Изменить стиль страницы

Трупы сложены вдоль стены лицами вниз. Интересно, кто эти люди. И все ли они действительно мертвы.

А еще знает ли Джаветти, что он, мать его, творит.

____________________

Приглушенные голоса. Из комнаты в конце коридора просачивается тусклый свет. Но я слишком далеко, чтобы рассмотреть силуэты. Зато голоса разбираю легко, как будто они говорят прямо рядом со мной. Это Джаветти. И Саймон. Саймон, который должен быть в Сан-Диего.

– У нас договор, – говорит Саймон. – Я помогаю тебе добыть камень, ты превращаешь нас обоих.

– Условия сделки изменились, – отзывается Джаветти, – когда ты решил меня подставить.

– Проклятье, не делал я ничего такого. Говорю же, они увидели шанс и воспользовались им.

– Ну конечно. И об этом шансе рассказал им ты, верно? Все это должно было остаться в секрете. Мне нужно было всего лишь несколько человек, чтобы достать чертов камень. Таких, которые не задают вопросов. Мне хватило глупости тебе поверить. Больше такого не будет.

Груз предательства Саймона наваливается мне на плечи. Я в таком офонарении, что несколько секунд только слушать и могу. Он обо всем знал. Знал, где скрывается Джаветти. Знал, что он может сделать. И что сделает.

И все равно швырнул меня в акулью пасть.

Прижавшись к стене, я медленно пробираюсь к ним. Вокруг меня мерцают оранжевые тени. Почему я раньше ничего не понял? Ясен пень, Саймон все знал. Он никогда не заключает сделку, не разнюхав все от и до. Значит, с самого начала он все это спланировал. Джаветти принимает на себя удар, а Саймону достается камень.

Однако все полетело псу под хвост, верно? Саймон дал Джаветти нескольких рисковых парней, но ведь они работали на Саймона. А когда попытались умыкнуть камень, Джаветти их убрал. Нам же с Хулио предстояло замести следы.

– Сам знаешь, все было совсем не так. – Голос Саймона становится выше, будто он вот-вот впадет в истерику. Я никогда не слышал, чтобы он говорил таким тоном. Даже хуже, чем когда звонил мне в бар, где умер Хулио.

– Ну конечно. И кстати, чтоб ты знал, о твоем головорезе, которого ты ко мне подослал, я тоже позаботился.

– Господи, ты… Тебе не надо было превращать его в гребаного зомби.

– Ой, даже не знаю. Между ним и твоим вторым хмырем я успел кое-что подправить.

Тишина.

Затем раздается едва слышный шепот:

– О чем ты говоришь?

– Обо мне, Саймон, – отвечаю я, заходя в комнату.

У Джаветти в руке «Беретта». Саймон пялится на пушку, как мангуст на кобру.

– Джозеф?

– Что ж, теперь мы знаем, зачем тебе так нужен этот камень. Поэтому ты здесь, Саймон? Поэтому подставил меня? И Хулио? Из-за треклятого камня?

Джаветти смеется:

– Ох, просто умираю от любопытства, как ты выкрутишься на этот раз. В душе я прям рыдаю, честное слово.

– Я… я волновался. Хотел убедиться, что…

Я сбиваю Саймона с ног ударом слева, его шнобель хрустит под моим кулаком.

– Ты все знал. Все это время ты знал, черт тебя дери. Знал, чем он занимается. И что он может с нами сделать.

– Конечно, знал, – подливает масла в огонь Джаветти. – Речь о бессмертии, сынок. Разве от такого можно отказаться?

– Нет, я… – Голос Саймона обрывается. Он пытается вдохнуть, чтобы что-то сказать. Из разбитого носа хлещет кровь.

Я хватаю его за шиворот, поднимаю над головой. Он рыдает, глаза распахнуты. Кранты мангусту.

Швыряю его в стену. Слышу треск. Саймон тяжело падает на пол, пытается встать.

– Я… я не знал, – твердит он. Распухший нос становится малиновым.

– Не смей мне этого говорить, – рявкаю я. – Скажи лучше Хулио. И его жене.

Я наклоняюсь к нему. Еще не знаю, что буду делать, но ему точно конец.

Однако решение за меня принимает Джаветти. Раздается выстрел. Пуля бьет Саймону в грудь, на рубашке расцветает алое пятно. Саймон хватается рукой за рану, заваливается на спину.

Мы смотрим, как он истекает кровью. Никто из нас и пальцем не шевелит, чтобы ему помочь. Я только жалею, что не я всадил в него пулю.

Несколько долгих секунд мы с Джаветти оценивающе пялимся друг на друга. По его морде трудно сказать, но мне кажется, собственные шансы его не радуют.

– Похоже, остались только мы, – говорит он. Достает из кармана пачку сигарет, вытряхивает себе одну и бросает пачку мне. – Угощайся. Вряд ли это тебя убьет. – Он зажигает «Zippo», прикуривает, швыряет зажигалку мне.

Я тоже прикуриваю, глубоко затягиваюсь. Превращаю в столбик пепла чуть не полсигареты, прежде чем решаю остановиться.

Джаветти вынимает из кармана опал, перекатывает в узловатых пальцах.

– У меня к тебе предложение.

– Я весь внимание.

– Не хочешь вернуть себе жизнь?

Я смотрю на него, обдумываю сказанное. Значит, он может это сделать. Или попросту пудрит мне мозги. Больше склоняюсь ко второму. Но вопрос, так сказать, по существу. Хочу ли я вернуть себе жизнь? Как быть живым – это я понимаю. К тому, чтобы быть мертвым, придется привыкать. Но здесь есть свои плюсы. Я стискиваю челюсти, чувствую сухожилия и кости. Как новенькие.

Но где-то там присутствует чувство пустоты. Словно меня вскрыли и вынули все нутро. Я как Пиноккио наоборот. Настоящего мальчика превратили в деревянную куклу.

А если я все-таки поведусь на предложение Джаветти? Хулио нет. Саймона тоже. Нравится мне это или нет, теперь все будет по-другому.

– В чем подвох? – спрашиваю я. – Тебе-то какая с этого польза?

– Ты от меня отвяжешься. Я тебя верну, и ты пойдешь домой. Как ни в чем не бывало.

Ага, а если вы сделаете заказ прямо сейчас, то получите в подарок симпатичный поплавок. Даже если он в состоянии это проделать, с чего мне думать, что он станет заморачиваться? Нет. Он меня вернет и снова всадит пулю мне в лоб. Конец игры.

– Вечная жизнь не для всех, сынок. Что-то мне подсказывает, что ты для такого не создан. Я единственный, кому известно, как вернуть тебе жизнь. Единственный, у кого есть все ответы.

Может быть, он прав. Может быть, я не создан для вечной жизни. Но помирать тоже как-то не хочется.

Я смотрю на тело Саймона. Под ним уже целая лужа крови. Он меня подставил, верно, но без Джаветти этого бы не случилось.

– Как-то не шибко верится.

Джаветти пожимает плечами:

– А ему ты, значит, доверял? Не я тебя втянул в это дерьмо. Он использовал тебя как наживку, сам знаешь. Ну так как? Хочешь вернуть себе жизнь? Тогда заключаем сделку. Хочешь ответов? Это единственный способ их получить.

– Если бы ты мог меня убить, – говорю я, – давно бы убил. – Я делаю шаг к нему. О да, я собираюсь от души надрать ему задницу.

Джаветти поднимает пушку, будто от нее будет какая-то польза.

– Не стоит этого делать, сынок, – говорит он.

– Он прав, Сандей, – раздается знакомый голос у меня за спиной. – Не стоит этого делать.

На свет выходит Фрэнк Танака, тычет пушкой то в меня, то в Джаветти. Надо же, прибыла кавалерия. Вот только я пока не знаю, слишком рано или слишком поздно.

– Чтоб меня, – бормочет Джаветти и начинает разряжать обойму.

Пули решетят стену позади нас. Одна попадает мне в грудь, вторая вырывает кусок мяса под коленом. Нога подгибается под моим собственным весом, я падаю. Ору Фрэнку не стрелять, но годы службы в полиции берут свое, и он спускает курок.

От точного выстрела голова Джаветти дергается назад. На его лице ни страха, ни ярости. Только спокойное смирение. Словно это не более чем временные трудности. Он пошатывается, шлепается на пол.

Я подползаю к нему, пытаюсь придумать, чем помочь. Бесполезно.

Джаветти мертв.

Глава 6

– Твою мать. Твою мать! – Подбегает Фрэнк, отпихивает меня в сторону. В его глазах что-то дикое, отродясь такого не видал.

Он давит Джаветти на грудь, начинает делать ему искусственное дыхание. Можно подумать, от этого будет толк. Старикану разнесло на хрен весь затылок. Фрэнк просто продувает череп насквозь.