Валтасар
Перевод М. Михайлова
Полночный час уж наступал;
Весь Вавилон во мраке спал.
Дворец один сиял в огнях.
И шум не молк в его стенах.
Чертог царя горел как жар:
В нем пировал царь Валтасар, —
И чаши обходили круг
Сиявших златом царских слуг.
Шел говор: смел в хмелю холоп,
Разглаживался царский лоб, —
И сам он жадно пил вино.
Огнем вливалось в кровь оно.
Хвастливый дух в нем рос. Он пил
И дерзко божество хулил.
И чем наглей была хула,
Тем громче рабская хвала.
Сверкнувши взором, царь зовет
Раба и в храм Иеговы шлет,
И раб несет к ногам царя
Златую утварь с алтаря.
И царь схватил святой сосуд.
«Вина!» Вино до края льют.
Его до дна он осушил
И с пеной у рта возгласил:
«Во прах, Иегова, твой алтарь!
Я в Вавилоне бог и царь!»
Лишь с уст сорвался дерзкий клик,
Вдруг трепет в грудь царя проник.
Кругом угас немолчный смех,
И страх и холод обнял всех.
В глуби чертога на стене
Рука явилась — вся в огне…
И пишет, пишет. Под перстом
Слова текут живым огнем.
Взор у царя и туп и дик,
Дрожат колени, бледен лик.
И нем, недвижим пышный круг
Блестящих златом царских слуг.
Призвали магов; но не мог
Никто прочесть горящих строк.
В ту ночь, как теплилась заря,
Рабы зарезали царя.
Миннезингеры
Перевод В. Микушевича
Не поход, не подвиг бранный,
Не поминки и не пир,
Предстоит нам нынче странный,
Фантастический турнир.
Горячей коня любого
Наша дикая мечта.
Меч — отточенное слово.
Стих надежнее щита.
И сегодня нам с балкона
Очень много знатных дам
Улыбнется благосклонно,
Только нет желанной там.
Невредимым на арене
Появляется боец.
В сердце ранен от рожденья,
Умирать идет певец.
Истекает сердце кровью
Краше всех других сердец,
И прославленный любовью
Побеждает наконец.
Раненый рыцарь
Перевод В. Зоргенфрея
Мне повесть старинная снится,
Печальна она и грустна:
Любовью измучен рыцарь,
Но милая неверна.
И должен он поневоле
Презреньем любимой платить
И муку собственной боли
Как низкий позор ощутить.
Он мог бы к бранной потехе
Призвать весь рыцарский стан:
Пускай облечется в доспехи,
Кто в милой видит изъян!
И всех бы мог он заставить
Молчать — но не чувство свое;
И в сердце пришлось бы направить,
В свое же сердце копье.
Плавание
Перевод М. Мушниковой
Стоял я, к мачте прислонясь,
Плеск волн меня печалил.
Отчизна милая, прощай!
Корабль мой отчалил.
Вот дом любимой промелькнул,
На окнах блики света.
Уж все глаза я проглядел, —
Никто не шлет привета.
Не лейтесь, слезы, из очей,
Чтоб жизнь казалась ясной!
О сердце, ты не разорвись
От горечи ужасной!
Песенка о раскаянье
Перевод В. Рождественского
Граф Ульрих едет в лесу густом,
Смеются тихо клены,
Он видит: девушка с милым лицом
Таится в листве зеленой.
И думает он: «Как знаю я
Этот облик — цветущий, веселый!
Он так неотступно дразнит меня
В толпе и в охотничьих долах.
Как розы, дышат ее уста
И свежестью и любовью,
Но речь их лукава, и пуста,
И отдана суесловью.
И можно сравнить этот милый рот
С прекрасным розовым садом,
Где змей ядовитых семья живет,
Цветы отравляя ядом.
На свежих щеках, что ярче дня,
Мне ямочек видно дрожанье,
Но это — бездна, куда меня
Безумно влекло желанье.
Волна ее локонов так пышна
И нежно на плечи ложится,
Но это — сеть, что сплел сатана,
Чтоб мне с душою проститься.
В глазах ее нежная радость живет,
Волны голубая прохлада,
Я думал — буду у райских ворот,
А встретил преддверие ада».
Граф Ульрих едет в лесу густом,
А клены шумят по дороге,
И призрак другой — с омраченным лицом
Глядит в тоске и тревоге.
PI думает всадник: «То мать моя,
Она беззаветно любила,
Но делом и словом печалил я
Всю жизнь ее до могилы.
О, если б мне слезы ее осушить
Горем своим и любовью,
О, если бы щеки ее оживить
Из сердца взятой кровью!»
И едет он дальше в густые леса,
Вокруг начинает смеркаться,
И в зарослях странные голоса
Под ветром стали шептаться.
И слушает Ульрих свои же слова,
В лесу повторенные эхом.
То полнится шепчущая листва
Чириканьем птичьим и смехом.
Граф Ульрих прекрасную песню поет,
Раскаяньем песнь зовется.
Когда он ее до конца доведет,
То сызнова песнь начнется.