- Эм, привет. Ты оставил свою визитку в кафе.

Я узнал голос.

- Куки?

- Нам нужно поговорить, - сказала она.

Я сжал телефон сильнее.

- Слушаю.

- Я не доверяю телефонам, - сказала Куки. В её голосе была слышна дрожь. - Ты не мог бы приехать сюда?

- Если хочешь, я могу сейчас же выехать.

Куки объяснила, как добраться до её дома, который располагался недалеко от кафе. Я поехал по 91 на север и безуспешно пытался не торопиться. Сердце билось в груди, казалось, под ритм любой песни. К тому времени, когда я доехал до границы штата, была уже полночь. Я начал это утро с того, что прилетел, чтобы увидеть Делию Сандерсон. Это был длинный день, и в какой-то момент я ощутил, на сколько измотан. Я вспомнил, как в первый раз увидел картину Натали с коттеджем на холме. Тогда Куки подошла сзади и спросила, нравится ли она мне.

"Почему, - снова спросил я себя, - когда я был в кафе в последний раз, Куки вела себя так, как будто не помнила меня?"

Мне ещё кое-что вспомнилось. Кто-то сказал мне, что не было никакого "Поселения творческого восстановления", но когда мы с Куки разговаривали, она сказала: "Мы никогда не работали в усадьбе".

Тогда я не обратил на это внимание, но если не было никакого поселения на холме, разве вы не ответите что-то в духе:

- А? Какое поселение?

Я замедлился, когда проезжал мимо кафе Куки. Здесь было только два уличных фонаря, оба были на длинных ногах, откидывая угрожающие тени. Ни намёка на людей. Центр маленького городка был абсолютно тихим, слишком тихим, как в сцене фильма о зомби перед тем, как герой будет окружён хищниками-пожирателями. Я свернул направо, проехал ещё около километра, повернул ещё раз направо. Здесь не было фонарей. Только свет, исходящий от фар. Во всех домах и строениях, которые я проехал, был тоже выключен свет. Похоже, никто здесь не оставлял свет, чтобы обезопасить себя от грабителей. Умный ход. Я сомневался, что грабители смогут найти дома в темноте.

Я сверился с GPS и увидел, что я в километре от пункта назначения. Ещё два поворота. Что-то похожее на страх начало разливаться по груди. Мы все читали о том, как некоторые животные и морские существа могут чувствовать опасность. Они на самом деле могут ощутить угрозу или даже надвигающуюся природную катастрофу, словно если бы у них был радар на выживание или невидимые щупальца, распластавшиеся во все углы. Где-то глубоко внутри меня первобытный человек должен был тоже обладать этой способностью. И все эти приспособления для выживания остались у нас. Возможно, они просто дремлют. Если их не использовать, то они могут отмереть. Но инстинкты неандертальца всегда с нами, скрываясь под нашими рубашками.

Используя термины из молодёжных комиксов, мои паучьи чувства обострились.

Я выключил фары и притормозил у тротуара в кромешной темноте практически на ощупь. Здесь не было камней, обрамляющих улицы. Тротуар просто сменялся травой. Я не знал, что буду делать дальше, но чем больше я думал об этом, тем больше осознавал, что, возможно, такие предосторожности в порядке вещей.

Я решил идти отсюда пешком.

Я вылез из машины, и, когда закрыл дверь и свет исчез, я понял, насколько же темно вокруг. Тьма казалась живой, поглощающей меня, застилающей глаза. Я подождал минуту или две, пока глаза не привыкли. Умение глаз приспосабливаться к темноте - ещё один талант, который, несомненно, достался нам от первобытного человека. Когда мои глаза привыкли настолько, что я смог увидеть, по крайней мере, дорогу в метре от себя, я пошёл вперёд. Ещё у меня был смартфон. На нём было загружено приложение, которым я никогда не пользовался, но, которое было, наверное, особенно полезным и наименее технически сложным. Это был простой фонарик. Я подумывал включить его, но потом решил, что не стоит.

Если здесь и таилась какая-нибудь опасность, хотя я и не мог представить, что это за опасность может быть и какую форму она может принять, я не хотел никого насторожить светящимся фонариком. Разве не для этого я запарковал машину и теперь тихонько крался вперёд?

Я вспомнил, как был в ловушке в фургоне. У меня не было угрызений совести по поводу того, что я сделал, чтобы сбежать, я бы сделал это снова, тысячу раз, но так же у меня не было никаких сомнений, что последние моменты жизни Отто будут преследовать меня до конца моих дней. Я всегда буду слышать влажный хруст ломающейся шеи, всегда буду помнить ощущение, когда кость и хрящ прогибается и заканчивается жизнь. Я убил живое существо. Разрушил жизнь человека.

Затем мои мысли вернулись к Бобу.

Я замедлил шаг. Что делал Боб после того, как я скатился по холму? Должно быть, он вернулся в фургон, уехал, скорее всего, выкинул где-то тело Отто, а потом...

Пытался ли он найти меня?

Я подумал о напряжении в голосе Куки. Что она хотела сказать мне? И почему вдруг так срочно? Зачем звонить мне сейчас, поздней ночью, даже не давая мне возможности подумать?

Я вошёл в квартал Куки. В нескольких окнах горели ночники, придавая домам жуткое, похоже на хеллоуинские тыквы, свечение. Только в одном доме в тупике было больше света, чем во всех остальных.

В доме Куки.

Я переместился влево, чтобы оставаться и дальше незамеченным. Её парадное крыльцо было освещено, так что не было возможности приблизиться к дому незаметно. Дом был одноэтажный, неестественно расползшийся и длинный и немного неровный, как будто пристройки делали, как попало. Пригнувшись, я обошёл дом, стараясь оставаться в темноте. Последние десятки метров до освещённого окна я буквально прополз.

И что теперь?

Я неподвижно стоял под окном на четвереньках, пытаясь прислушаться. Ничего. Тишина, сельская тишина, тишина, которую можно услышать и до которой можно дотронуться, тишина, обладающая текстурой и дальностью. Она окружала меня. Настоящая, реальная, сельская тишина.

Я слегка переместил вес тела. Колени захрустели, этот звук, казалось, кричал в тишине. Я пождал ноги, сильно согнул колени, положил руки на бёдра. Я готовился выскочить вверх, как человеческий поршень, таким образом, я мог заглянуть в окно.

Скрывая большую часть лица, я подтянулся к углу окна так, чтобы лишь один глаз и правая часть лица была открыта. Я моргнул от неожиданного света и заглянул в комнату.

Куки была там.

Она сидела на диване, словно проглотив аршин. Её губы были сжаты. Дениз, её партнёрша, сидела рядом. Они держались за руки, но их лица были бледными и вытянутыми. Напряжённость исходила от них волнами.

Не нужно быть экспертом в языке жестов, чтобы понять, что их что-то волновало. Спустя несколько минут я понял что.

В кресле напротив них сидел мужчина.

Он был спиной ко мне, так что сначала я смог рассмотреть только верхушку его головы.

Моей первой мыслью было паническое: Боб?

Я приподнялся ещё на несколько сантиметров, стараясь получше разглядеть мужчину. Безуспешно. Кресло было большим и плюшевым. Мужчина сидел глубоко в нём, спрятавшись от посторонних глаз. Я переместился к другой стороне окна, изменив часть лица, которую было видно. Теперь я увидел, что у него седые кучерявые волосы.

Не Боб. Определённо, не Боб.

Мужчина что-то говорил. Обе женщины сосредоточено слушали, кивая в унисон, чтобы он не сказал. Я повернулся и прижал ухо к окну. Стекло было холодным. Я пытался разобрать, что он говорит, но всё равно звук был приглушён. Я снова посмотрел в комнату. Мужчина в кресле немного наклонился вперёд, стараясь донести мысль. Потом он наклонил подбородок достаточно, чтобы я смог разглядеть его профиль.

Наверное, я вздохнул вслух.

У мужчины была борода. Это было зацепкой. Именно, поэтому я и смог опознать его, борода и кучерявые волосы. Я мысленно вернулся к нашей первой встрече с Натали, когда они сидела в солнечных очках в помещении. А рядом с ней справа сидел мужчина с бородой и кучерявыми волосами.

Этот мужчина.

Что...?

Парень с бородой поднялся из плюшевого кресла и начал расхаживать по комнате, неистово жестикулируя. Куки и Дениз напряглись. Они так сильно ждали руки, что, клянусь, было видно, как костяшки их рук побелели. И тогда я и заметил то, что заставило меня покачнуться, меня, словно громом, поразило осознание, насколько же важно было пойти на разведку прежде, чем слепо идти в западню.