Изменить стиль страницы

Чрезвычайное утомление войск, совершивших ещё накануне форсированный переход и выдержавших двухдневные бои, вынудило Витгенштейна «дать им отдых на поле их славы» у Клястиц. Лишь Сазонов с пехотными полками 14-й дивизии (Тульским, Навагинским, Тенгинским, Эстляндским) и с батарейными № 14 и 27 ротами был послан к д. Головщицы для усиления авангарда. Кульневу было приказано преследовать противника только до тех пор, пока он не остановится, но «отнюдь не вступать в решительное дело с неприятелем» до прибытия главных сил корпуса. Но, как выразился Витгенштейн, «сей неустрашимый генерал по излишней храбрости своей, считая авангард свой довольно сильным и надеясь на подкрепление генерал-майора Сазонова, который по усердию своему также согласился обще с ним, по отдохновении войск, напасть на рассвете на неприятеля, не дав мне знать».

Отступив за р. Дрисса и присоединив к себе дивизию Мерля, Удино расположился на сильной позиции при д. Боярщина, на возвышенности между озёрами Клетно и Лонье, за длинной плотиной. Эта позиция совершенно замыкала выход из теснины, по которой пришлось идти отряду Кульнева, и французская артиллерия могла продольно обстреливать эту теснину. Наблюдение за переправой через Дриссу Удино поручил 6-й бригаде Корбино.[77]

Сражение при д. Боярщина, Сивошина и Головщицы

В 3 часа пополуночи 20 июля /1 августа в дождливое и туманное утро Кульнев смело начал наступление. Он опрокинул передовые отряды Корбино и, переправясь без особых затруднений через Дриссу, втянулся в болотистую и лесистую теснину, по которой пролегала дорога из Сивошиной в Боярщину. По словам Марбо, французы сразу заметили ошибку, совершённую Кульневым из-за его «скверной привычки пить слишком много водки». Со своим отрядом из 4 тыс. чел. он двинулся на весь французский корпус, имея «лишь один путь к отступлению — брод. Но мог ли он надеяться, что в случае неудачи все его восемь батальонов и четырнадцать орудий достаточно быстро переправятся через этот единственный переход через реку?». Через Дриссу «можно было переправиться, только используя брод, поскольку река была весьма полноводной, и в других местах её крутые берега поднимались на 15–20 футов».[78]

Корпус Удино «располагался в лесу, где росли огромные ели, стоявшие на значительном расстоянии друг от друга. За ними находилась обширная поляна. Лесные опушки образовывали дугу, два конца которой подходили к Дриссе. Дрисса была как бы “тетивой лука”». «Удино приказал генералу Альберу направить в обе части леса, выглядевшие “двумя концами лука”, по одному пехотному полку. Они, двигаясь по направлению к краям “тетивы лука”», должны были ударить на неприятеля с флангов, в то время как из центра дуги 23-й полк вездесущего Марбо «должен был во весь опор броситься на русские батальоны и оттеснить их к обрыву».[79] По словам Трефкона, «наша дивизия была построена в батальонные колонны для атаки. Два первых батальона 56-го — справа от дороги, а два последних — слева». Командир 2-й бригады 8-й дивизии генерал Ф.Р. Пуже пишет, что «местность не позволяла развернуть две дивизии, поэтому генерал Вердье выделил из своей дивизии 11-й лёгких пехотный и 2-й линейный полки, чтобы усилить дивизию Леграна».

Как только следовавшие в голове авангарда казачий Платова 4-го и Ямбургский драгунский полки вышли в 5 верстах за почтою Сивошино, близ д. Москолинки, на поляну, они были встречены сильным артиллерийским огнём и одновременно атакованы с обоих флангов французской пехотой, скрытно пробравшейся через перелески по болоту. Кульнев считая, что «неприятель сопротивляется единственно, чтобы выиграть время и увести тяжести свои, приказал подвинуть конную артиллерию». 4 орудия конной роты свернули немного влево от дороги, но едва успели открыть огонь, как три из них были подбиты тяжёлой артиллерией французов. Казаки и драгуны не могли действовать в болотистой местности и, будучи расстроены артиллерийским и стрелковым огнём, повернули назад, успев захватить с собой неподбитое орудие. Солдаты авангарда «при неожиданном обороте дел расстроились и пришли в беспорядок, искали спасения в бегстве».

В изложении Удино бой выглядел так: «Противник, несомненно, использовал остаток ночи, чтобы дебушировать почти до утра, он находился в состоянии нас атаковать. Я ожидал его там, завязалась перестрелка с тучей стрелков, за которыми следовали колонны, которые надвигались на наши позиции, отбивая сигнал атаки и издавая громкие крики; но огонь нашей артиллерии, которая была прекрасно расположена и действовала хорошо, сначала умерил их пыл и тотчас вынудил их развернуться. Тем временем наши колонны построились, и три дивизии были расположены так, чтобы последовательно заменять друг друга на каждой позиции».

Первое Полоцкое сражение (боевые действия на Западной Двине в июле-августе 1812 г.) img_19.jpeg
Я.В. Кульнев (1763–1812)

Марбо писал, что его полк бросился с фронта прямо на русскую батарею и понёс жестокие потери: «на месте было убито 37 человек, из них 19 входили в отборную роту. Среди павших были храбрый капитан Курто, а также лейтенант Лалуэт. Пытаясь перезарядить орудия, русские артиллеристы были изрублены нашими кавалеристами! У нас было мало раненых, потому что почти все раны оказались смертельными. Под нами убили около сорока лошадей. Моя лошадь оказалась искалечена картечью». При первых звуках артиллерийской пальбы два пехотных полка генерала Альбера вышли из леса и бросились на русских с двух сторон.[80]

Увидев, что неприятель выставил против него батарейные орудия, Кульнев потребовал у Сазонова подкреплений, и тот отправил ему 6 орудий батарейной № 27 роты подполковника Н.И. Мевеса под прикрытием Тульского пехотного полка, за которым последовал с прочими войсками. Но было уже поздно — Удино, заметив, что русские войска расположены «на весьма невыгодном местоположении, где он концентрически действием своих орудий с доминирующих высот мог совершенно очистить дефилей, по которой приближалась пехота и кавалерия наша, — открыл со всех батарей огонь и в ту же минуту начал со всею пехотою и сильною кавалериею наступать».

По словам Антоновского, «Кульнев, желая сколько-нибудь поддержать свою ретираду и остановить неприятеля действием своей артиллерии, употребил всю в дело. Но, ободренные успехом, французы не считали это преградою и, при слабом прикрытии нашей артиллерии, к довершению несчастья Кульнева, 9 пушек отбили». В дефиле были захвачены 6 батарейных орудий. Выбравшись из теснины и соединившись с войсками Сазонова, авангард стал поспешно и в беспорядке переходить мост на р. Дриссе и располагаться на возвышенностях у д. Сивошина. Французы между тем продолжали свою атаку с изумительной энергией и часть русской пехоты, не успевшая попасть на мост, была опрокинута в реку.

Перейдя за Дриссу, Кульнев пытался привести войска в порядок и для того, чтобы замедлить бешеное наступление французов, расположил свою артиллерию на крутом правом берегу Дриссы: 8 орудий конной № 1 роты разместились правее Сивошиной для анфилирования дороги, по которой наступал неприятель; батарейная № 27 рота заняла позицию левее деревни, в том месте, где река выгибается вперёд, и должна была действовать во фланг наступающим французам. Но неприятель, быстро переправившись через Дриссу, начали обходить русскую артиллерию с флангов, вследствие чего батарейная рота поспешно снялась с позиции и именно в тот момент, когда её огонь мог нанести наибольший вред неприятелю. Но французы успели захватить 5 орудий этой роты; конные же орудия удалось спасти.

«Когда всё было готово, — продолжает Удино, — я скомандовал атаку; русские сначала оказали весьма упорное сопротивление, но тщетно, они были опрокинуты в мгновение ока и вынуждены переправится через Дриссу по всем бродам, оставив в наших руках 14 орудий, 13 зарядных ящиков и более двух тысяч пленных; на протяжении трёх четвертей льё [более 3 км], на которых они, сражаясь, отступали до реки, земля была покрыта их убитыми. Я видел немного поле боя, которое представляло зрелище большой резни. Дивизия генерала Леграна сыграла главную роль в этом деле; затем я поручил генералу Вердье преследовать неприятеля, и он отбросил его на три льё [более 13 км] от поля боя по дороге из Себежа, причинив ему огромные потери… Генералы, офицеры и солдаты проявили редчайшее мужество, лёгкая кавалерия под командой генерала Кастекса произвела множество атак с большим успехом и своевременно». При этом 2-й батальон 5б-го полка во главе с шефом батальона Ж.Б.Ж. д’Адемаром де Крансаком захватил две русские батареи из 8 пушек. Итак, солдаты Леграна взяли реванш за вчерашнее отступление. Но победа далась им недёшево. Только 56-й полк потерял 10 офицеров, в том числе были ранены три шефа батальона: д’Адемар — пулей в грудь, Лавалетт — пулей в правую ногу, Трефкон — пулей в шею в тот момент, когда его 3-й батальон «менял направление вправо, чтобы обрушиться на батарею, которую он захватил вместе со 2-м батальоном под командой Дадемара».

вернуться

77

Fabry. III. 333; IV. Annexe. 33–34; Schumacher. 83; ВУА. XVII. 290; Поликарпов. 200, 207.

вернуться

78

Сходно писал и Калоссо из 24-го конно-егерского полка: «Увидев превосходящие силы неприятеля, мы отошли назад к Дриссе, которую мы снова перешли, преследуемые русской лёгкой кавалерией. Эта узкая и очень зажатая между крутыми берегами речка перерезает большую дорогу и течет в огромном пихтовом лесу под деревянным мостом. Это настоящее дефиле, удобное для устройства засады. Притворным отступлением маршал Удино заманил туда неприятеля и внезапно сделал полный поворот на небольшой равнине недалеко от моста, который он велел не разрушать» (Calosso. 56).

вернуться

79

Марбо пишет, будто Удино получил известие о скором прибытии к нему в подкрепление 6-го корпуса Сен-Сира, и созвал военный совет (Марбо. 540-42). Это невероятно, так как Удино узнал об этом 4 или 5 августа.

вернуться

80

Рассказ Марбо об этом бое чрезвычайно путаный и сомнительный, русские потери (2 тыс. убитых и более 4 тыс. пленных) несусветно завышены, но упомянутые им офицеры, действительно, были убиты в тот день и ещё двое были ранены. Упомянутый им молодой шеф батальона из бригады Альбера, который «получил ужасное штыковое ранение в живот, откуда выпадали внутренности», это Барри из 26-го лёгкого полка, который умер 24 августа (Марбо. 542-45; Marbot. III. 95–97; Martinien. 607, 450).