Изменить стиль страницы

Чертыхнувшись про себя, я крикнул Якуту:

— Кирюшкин!… Долбаный глухарь! Быстро! Сваливаем к пулемёту! Давай, мля, шевели булками!…

Не дожидаясь реакции Якута, закинул автомат за спину и так же, как и Шерхан, на четвереньках, бросился в сторону опорного пункта. Метров через двадцать меня обогнал, прыгающий как саранча Якут. На середине пути я оглянулся и увидел, что вслед за нами тянутся две глубокие снежные борозды. Только я устремился дальше к спасательному окопу, как завёл свою смертоносную песню «Максим». Шерхан стрелял из него длинными очередями, и патронов совсем не жалел.

Перевалив через бруствер окопа, я сделал буквально несколько вздохов, чтобы преодолеть одышку, затем достал ракетницу, зарядил её красной ракетой и произвёл выстрел. Посчитав, что я сделал всё, что мог, чтобы помочь третьей роте, занялся спасением собственной задницы. В первую очередь, убрав ракетницу, отстранил Шерхана от прицела пулемёта, поручив ему выполнять роль второго номера. Несмотря на огромное количество пуль, выпускаемых Наилем из пулемёта, он только вздымал снежную пыль в местах скопления финнов.

За одну заправку патронной ленты я весьма значительно уменьшил количество ползущих к нам финнов и заставил задуматься остальных, прячущихся за деревьями. В деле остановки атаки на нас и переходе её в позиционную форму, помогли сами финны. Вернее, их сапёры и военные инженеры – создатели этого предполья. Наступать здесь широким фронтом было невозможно, мешали разные искусственные заграждения, в том числе проволочные и многочисленные минные поля. Можно было действовать только в очень узких коридорах, которые хорошо простреливались.

Пожалуй, в самом начале нашего наступления, я интуитивно выбрал единственно верную тактику действий среди этого, смертельного для нас нагромождения ловушек, капканов и засад. В этом, полном опасностей, предполье «линии Маннергейма» самым болезненным для финнов оказались частые наскоки наших боевых групп. Это была единственно верная тактика для борьбы против частей, с не очень опытными бойцами, сидящими здесь в обороне. Конечно, если бы с самого начала оборону держали такие же волки, которые сейчас на нас наступали, то вся наша «мельница» была бы пустым пшиком. Они давно бы прихлопнули наши группы, как назойливых комаров. Даже сейчас, наступая в узком коридоре, под обстрелом станкового пулемёта и такого снайпера от Бога, как Якут, эти бойцы заставили меня сильно поволноваться.

Такая позиционная перестрелка не могла продолжаться вечно. Тем более, Якут периодически вскрикивал:

— Ага, шайтан! Писец котёнку!

Что означало его крайнее удовольствие от удачно произведённого выстрела. Значит, он в очередной раз из своей винтовки попал какому-нибудь финну точно в глаз. Противник начал заметно нервничать и несколько раз пытался, выбравшись из-за стволов деревьев, бросится на нас в атаку. Но, нарвавшись на мой кинжальный пулемётный огонь, опять расползался по укрытиям.

Окончательной точкой в этом затянувшемся противостоянии послужила перестрелка, начавшаяся в тылу у финнов. Те дрогнули и начали отходить, и чем дальше от нас, тем это движение убыстрялось. Это не значило, что финны в панике побежали, это было планомерное, весьма профессионально проведённое отступление.

Минут через пять после того, как я прекратил стрелять, и мы стояли, перекуривали после только что оконченной встряски, появился комвзвода-1 Курочкин. Он доложил, что после моего сигнала красной ракетой все наши боевые группы выступили на помощь третьей роте. После прибытия Иванова с моим приказом, все успели подготовиться и занять позиции перед броском. В тыл наступающих на нас финнов как раз ударили бойцы из взвода Курочкина. В ответ на его доклад, я спросил:

— Слушай, Ряба, а все помнят о моём приказе, ни в коем случае не поддаваться азарту преследования и по сигналу зелёной ракетой немедленно возвращаться на исходные позиции?

— Да, этот приказ, наверное, сидит у каждого в мозжечке. Вы же, товарищ старший лейтенант, при выходе на задание каждый раз его талдычите. Любой дебил его запомнит.

Ряба хохотнул и продолжил:

— К тому же, в расположении роты каждого ждёт полный котелок всякой вкуснятины и тёплая постелька. Ну как тут не подчиниться такому приказу!

Удовлетворённый этим ответом, я достал ракетницу и зарядил её зелёной ракетой. Потом стал с напряжением прислушиваться, стараясь понять, как развивается бой. Несмотря на результаты этого боя и на то, сумеем ли мы вытащить третью роту из котла, я был намерен, как только начнёт темнеть, дать сигнал на отступление. Ведь коварные финны могут, и не насытится кровью одной только третьей роты. Ждать оставалось недолго, максимум, через полчаса должны были наступить сумерки.

Темноты ждать не пришлось, вскоре из глубины леса начали выходить красноармейцы третьей роты. Вид у них был удручённый, и их было совсем мало. Перекинувшись несколькими словами с сержантом из третьей роты, я поднял ракетницу и выстрелил зелёной ракетой. Потом дал команду своим бойцам и находящемуся с ними Рябе – готовить пулемёт к транспортировке и отступать на наши позиции. Сам тоже, выбрав подходящие трофейные лыжи и захватив уже снаряженные патронные ленты для «Максима», покатил в сторону расположения роты.

После ужина объединённых двух рот, я, собрав всех командиров у себя в теплушке, устроил разбор полётов. Из третьей роты присутствовал только старший сержант Васильев. Теперь он, как старший по званию, возглавлял роту. Все командиры, и политрук роты были убиты. Из младших командиров остался только он и сержант Малинин, ну, ещё и старшина Куприн. Тело Семёнова красноармейцы сумели вытащить из этого боя, хотя концовку этой схватки можно было назвать полным разгромом роты. Да! Этот наскок третьей роты был крайне неудачен, и она понесла громадные потери. Всего в операции участвовало 59 человек, выбралось из этого боя всего 28 бойцов. Тяжелораненых не было. Может, они и были, но их добили наступающие финны.

Моя рота тоже понесла потери, правда, не такие большие. В строю у меня оставалось 52 бойца. Ни один командир, или сержант не был даже ранен. То есть, рота была вполне боеспособна.

Под впечатлением от общих потерь я крепко задумался. Наши силы таяли, а финны только накачивали мускулы, на этом, конкретном участке фронта. Из показаний, захваченных моими ребятами в этой операции двух пленных, вырисовывалась совсем уж хреновая картина. Оказывается, финнами на наш участок фронта была переброшена не только рота из Скандинавского корпуса, а ещё и егерская рота. По-видимому, своими действиями мы сильно растревожили финское командование.

Итогом всех моих размышлений стало решение, закругляться с нашей «мельницей». Организовать ещё два рейд, и всё. Больше сил, чтобы двигаться вперёд, не было. Мы, можно сказать, сдулись. Придётся переходить к обороне и ждать подхода свежих частей. Да! Близок локоть, да не укусишь, а ведь до конца предполья оставалось так мало, всего-то, чуть больше пяти километров.

Последние наскоки я решил провести непременно – первый, сегодня под утро, всеми боевыми группами взвода Рябы и завершающий, завтра днём, объединёнными силами наших двух рот. Хотелось напоследок, громко хлопнуть дверью, уничтожив как можно больше врагов. Окончательно все, продумав и решив, я начал раздавать приказы. Затем объявил, что наша посиделка закончилась, пора идти на отдых, ведь предстоящая ночь и день будут очень тяжёлыми и кровавыми. Дождавшись, когда все разойдутся, я вышел на улицу и крикнул Шерхану:

— Наиль, все разошлись, теперь можешь идти сдвигать лавки и стелить матрасы. Завтра мы с тобой, мужик, идём на серьёзное дело, поэтому, нужно хорошо отоспаться. Сам видел, какие нам сегодня волки встретились – им палец в рот не клади, мгновенно откусят. Усталыми с ними лучше не встречаться – малейшая промашка, и всё, ты – труп. Поэтому мы должны быть бодры и стремительны, только это может нам дать хоть какой-нибудь шанс надрать им задницу.

Сказав это, я прислонился к стенке теплушки и закурил трофейную сигарету. Хотелось эту ночь выспаться на все сто, а завтра лично поучаствовать в заключительном нашем рейде. А именно, нужно было устроить финнам настоящий Армагеддон. Я намерен был повеселиться от души, чтобы чухонцы надолго запомнили этот наш бенефис и детям своим наказали – никогда не задевать русских. После того, как Шерхан всё приготовил ко сну, я зашёл в теплушку, упал на своё спальное место и мгновенно уснул.