- Спасибо большое! - пожимая руку, сказал Вадику чуть задыхающийся больной.- Вполне дееспособный. Давайте на прощание познакомимся по форме. Может быть, когда-нибудь... Кириллов Сергей Викторович! - назвался он.- Что?
- Я читал ваши книги,- пролепетал Вадик, краснея, потому что в эту минуту происходило невероятное: он стоял на мокром поле в сотне километров от Москвы и тряс руку недосягаемому, невозможно далекому академику Кириллову, о котором он столько слышал, работы которого он читал, восхищаясь его идеями и волнуясь от их красоты,- последние два года с того памятного заседания студенческого научного кружка, когда им рассказали впервые о новом направлении в медицинской генетике.
- Что читали? "Система тайн"?
- Да. И "Введение в теорию".
- Интересуетесь этой проблемой?
- Я по этой проблеме принят в ординатуру,- сказал Вадик пересохшим голосом и облизнул сухие губы.
- Встреча на далеком меридиане! - весело хмыкнул Ильичев.- Ну...
- Вот что,- прервал Кириллов, суровея,- все эти разговоры на ходу ни к чему не приводят. Вот мой телефон.- Из записной книжки он вытащил визитную карточку на английском языке с телефоном, тем секретным-рассекретным личным телефоном, который Вадик узнавал-узнавал, и не узнал.- Когда приступите к работе, свяжитесь со мной. Поговорим. Обсудим ваши планы... Есть планы? - Вадик судорожно кивнул.- Ну, до свидания,- потеплев лицом в улыбке, сказал Кириллов и еще раз пожал Вадику руку.- Позвоните мне, я запомнил вас, Андреев Вадим...
Когда машины скрылись за дальним поворотом шоссе, стих гул их моторов и тишина дождливого дня обступила Вадика, лихая волна слепого везения обдала его с ног до головы. Угловатое, с лицом Кириллова, возможное будущее вставало из тумана неопределенности, сомнений, робости - и все это пришло случайно, вдруг, подарком.
"Все, все, что сейчас,- только пауза, заминка,- думал Вадик, широко шагая по дороге.- Там, в сентябре, может начаться главное - к чему ты шел, отказываясь от соблазнов, ошибаясь в. выборе, разочаровываясь в других учителях. Там то, из-за чего тебя считали крепкозадым отличником, из-за чего ты учил второй язык и лез, лез, невзирая на щелчки, в клиники, отделения, брался за все своими руками- и узнавал. А дать шанс испробовать себя на настоящем деле тебе может только суровый - и, по отзывам упорных ребят, пробившихся все-таки через заслоны его заместителей и помощников, злой и нетерпеливый Кириллов С. В.! Только бы он выслушал тебя однажды!.."
И снова, как спасенный из воды, он переживал тот миг, когда Кириллов назвал себя, добро и заинтересованно рассматривая его, и с испугом подумал: "А что если бы этого не случилось?" Если бы он не помог тогда дяде Саше, не подружился с ним... если бы дядя Саша не верил в него и побежал за помощью сегодня не к нему, а к Марь-Андревне или на центральную, усадьбу, то он, Вадик, проспал бы эти два-три решающих часа - и ничего бы из случившегося не случилось!..
Он понял, почему его бросает то в жар, то в холод- это наивная простота связи между прошлыми поступками и сегодняшними последствиями открылась ему. "Так, только так и должно быть",- думал он, шагая через мокрое поле, на котором только что, может быть, его судьба спрямила свой путь. И всматривался в неровную дорогу, прикрытую низким, неверным, у самых ног, туманом.
-...Провожал? - с крыльца избы спросила его Оля.- Погуляем? Я сегодня свободна. Командир ужин сухим пайком велел выдать, я тебе пряников оставила. Любишь прянички?
- Опять сухой паек! - возмутился Вадик.
- Не шуми,- сказала Оля примирительно.- Ребята довольны. Ты чего такой красный?
- А мне сегодня повезло,- глядя на Олю снизу вверх, поделился Вадик.- Знаешь, мне так сейчас повезло!.. Ты даже понять не сможешь, как это важно! Случайность, а так все упростила!.. Повезло. Вообще-то ты в судьбу веришь, а, Оль?
- Конечно,- ответила Оля.- Как мне в нее не верить? Я же заговоренная от нее - ну, от всего плохого, как спящая царевна.
Из пахнувших чем-то кислым сеней вслед за Марь-Андревной Вадик вошел в низенькую горницу с окошками без занавесок, облупленной печью и во всю стену разноцветно мерцающим иконостасом. На другой стене от потолка до пола висели пучки сушеных трав.
- Вот она,- сказала Марь-Андревна.- Верно ее ведьмой зовут, запах-то какой, чувствуете? От трав ее так пахнет.
За печью вдоль стены стояла широкая металлическая кровать -с высокими спинками. На постели, со спрятанным в подушку лицом, под толстым грязным Одеялом лежала старуха - был виден ее затылок со свалявшейся седой косой.
- Александровна, а, Александровна! - певуче позвала Марь-Андревна. Не дождавшись ответа, она приподняла одеяло.- Умерла, по-моему...
Они перевалили холодное тяжелое тело старухи на спину - открылось худое желтоватое лицо с заострившимся носом. Рот был сжат в какой-то гримасе, а руки с разбитыми, сплющенными пальцами сами по себе вытянулись вдоль длинного тела.
- Живая! - уловив длинный прерывистый вздох, удивилась Марь-Андревна.- Ишь, как измаралась, грязнуха... Идите, Вадим Владимирович, я ее хоть обмою пока- и тронуть противно. До чего себя люди доводят!..- Марь-Андревна загремела ведром, заскрипели ящики черного с просинью комода, а Вадик вышел на крыльцо.
Когда он возвратился, кровать была уже перестелена, старуха переодета в чистую рубашку, и дышалось полегче - из открытого окошка в избу задувал теплый ветер. Вадик осмотрел старуху, обнаружил все признаки сердечной недостаточности и бессознательного состояния. "Кома,- заключил он.- Интоксикация неясной этиологии. Рак?"
- Н-да! Поздненько мы пришли! - укоризненно оглянулся на Марь-Андревну.
- Кто ж знать мог! -пожала плечами Марь-Андревна.- Она из дому целыми днями не показывается,- Марь-Андвевна огляделась.- Еда-то у нее хоть есть?-Она ушла в сени.- Может, с голоду? При ее-то деньгах!.. С голоду дойти! - Марь-Андревна вернулась в, избу, пошарила под кроватью, подняла с пола стакан.- Пила что-то... Зелье какое-то... Что делать будем, Вадим Владимирович?
Вадик побежал в медпункт. Было около полудня, солнце встало над лагерем, и вся дурнота жаркого дня на непрогретой после недельных проливных дождей земле уже копилась в коротких темных тенях, в холодных, ветерках между заборами усадеб.
Нагрузив чемоданчик препаратами из своего чудо-ящика, Вадик заглянул на кухню. На плите шипел противень с картошкой.
- Оль! -позвал он.- Я задержусь на вызове, у Ведьмы, оставь картошечки! - Он весело подмигнул Тане и деловито направился в деревню.
И через час, трижды вспотев и порезав палец лопнувшим шприцем, Вадик выполнил всю намеченную программу. Оставалось теперь сидеть и ждать эффекта. Для отчета и Марь-Андревны, ушедшей в амбулаторию, а еще больше из удовольствия (будто он ведет "историю болезни") он все записал на листочке бумаги. Дописав, перечитал и засомневался в дозе одного препарата. Стал рыться в справочнике и не сразу уловил клокотание, появившееся в груди у старухи... "Подействовало! - обрадовался он.- Ну, конечно! Так и должно было!.. Правду отец сказал: эта пропись мертвого подымет..."
- Слышите меня? - наклонившись к старухе, спросил он.- Что у вас болит? Я врач, врач! - втолковывал он.- Помогу вам.- А старуха, он чувствовал, как на ощупь, пробиралась к его голосу, свету, звукам жизни из своего забытья.- Вам попить надо. Хотите молочка? Я сейчас!..
Он огляделся, не увидел подходящей посуды и выбежал на улицу. Через две избы красовался дом Глазовых, единственных в деревне, державших корову.
На стук в дверь и отчаянный лай собачонки в окно высунулась родоначальница Глазовых. Она опять была в красной кофте. Неприветливо посмотрела на Вадика. Между ними был конфликт из-за несостоявшейся аферы с больничным листом. Как-то в понедельник в одиннадцатом часу утра Глазова степенно пришла за Вадиком: "Сын захворал". А на пышной высоком кровати Вадик увидел непротрезвевшего мужика с явно выдуманными жалобами на боли в животе. Вадик тогда высказался от души, да так от души, что горбунья, секретарша директора, квартирующая у Глазовых и почему-то оказавшаяся в этот рабочий час дома, высунулась посмотреть, кто так по хозяйски шумит.)