«Что ты поникла, зеленая ивушка?..»
Что ты поникла, зеленая ивушка?
Что так уныло шумишь?
Или о горе моем ты проведала,
Вместе со мною грустишь?
Шепчутся листья твои серебристые,
Шепчутся с чистой волной…
Не обо мне ли тот шепот таинственный
Вы завели меж собой?
Знать, не укрылася дума гнетущая,
Черная дума от вас!
Вы разгадали, о чем эти жгучие
Слезы лилися из глаз?
В шепоте вашем я слышу участие;
Мне вам отрадно внимать…
Только природе страданья незримые
Духа дано врачевать!
Ах, зачем твои глазки порою
Ах, зачем твои глазки порою
На меня так сурово глядят
И томит мою душу тоскою
Твой холодный, неласковый взгляд,
Твой холодный, неласковый взгляд?
Без улыбки и в гордом молчаньи
Ты проходишь как тень предо мною,
И, в душе затаивши страданье,
Я ревниво слежу за тобою,
Ревниво слежу за тобою.
Ты любовью своей озаряла,
Как весной, мои грустные дни.
Приласкай же меня, как бывало,
Лаской прочь мою грусть отгони.
Приласкай же меня, как бывало,
Лаской прочь мою грусть отгони.
Зачем же твои глазки порою
На меня так сурово, так сурово глядят.
«Верь, у любви нет выше права…»
Верь, у любви нет выше права,
Как все прощать и забывать.
Тот мало любит, кто не может
Прощенью в сердце место дать.
Когда болит и ноет рана,
Утешить мысль тебя должна,
Что рана та рукой любимой
Тебе была нанесена.
Когда ж терпеть не станет силы,
Умри… но молча: от людей —
От той, кого любил, чтоб тайной
Осталась скорбь души твоей.
В последний раз
В голове моей мозг хочет треснуть,
Кровью сердце мое истекло;
Изменяют мне ноги… О Вилли!
Умереть, видно, время пришло.
Приложи свою руку мне к сердцу
И щекою приникни к моей.
И скажи – ты меня не забудешь,
Даже там, – даже в царстве теней?
О, к чему утешать меня? Полно!
Пусть беснуется горе в груди.
Только дай мне наплакаться вволю;
На колени меня посади.
Дай обнять твою голову, Вилли,
Дай облить мне слезами ее;
Дай потухшим глазам наглядеться
На лицо дорогое твое!
Никогда уж я больше не буду
На коленях сидеть у тебя;
Я, несчастная мать, без супруга,
Умираю, глубоко любя.
Приложи свою руку мне к сердцу,
Приложи ее крепче – вот так.
Это сердце так бешено рвется,
Что мой шелковый лопнет кушак.
Проклинаю тот день, как впервые
Образ твой в мою душу проник,
Рокового с тобою свиданья
Проклинаю я сладостный миг.
И ту рощу, тот рай, где, бывало,
Не устанем всю ночь мы бродить,
И судьбу, что меня допустила
Беспредельно тебя полюбить!
О, прости мне, мой милый; не слушай,
Я сказала тебе не в укор,
Но ведь я так глубоко страдаю,
Ведь на долю мне выпал позор!
Вижу – градом внезапные слезы
Из очей покатились твоих…
Но о чем же ты плачешь, скажи мне?
О грехе ль? о страданьях людских?
Опостылел мне мир этот, Вилли!
Я всех радостей стала чужда;
Чем была – не могу я остаться,
И женой мне не быть никогда.
О, прижми это сердце больное
К своему еще раз, еще раз…
Поцелуй эти впалые щеки,
На которых румянец погас!
В голове моей мозг хочет треснуть!
Кровью сердце мое истекло…
Еще раз – перед вечной разлукой
Я твое поцелую чело,
Еще раз – и в последний, мой милый…
Подогнулись колени… прощай…
На кладбище, где буду лежать я,
Не ходи… надо мной не рыдай.
Этот жаворонок, звонкою песнью
Оглашающий воздух полей,
Целый день будет петь не смолкая
Над могилою тихой моей.
Эта влажная зелень долины
Скроет бедное сердце мое,
Что любило тебя так безмерно,
Как тебя не полюбит ничье!
Не забудь, где бы ни был ты, Вилли,
Не забудь своей Мэри! Она
Одного тебя только любила
И до смерти осталась верна.
Не забудь, что засыпаны прахом
Будут светлые кудри лежать;
И прильнет он к ланитам, которых
Уж тебе никогда не лобзать!
Нищие («В удушливый зной по дороге…»)
В удушливый зной по дороге
Оборванный мальчик идет;
Изрезаны камнями ноги,
Струится с лица его пот.
В походке, в движеньях, во взоре
Нет резвости детской следа;
Сквозит в них тяжелое горе,
Как в рубище ветхом нужда.
Он в город ходил наниматься
К богатым купцам в батраки;
Да взять-то такого боятся:
Тщедушный батрак не с руки.
Один он… Свезли на кладбище
Вчера его старую мать.
С сумою под окнами пищу
Приходится, видно, сбирать…