Он не дожил своих трех месяцев — этот мальчик в офицерской форме, идущий на войну со смертью в душе, теряющий веру и жаждущий жертвенной смерти молодой офицер, которого неверно учили — стоять в рост и сверкать саблей под свинцовым, тяжелым дождем.

Поэт вспоминает о своей последней встрече с Филоновым^[701]. Он пишет: «Я встретил одного художника и спросил, пойдет ли он на войну? Он ответил: „Я тоже веду войну, только не за пространство, а за время. Я сижу в окопе и отымаю у прошлого клочок времени. Мой долг одинаково тяжел, что и у войск за пространство“. Он всегда рисовал людей с одним глазом. Я смотрел на его вишневые глаза и бледные скулы. Ка шел рядом. Лился дождь»^[702].

Поэт назвал именем Ка судьбу. Судьба шла рядом. <…>

«Доски судьбы»^[703] создает своим завещанием Хлебников.

Филонов художник трагедии. Он, всю жизнь смотревший в глаза трагической судьбе, глубже многих и многих сознает боль утрат и понимает глубину опасности. Он скоро вступит в ряды войск за пространство, наденет серую шинель ополченца.

<…> Художник сменит кисть на винтовку, но пока кисть в руках куда тяжелее казенной трехлинейки — тонкая колонковая кисть.

Филонов пишет боль, пишет судьбу.

Пятнадцатый год — композиция «Без названия»^[704].

Первая аналитическая картина в русском искусстве.

На картине Филонова мир разбился на осколки с острыми, режущими краями.

Нет событий. Нет связи событий. Разом все. Мир вернулся к довременному, первозданному хаосу. Рухнул переживший себя девятнадцатый век, обнажился жесткий двадцатый. Осколки разбившегося времени режут сознание.

В центре картины белый череп глубоководной рыбы. Череп с живыми глазами дьявола, глядящими из мертвых глазниц. — Символ агрессии^[705].

<…> Шестнадцатый год. Румынский фронт. Балтийская морская дивизия. Ратник ополчения Филонов.

Румынские войска раздавлены железным кулаком — корпусом Макензена^[706].

Пал Бухарест. Русская кровь на чужих румынских полях.

Нет матросов в балтийской морской дивизии — выбиты в первых боях. Пехотная ударная часть.

Снаряды крупных калибров, «германские чемоданы», бьют по квадратам, погребая целые взводы в окопах тяжестью падающей земли. Русские пушки отвечают лишь редкими выстрелами.

Не хватает снарядов, не хватает патронов, не хватает ружей. Солдатской крови хватает.

Ратник ополчения Филонов командует разведывательной партией.

Ночи на ничейной земле, на снегу. Обрывки колючей проволоки в зыбком свете прожекторов. Воронки от тяжелых снарядов как лунные кратеры. Долгие фронтовые зимы в сырых блиндажах.

Громадная убыль в людях. Идут эшелоны с пополнением. Поют песни солдаты. Русские песни на кровавых чужих полях. О смерти пишет Хлебников в эти страшные дни:

Разгорающаяся революция поднимает художника Филонова — фронтовика Филонова на один из опаснейших и труднейших своих постов — пост Председателя Военно-революционного Комитета Придунайского края^[708].

<…> Окопы, протянувшиеся от моря и до моря, захватила волна солдатских митингов. Стихийная демобилизация грозит обнажить фронт.

Окопник Филонов выступает на фронтовых митингах, там, где не всегда могут говорить офицеры. Останавливает полк, уходящий с передовой. Трудно говорить на митингах. Солдаты озлоблены бесконечной войной.

Беспомощный и суровый 1918-й год.

Румыния, пользуясь временной слабостью Советской России, оккупирует Бессарабию.

Кто скажет, как отозвался этот новый удар в душе художника в серой солдатской шинели?

Потрясен, но не сломлен этими событиями художник. В революционный Петроград привозит с фронта Филонов знамена боевых русских полков. Он передает их первому комиссару по военным делам Подвойскому.

«Жаль, что знамена, а не сами полки», — невесело шутит Подвойский. На волоске от срыва Брестский мир. Эпизод этот сообщен автору данных строк Цыбасовым, ныне покойным (Цыбасов — художник Леннаучфильма).

Филонова властно влечет великая драма Революции.

Он вместе с теми, кто разделил ее безвестные судьбы. Вместе с Маяковским, Хлебниковым, Блоком, Брюсовым, Татлиным, со всеми, кто поверил в революцию.

Филонов сразу же включается в художественную жизнь страны. Он создает цикл картин под общим названием «Ввод в мировой расцвет»^[711].

Среди смертей и страданий заря мирового расцвета кажется близкой. Цикл своих картин Филонов дарит победившему пролетариату, передает их первому Наркому просвещения — Анатолию Луначарскому^[712].

Первые революционные годы — это годы наибольшей славы и влияния Филонова. И самые неизвестные, неизученные в биографии художника.

Тяжелые годы, судьбы безвестные.

Петроград в революции. Сугробы снега на Невском. Останавливается транспорт. Осьмушка хлеба — дневной паек (осьмушка фунта хлеба равняется 50 граммам).

Вспыхнувшая гражданская война раздирает страну. Разруха и голод. Сильнее войны и голода уносят людей сыпняки. Петроград пустеет. В гибнущем, заметаемом метелями городе, где нет ни хлеба, ни топлива, — люди творят. Надежды сильнее мороза и голода.

На короткий исторический миг левое искусство — искусство Революции. 1919-й год. В бывшем императорском Зимнем дворце «Выставка всех направлений» — официальное название «Первая государственная выставка произведений искусства».

Непревзойдена эта выставка до сих пор по масштабам и численности участников. Все направления, все школы от академиков до футуристов. Братство искусства среди войн, бедствий, лишений.

Нет хлеба, но есть зрители, идущие в залы Зимнего. Анатолий Луначарский отбирает для этой выставки картины Филонова. О «Мировом расцвете» много пишут.

Шкловский в газете «Искусство»^[714] говорит о том, что в творчестве Филонова новое русское искусство перестает быть провинцией французского. Это провинция, завоевавшая самостоятельность.

В журнале «Пламя» за 1919 год № 52 большая статья Пумпянского^[715] «Искусство и современность». Журнал редактирует Анатолий Луначарский. Значительная часть статьи посвящена Филонову^[716]. <…> Статья об искусстве рядом с декретами о мобилизации, рядом с сообщениями о закрытии заводов и эвакуации населения.