Преследование противника Витгенштейн «препоручил» Кульневу с особым отрядом, предписав ему «по возможности вредить неприятелю».[71] Пермский и Могилевский (либо Севский) пехотные полки поначалу также преследовали противника «по дороге, усеянной бумагами и обломками обозов французских» до корчмы Вельницы близ д. Копани и Гнилище, в 6 верстах от Клястиц; здесь они отбили часть неприятельского обоза и возвратились обратно в Клястицы. Прочие войска 1 — го корпуса расположились на биваках у Клястиц: 1-я линия впереди, 2-я — позади селения. Резерв Сазонова, не принимавший участия в бою, восстановил разрушенный мост и двинулся затем на помощь авангарду. Отряд Репнина получил приказ двинуться просёлками из Катеринова к Соколищам, но, найдя эту дорогу совершенно непроходимой, направился к Клястицам.

Французская кавалерия, подкреплённая стрелками, выстроилась при корчме Вельницы в боевом порядке с намерением дать отпор отряду Кульнева. Но Ямбургский драгунский полк своей атакой предупредил намерение неприятеля и опрокинул его, причём штабс-капитан Тулубьев во главе шефского эскадрона ударил в левый фланг французской кавалерии и довершил её поражение. В это время против левого фланга отряда Кульнева устремилась другая колонна неприятельской кавалерии. Второй дивизион Ямбургского полка под командой подполковника Н.А. Столыпина переменил фронт и бросился в атаку, одновременно с ним Гродненский гусарский полк и Рижские драгуны врубились в колонну, и она была опрокинута в речку.

Марбо, вновь принявший командование полком, признавал: «Я потерял убитыми семь или восемь человек, и очень большое количество солдат было ранено. Следовавший за мной 24-й полк также сильно пострадал, то же самое относится к пехотной дивизии генерала Леграна». Между тем французские стрелки завалили мост своими повозками. Хотя речка была топкая и имела очень крутые берега, кавалерия Кульнева переправилась через неё вплавь возле моста и стала вновь преследовать неприятеля. Но вследствие крайней усталости людей и лошадей Кульнев был вынужден прекратить преследование, и остановил свой отряд при д. Головщицы, в 10 верстах от Клястиц. Вечером и ночью неприятель «отретировался с величайшею поспешностью» 4 версты за Сивошину, где находилась 9-я дивизия Мерля.

Удино донёс: «Неприятель преследовал меня своими лёгкими войсками на протяжении 2 или 3 льё; после этого отступление, которое осуществлялось в наилучшем порядке, продолжилось безмятежно». В другом рапорте он заметил, что «в 11 часов вечера противник повёл очень оживлённую атаку на войска, которым было поручено охранять брод у Сивошиной; они ретировались таким образом, что сохраняли порядок». В 23 часа маршал написал: «Неприятель прилагает усилия, чтобы овладеть бродом на Дриссе. Я отдал приказ генералам Алъберу и Кастексу, которым было поручено его охранять, не упорствовать в обороне. Если противник его перейдёт, он окажется на той же позиции, с которой я вышел. Таким образом, я извлеку выгоду».

Марбо вспоминал: «В арьергарде шла дивизия Леграна. Его последней бригаде под командованием генерала Альбера пришлось выдержать очень ожесточённый бой в тот момент, когда её последние батальоны собирались войти в болото. Но как только они построились колонной, генерал Альбер поместил в хвосте колонны восемь пушек, во время отхода стрелявших по неприятельскому авангарду, и тот, в свою очередь, понёс большие потери. На самом деле, эти орудия стреляли очень редко, так как после каждого выстрела их приходилось разворачивать, чтобы продолжить движение, а потом разворачивать, чтобы перестроиться в батарею».[72]

Витгенштейн сообщил Барклаю: «Французы спаслись только помощью лесистых мест и переправ через маленькие речки, на которых истребляли мосты, чем затрудняли почти каждый шаг и останавливали быстроту нашего за ними преследования, которое кончилось вечером. В деле при Якубове и в сражении при Клястицах сражались все полки 5-й дивизии, Берга, и два егерских 14-й, Сазонова; прочие войска оставались в резерве. Полки мужеством и храбростью делали невероятные усилия, которых не могу довольно описать. Все, что им ни противопоставлялось, батареи и сильные колонны, несмотря на ожесточенное, упорнейшее защищение, опрокидывали они и истребляли штыками и действием артиллерии. Все селения и поля покрыты трупами неприятельскими. В плен взято до 900 человек и 12 офицеров. Пороховые ящики, казенный и партикулярный обоз, в числе которого генеральские экипажи, остались в руках победителей. Я намерен прогнать неприятеля за Двину в Полоцке, обратиться против Макдональда, атаковать его и… также что-нибудь сделать. Постараюсь от врага очистить назначенную мне операционную линию, и если это случится, тогда неприятельские войска должны будут отступить и от Риги».[73] Как видим, планы у российского генерала были прямо-таки «наполеоновские»…

11-й бюллетень «Великой армии» весьма «обтекаемо» описал этот бой: «31-го противник направился к Дриссе, чтобы атаковать герцога Реджио во фланг во время его марша. Маршал занял позицию позади Дриссы». Русские же участники боя «о Клястицком деле рассуждали, что оно должно стать на ряду с знаменитыми победами; и поражение здесь неприятеля относят к мужеству и твердой решимости графа Витгенштейна… Решительная победа под Клястицами и успех русского оружия были первые в нашу Отечественную войну, и французам после сего много убавили спеси и перестали считать непобедимыми. Солдаты наши скоро сложили на этот предмет песенку: “Не боимся Удино, он для нас ничто — г…”. Петербург обеспечен, и войска нашего корпуса ободрились, торжествуя над французами. Все это было при нынешних наших обстоятельствах весьма важно и достойно внимания, как во мнении нашем, так и всей России. Граф Витгенштейн стяжал Клястицкою победою неувядаемый лавр».

По мнению Михайловского-Данилевского, это была «блистательнейшая из битв» Витгенштейна. «Победа под Клястицами, — считал он, — имела важные последствия в двояком отношении: 1) Она успокоила Петербург, встревоженный наступательным движением французов по Себежской дороге, и 2) дала графу Витгенштейну на всё время похода нравственное превосходство над Удино. Столице возвестили ее 25 июля пушечной пальбой». С этими выводами согласился и Поликарпов: сражение имело «важное стратегическое значение: была прикрыта дорога в гор. Псков и Петербург». Ермолов и Бутурлин упрекали Удино за то, что он оставил позади большое количество войск, и потому не имел над русскими значительного численного превосходства. Он считал, что наступление маршала, «которое для получения важных последствий надлежало бы производить с решительностью, не удалось по недостатку твердости и совокупности в исполнении».

По словам Богдановича, это сражение «выказало вполне как доблесть русских войск, так и решительность Витгенштейна». 17 тыс. русских разбили 20-тысячный французский корпус. «В этом сражении победа долго оставалась нерешенною; наконец, перевес перешел на сторону настойчивого полководца, который, несмотря на частные неудачи, не отчаялся в успехе… Витгенштейн успел собрать в окрестностях Клястиц все войска своего корпуса, кроме небольшого отряда Гамена… Напротив того, Удино оставил на реке Дриссе от восьми до десяти тысяч человек. Правда, что эти войска не могли быть введены в бой у Якубова, по свойству тамошней лесистой местности, но если бы Удино имел их у Клястиц, то мог бы удержаться на реке Нище и не дозволить Витгенштейну выдти на петербургскую дорогу».[74] Русские историки явно завышали численность неприятельских войск, но, тем не менее, несомненно, что русский командующий проявил в этом деле гораздо больше решительности и упорства, нежели его противник.

Цена этой победы может быть определена только приблизительно, так как у историков в распоряжении имеются лишь данные об офицерских потерях. Русские потеряли 23 офицера (2 убиты, 18 ранены, 3 пропали без вести).[75] Неприятель потерял 27 офицеров (убито 3, ранено 24). Удино уверял, что за два дня, 30 и 31 июля его войска потеряли 300–400 раненых, и взяли в плен 500–600 чел., в том числе много офицеров.[76]