-то тяжелого дерева, и жестом предложила Каллену посмотреть ее обратную сторону.

Множество всяких объявлений, карикатуры, рецепты, вырезки из старых газет, фотографии, счета, всякие записки — все то, что обычно выбрасывается, хранилось здесь. Клэр уделяла особенно большое внимание фотографиям, прикрепляя их к доске посеребренными булавками довольно невзрачного вида. Это были фотографии из газет, журналов, книг, семейных альбомов, школьных ежегодников, фотографии, сделанные на съезде каких-то бизнесменов, старые и новые фотографии, большие и маленькие, профессиональные и любительские, групповые и индивидуальные. На всех этих фотографиях можно было видеть Чака Стори.