Изменить стиль страницы

— Такой запрос уже послан, товарищ командующий.

— Добро.

«Вот когда сказываются наши просчеты в боевой подготовке, — подумал он. — Даже не проинструктировали зимовщиков как следует».

Час спустя, видимо, оправившись от шока, погасив пожары, зимовщики сообщили более обстоятельно:

«Корабль появился со стороны Баренцева моря. Они приняли его за пароход «Беломорканал», шедший мимо мыса в бухту Кожевникова. Тип корабля определить не могли. Похож на вспомогательный крейсер. В результате обстрела сгорели жилой дом, метеостанция, дом летчиков. Противник ушел на восток и скрылся в Карском море».

«Далеко забрался печенег, — подумал Головко, прочитав второе сообщение. — Так-то оно, наверное, к лучшему. Кончился период неизвестности. Волк начинает показывать свои желтые клыки. Ну что ж, посмотрим, что ты сумеешь сделать». Он снял трубку и позвонил командующему авиацией флота. Обрисовав обстановку после появления рейдера у мыса Желания, Головко распорядился:

— Держите в готовности полк торпедоносцев Ведмеденко и прикажите Мазуруку вести непрерывную разведку. Повторяю, вы лично отвечаете передо мной за ее результаты. Ясно?

— Ясно, товарищ командующий.

По тону, которым было сказано последнее слово, Головко чувствовал, что генерал хочет сказать что-то еще.

— У вас ко мне больше ничего нет? — спросил он.

— Есть, — ответил генерал. Он явно мялся, не спешил говорить. — Тут одна история произошла, товарищ командующий. Не знаю как быть.

— Какая история?

— Вчера прилетела из Фербенкса эскадрилья «Каталин» в составе пяти кораблей. Долетели благополучно. Но среди багажа обнаружена сержант американской армии Грейс Джонс.

— Что значит обнаружена? Живая?

— Живая. Тайком забралась в самолет и сумела улететь. Ее заметили уже только на середине пути.

— Мотивы?

— Какие там мотивы, — рассмеялся генерал. — Влюбилась по уши в нашего командира эскадрильи капитана Соколова. Хочет вместе с ним бороться с фашистами.

Головко помолчал, раздумывая, что же предпринять. Ситуация явно была необычной. Он знал, что по закону браки советских граждан с иностранцами запрещены. Можно, конечно, отправить ее обратно. Но следовало иметь в виду и политический характер этого шага. Сержант — союзник по общей борьбе.

— Вы беседовали с ней?

— С ней не успел. А с Соколовым разговаривал. Он согласен на ней жениться. Говорит: «Вы б, товарищ генерал, увидели ее и тоже б не устояли», — генерал опять рассмеялся. — Фотографию показывал.

— Ну что — красивая?

— Очень красивая. Наполовину индейской крови.

— Так, так, — сказал Головко. — Дали мне новую вводную. А где она сейчас?

— Соколов пока устроил ее в Мурманске у одной одинокой женщины.

— Ну, ладно. Не до нее сейчас. Будет время, посоветуюсь с членом Военного совета, сообщим вам.

Головко повесил трубку и несколько мгновений сидел не двигаясь. «Всякие вещи бывали на флоте. Но такое впервые. Как бы не пришлось по этому вопросу с Москвой связываться. На самом высоком уровне». Он улыбнулся и принялся за дела.

КАКОГО ДЬЯВОЛА ОНИ НЕ СПУСКАЮТ ФЛАГ?

— Где спрятал деньги? Укажи.

Не хочешь? Деньги где? Скажи.

Иль выйдет следствие плохое.

Подумай, место нам назначь.

Молчишь? — ну, в пытку. Гей, палач!

А. С. Пушкин. «Полтава»

Восемнадцатиузловым ходом «Адмирал Шеер» шел по Карскому морю в направлении пролива Вилькицкого. Яркий желтый шар висел над морем и освещал серую громаду линкора. Холодная вода вокруг тоже казалась серой, неприветливой. Накануне с обеда задул норд-ост. Резкий студеный ветер, бивший в лицо тысячами ледяных иголок, нес непрерывные снежные заряды и какой-то странный запах, казавшийся Больхену запахом смерти. Этот запах рождался здесь же неподалеку, в затерянных ледяных полях за Полярным кругом. Сейчас на орудийных башнях, на палубных надстройках ослепительно белел только что выпавший снег. Вокруг было пустынно, тихо. Только легко подрагивала палуба от работы мощных двигателей. Здесь, в краю безмолвия и покоя ничто не напоминало о войне. Война шла на Западе, где выходцы из Тироля, горные егеря Дитля и Лапландская армия генерал-лейтенанта Фалькенхорста уже давно, но безрезультатно штурмовали каменистые сопки на Мурманском направлении. Еще задолго до входа в пролив стал встречаться дрейфующий лед, а вскоре на горизонте показался и паковый. С возрастающим беспокойством Больхен то и дело поглядывал в бинокль в сторону горизонта, где все явственнее и пугающе виднелись, сплошные ледяные поля. Больше всего он боялся сейчас потерять оба или один винт, повредить руль.

Рядом с ним на мостике находился имевший опыт полярного плавания в этих широтах обер-лейтенант Старзински. Он успокаивал командира, говорил, что такая подвижка обычное явление здесь, и кораблю пока не грозит опасность быть затертым льдами или попасть в ледяной плен.

— Форма и окраска льда для опытного полярника говорят о многом, — рассказывал он. — Вот видите — на подветренной стороне льды более компактны. Пробивать их трудно и опасно. Лучше это делать с наветренной стороны.

Больхен молча слушал его, но тревога в душе не исчезала.

Посланный сегодня на разведку самолет для уточнения координат замеченного вчера русского конвоя вернулся быстро, на этот раз ничего не обнаружив.

— Пролив Вилькицкого свободен от льда, — доложил наблюдатель. — Но караван исчез.

— Куда исчез? Провалился в преисподнюю? — рассердился Больхен.

— Не могу знать, — ответил наблюдатель. — Дальше лететь было бессмысленно из-за густого тумана.

Больхен привык доверять своим предчувствиям. Он даже втайне считал, что в этом отношении обладает какой-то мистической силой. Сколько раз уже они не обманывали его. А сегодня у него были дурные предчувствия. Кажется, они начинают сбываться. Нужно было спешить в этот проклятый пролив, в узкостях которого он должен подстеречь оба каравана. Если верить данным авиаразведки, его ждет богатейшая добыча — три эсминца, пять линейных ледоколов и почти тридцать транспортов! Такой улов стоит любого риска. В проливе им от него не скрыться. Лишь бы не помешали льды.

Больхен посмотрел на море. Видимость была неважной. Над водой повисла густая дымка. Если бы к моменту атаки горизонтальная видимость улучшилась, он мог бы в полной мере использовать преимущества главного калибра. Одиннадцатидюймовые орудия имели дальность стрельбы более двухсот кабельтовых. «Адмирал Шеер» расстреливал бы русские ледоколы и суда, находясь за пределами дальности стрельбы их орудий.

— Прибавьте ход до двадцати четырех узлов, — приказал он, и вахтенный офицер послушно передвинул ручки телеграфа вперед.

С самого утра Больхена вывел из равновесия старший офицер. Такой исполнительный, преданный своему делу, но ограниченный сверх всякой меры. Он не понимает, что корабль уже вступил в кульминационный период плавания, что именно сегодня может решиться судьба всего так тщательно спланированного похода, что сейчас все усилия, все мысли должны быть направлены на осуществление главной цели. А этого солдафона с убегающими за стеклами очков мутно-голубыми глазами по-прежнему волнуют дурацкие проблемы. Как быть с бородами у личного состава? Видите ли, «растительность на их лицах стала появляться, как свежая трава после теплого весеннего дождя». У подводников вопрос ясен. У них борода — традиция. Но каково решение командира насчет бород на «Адмирале Шеере»?

— Иначе придется подметать бородами палубу прежде, чем мы вернемся домой.

— Послушайте, Буга, — едва сдерживаясь, чтобы не вспылить, сухо сказал Больхен. — Вы, действительно, полагаете, что в данной обстановке командир и старший офицер должны заниматься бородами и прочей чепухой? Потрудитесь следить за показаниями эхолота, чтобы мы не сели на мель или ледяной барьер. Я не верю этим глубинам на картах. Данные неточны и давно устарели. И прикажите самолету снова вылететь на разведку. Нужно найти конвой.