Боги Греции
Перевод М. Михайлова
Полный месяц! в твоем сиянье,
Словно текучее золото,
Блещет море.
Кажется, будто волшебным слияньем
Дня с полуночною мглою одета
Равнина песчаного берега.
А по ясно-лазурному,
Беззвездному небу
Белой грядою плывут облака,
Словно богов колоссальные лики
Из блестящего мрамора.
Не облака это! нет!
Это сами они —
Боги Эллады,
Некогда радостно миром владевшие,
А ныне в изгнанье и в смертном томленье,
Как призраки, грустно бродящие
По небу полночному.
Благоговейно, как будто объятый
Странными чарами, я созерцаю
Средь пантеона небесного
Безмолвно-торжественный,
Тихий ход исполинов воздушных.
Вот Кронион{25}, надзвездный владыка!
Белы как снег его кудри —
Олимп потрясавшие, чудные кудри;
В деснице он держит погасший перун;
Скорбь и невзгода
Видны в лице у него;
Но не исчезла и старая гордость.
Лучше было то время, о Зевс!
Когда небесно тебя услаждали
Нимфы и гекатомбы!
Но не вечно и боги царят:
Старых теснят молодые и гонят,
Как некогда сам ты гнал и теснил
Седого отца и титанов,
Дядей своих, Юпитер-Паррицида{26}!
Узнаю и тебя,
Гордая Гера!
Не спаслась ты ревнивой тревогой,
И скипетр достался другой,
И ты не царица уж в небе;
И неподвижны твои
Большие очи,
И немощны руки лилейные,
И месть бессильна твоя
К богооплодотворенной деве
И к чудотворцу — божию сыну.
Узнаю и тебя, Паллада-Афина!
Эгидой своей и премудростью
Спасти не могла ты
Богов от погибели.
И тебя, и тебя узнаю, Афродита!
Древле златая! ныне серебряная!
Правда, все так же твой пояс
Прелестью дивной тебя облекает;
Но втайне страшусь я твоей красоты,
И если б меня осчастливить ты вздумала
Лаской своей благодатной,
Как прежде счастливила
Иных героев, — я б умер от страха!
Богинею мертвых мне кажешься ты,
Венера-Либитина{27}!
Не смотрит уж с прежней любовью
Грозный Арей на тебя.
Печально глядит
Юноша Феб-Аполлон.
Молчит его лира,
Весельем звеневшая
За ясной трапезой богов.
Еще печальнее смотрит
Гефест хромоногий!
И точно, уж век не сменять ему Гебы,
Не разливать хлопотливо
Сладостный нектар в собранье небесном.
Давно умолк
Немолчный смех олимпийский.
Я никогда не любил вас, боги!
Противны мне греки,
И даже римляне мне ненавистны.
Но состраданье святое и горькая жалость
В сердце ко мне проникают,
Когда вас в небе я вижу,
Забытые боги,
Мертвые, ночью бродящие тени,
Туманные, ветром гонимые, —
И только помыслю, как дрянны
Боги, вас победившие,
Новые, властные, скучные боги,
Хищники в овечьей шкуре смиренья,
То берет меня мрачная злоба:
Сокрушить мне хочется новые храмы,
Биться за вас, старые боги,
За вас и за вашу амвросическую правду,
И к вашим вновь возведенным
Алтарям припасть и молиться
В слезах, воздевая руки.{28}
Старые боги! всегда вы, бывало,
В битвах людских принимали
Сторону тех, кто одержит победу.
Великодушнее вас человек,
И в битвах богов я беру
Сторону вашу,
Побежденные боги!
Так говорил я,
И покраснели заметно
Бледные облачные лики,
И на меня посмотрели
Умирающим взором,
Преображенные скорбью,
И вдруг исчезли.
Месяц скрылся
За темной, темною тучей;
Задвигалось море,
И просияли победно на небе
Вечные звезды.
Вопросы
Перевод Ю. Очиченко
У моря, ночного пустынного моря,
Юноша странный стоит,
Тоска в его сердце, в мозгу — сомненья,
И губы шепчут волнам печально:
«О волны, откройте мне вечную тайну,
Откройте мне тайну жизни,
Решите загадку, что мучила столько голов —
Голов в париках, ермолках, чалмах и беретах,
И сотни тысяч других, что ищут ответа и сохнут.
Скажите, что есть человек?
Откуда пришел он? Куда он идет?
И кто живет в вышине, на далеких сверкающих звездах?»
Бормочут волны одно и то же,
Бушует ветер, бегут облака,
Глядят безучастно и холодно звезды,
А он, дурак, ожидает ответа.
В гавани
Перевод П. Карпа
Счастлив моряк, достигший гавани,
Оставивший позади море и бури
И ныне мирно сидящий в тепле,
В винном погребе бременской ратуши.
Как все же уютно и мило
В стакане вина отражается мир!
И как лучезарно вливается микрокосм
В томимое жаждой сердце.
Все я вижу в стакане:
Историю древних и новых народов,
Турок и греков, Ганса и Гегеля{29},
Лимонные рощи и вахтпарады,
Берлин и Шильду, Тунис и Гамбург,
И главное — вижу лицо моей милой,
Ангельский лик в золотом рейнвейне.
О, как хороша, как хороша ты, любимая!
Ты прекрасна, как роза,
Но не роза Шираза,
Возлюбленная соловья, воспетая Гафизом,
Но не роза Сарона,
Священнопурпурная, восхваленная пророком, —
Ты — как роза винного погреба в Бремене!
Это роза из роз, —
Чем старше она, тем пышнее,
Ее аромат небесный меня восхищает,
Меня вдохновляет, меня опьяняет,
Не схвати меня за волосы хозяин
Винного погреба в Бремене,
Полетел бы я кувырком.
Славный малый! Сидели мы рядом
И пили, как братья,
Рассуждали о самых высоких материях,
И вздыхали, и обнимали друг друга.
Он возвратил меня к вере в любовь,
Я пил за здоровье злейших моих врагов,
Я всех ничтожных поэтов простил,
Как простят когда-нибудь меня самого,
Я плакал от умиленья — и наконец
Предо мною разверзлись райские врата,
Где двенадцать апостолов, двенадцать огромных бочек,
Проповедуют молча, но вполне понятно
Для всех народов.
Вот настоящие люди!
На вид невзрачные, в дубовых камзолах,
Внутри они прекраснее и светлее,
Чем самые гордые левиты храма,
Чем царедворцы и телохранители Ирода,
Одетые в пурпур и украшенные золотом.
Ведь я же всегда говорил:
Не среди заурядных людей,
А в самом избранном обществе
Пребывает небесный владыка.
Аллилуйя! Как нежно меня обвевают
Вефильские{30} пальмы,
Как ароматны мирты Хеврона{31},
Как шумит Иордан, шатаясь от радости,
И моя бессмертная душа шатается,
И я шатаюсь, и меня, шатаясь,
По лестнице поднимает к дневному свету
Добрый хозяин винного погреба в Бремене.
О добрый хозяин винного погреба в Бремене,
Ты видишь, на крышах домов сидят
И поют пьяные ангелы,
Солнце, пылающее там, наверху,
Это красный от пьянства нос,
Нос мирового духа,
И вокруг красного носа мирового духа
Вертится весь перепившийся мир.