— Не понимаю, откуда заведующий отделом ЦК знает, какие у вас вещи?!

— Объяснял, что поступают письма трудящихся: «Подарены золотые чашки…» Перстень, что забрали, был подписан: «От малоземельцев». Отдала…

— Я слышал, что Леониду Ильичу, когда он был в Узбекистане, Рашидов якобы подарил бюст, отлитый из золота.

— Нет, из белого мрамора сделанный. Он все время у нас стоял. Я предлагала — вот он стоит, возьмите. А золотого бюста не было! Его же не поднимешь!

— А мраморный бюст сохранился?

— Нет. Когда переезжали с дачи, не знаю, куда задевали. Потом еще один из постпредства Казахстана притащили. Дежурный говорит: «Вот, привезли бюст Леонида Ильича». Был Кунаев — бюст стоял, а Кунаева сняли — бюст мне привезли. Куда я его дену?! Так и остался на даче.

Когда все у меня забрали — отстали! А теперь и вовсе забыли. Машину не дают, если куда надо поехать. Говорят, вы такому-то позвоните — вас в списке нет. Оставьте, мол, номер вашего телефона. Оставляла, но никто не звонит. И я звонить перестала.

— У детей есть машины, если куда надо поехать? У Гали, например?

— Машина у нее есть, но она сама не водит, не научилась. Говорит, продавать не хочется, обесцениваются деньги…

Живет Галя в городе. На даче жить нельзя — ремонт надо делать, а начинать его глупо: боится, что отберут дачу… Пусть бы, говорит, поскорее решалось, а то ждешь… Все описано, что не описано — продала. На сто пятьдесят рублей живет. У меня не хочет брать.

— Когда работы Леонида Ильича печатались, у него же большие гонорары были. У вас остались эти деньги?

— Да, на книжке. У Гали деньги отобрали. Я не сообразила, что нужно было написать, что я ей, Витусе и Юре передаю деньги по наследству. А я просто перевела. У нее книжку и забрали. А теперь суд ей вернул, но тоже не сразу отдали.

— И все же «Воспоминаниях ведь хорошо издавались. И у нас, и за рубежом.

— Да. И после его смерти, даже в прошлом году, какие-то деньги приходили. Да мне теперь много не надо. Хорошо хоть, что в больнице пока лечат: инсулин есть, а то ведь в аптеках и анальгина-то нет.

— Где находится ваша поликлиника? На Сивцевом Вражке?

— Пока еще там. Но хотят разделить по районам. И уже не знаю, в какой буду больнице. Мне ведь самое главное — каждый день уколы надо делать.

— А с чего диабет начался?

— Многолетний. Может, лет тридцать назад.

— И все время на уколах?

— Нет, сначала ничего, диабет был такой молоденький… А потом таблетки. Уколы позже прописали. Инсулин был наш, отечественный — каждый раз колоться за полчаса до еды. А уж потом появился датский инсулин, укол которого один раз в день делают. Пока еще дают этот инсулин. Но не знаю, как дальше будет.

— А глаза как? Совсем ничего не видите? Хоть тени мелькают?

— Нет. Совсем ничего. И левый глаз начал болеть. Без всякой причины болит. Веки опускаются, будто свинцовые. Но что поделаешь, уже и по возрасту, слава Богу, пожила.

— Сколько вам сейчас лет?

— 11 декабря будет 84 года. [Разговор шел в 1992 году. — Прим. авт.]

— Ухудшение зрения, наверно, связано с переживаниями? Когда Леонид Ильич умер, вы еще видели?

— Видела, видела все. А после этого ухудшение пошло резкое. И когда началось с Юрием Михайловичем. Все это, знаете, нервы… И вот три… Нет, около четырех лет как я совсем не вижу».

Документ № 1

В Секретариате Правления Московской организации Союза писателей.

…За политическую безответственность, выразившуюся в подписании заявлений и писем в различные адреса, по своей форме и содержанию дискредитирующих советские правопорядка и авторитет советских судебных органов, а также за игнорирование факта использования этих документов буржуазной пропагандой в целях, враждебных Советскому Союзу и советской литературе, секретариат правления Московской писательской организации на заседании 20 мая 1968 г. постановил объявить членам Союза писателей:

строгий выговор с предупреждением и занесением в личное дело — Копелеву Л.З.

выговор с занесением в личное дело — Аксенову В.П., Самойлову Д.С., Балтеру Б.И., Войновичу В.П., Чуковской Л.К., Штернбергу А.А.

Решено поставить на вид членам Союза писателей: Ахмадулиной Б.А., Коржавину Н.М., Шитовой В.В., Сарнову Б.М., Искандеру Ф.А., Поженяну Г.М., Пинскому Л.Е., Соловьевой И.Н., Светову Ф.Г., Икрамову К.А., Левитанскому Ю.Д., Адамян Э.Г., Голышевой Е.М., Оттен-Поташинскому Н.Д.

Члены Союза писателей Богатырев К.П., Корнилов В.Н., Наумов Н.В., Домбровский Ю.О., Максимов В.В., Левицкий Л.А.» строго предупреждены.

Получили предупреждение члены Союза писателей Хинкис В.А., Рудницкий Л.Л., Матвеева Н.Н., Каверин В.А., Лорие М.Ф., Казаков Ю.П., Эдлис Ю.Ф., Рощин М.М.

Информационный бюллетень Секретариата Правления Союза писателей СССР. 1968, № 6(18), стр.15.

Документ № 2

Мстислав РОСТРОПОВИЧ

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

Главным редакторам газет «Правда», «Известия», «Литературная газета», «Советская культура»

Уважаемый товарищ редактор!

Уже перестало быть секретом, что А.И. Солженицын большую часть времени живет в моем доме под Москвой. На моих глазах произошло и его исключение из Союза писателей — в то самое время, когда он усиленно работал над романом о 1914 годе. И гот теперь награждение его Нобелевской премией и газетная кампания по этому поводу. Эта последняя и заставляет меня взяться за письмо к Вам.

На моей памяти уже третий раз советский писатель получает Нобелевскую премию, причем в двух случаях из трех мы рассматривали присуждение премии как грязную политическую игру, а в одном (Шолохов) — как справедливое признание ведущего мирового значения нашей литературы.

Если бы в свое время Шолохов отказался принять премию из рук присудивших ее Пастернаку «по соображениям холодной войны», я бы понял, что и дальше мы не доверяем объективности и честности шведских академиков. А теперь получается так, что мы избирательно то с благодарностью принимаем Нобелевскую премию по литературе, то бранимся.

А что, если в следующий раз премию присудят т. Кочетову? — ведь нужно будет взять?!

Почему через день после присуждения премии Солженицыну в наших газетах появляется странное сообщение о беседе корреспондента Икс с представителем секретариата Союза писателей Икс о том, что вся общественность страны (то есть, очевидно, все ученые и все музыканты и т. д.) активно поддержала его исключение из Союза писателей? Почему «Литературная газета» тенденциозно подбирает из множества западных газет лишь высказывания американских и шведских коммунистических газет, обходя такие несравненно более популярные и значительные коммунистические газеты, как «Юманите», «Леттр франсез» и «Унита», не говоря уже о множестве некоммунистических?

Если мы верим некоему критику Боноскому, то как быть с мнением таких крупных писателей, как Белль, Арагон, Франсуа Мориак?

Я помню и хотел бы напомнить Вам наши газеты 1948 года, сколько вздора писалось там по поводу признанных теперь гигантов нашей музыки С.С. Прокофьева и Д.Д. Шостаковича, например: «тт. Д. Шостакович, С. Прокофьев, В. Шебалин, Н. Мясковский и др.! Ваша атональная дисгармоническая музыка ОРГАНИЧЕСКИ ЧУЖДА НАРОДУ… Формалистическое трюкачество возникает тогда, когда налицо имеется немного таланта, но очень много претензии на новаторство… Мы совсем не воспринимаем музыки Шостаковича, Мясковского, Прокофьева. Нет в ней лада, порядка, нет широкой напевности, мелодии». Сейчас, когда посмотришь на газеты тех лет, становится за многое нестерпимо стыдно. За то, что три десятка лет не звучала опера «Катерина Измайлова», что С.С. Прокофьев при жизни так и не услышал последнего варианта своей оперы «Война и мир» и симфонии-концерта для виолончели с оркестром, что существовали официальные списки запретных произведений Шостаковича, Прокофьева, Мясковского, Хачатуряна.