— Молодец, — Герман ещё сильнее сжал ладонь на Лёнкином плече, так, что она даже тайком поморщилась от боли, а потом отстранился. — Можно я тебя кое о чем попрошу?
— Конечно.
— Если будет настроение, позвони. Я буду рад поговорить с тобой.
— Обязательно, — не обращая внимания на уже придерживающего для неё дверь Лешу, Алена поцеловала отца в твердую щеку. — Ну, раз замуж пока не берут, хоть на рейс проводишь?
— Естественно, — с удивительной для своего возраста прытью Герман выскочил из машины. — Ну, посмотрим, совсем твой Власов дурак, или надежда ещё есть…
В здании аэровокзала витали эманации настороженности, нервного напряжения и нарастающего желания сдать билеты и ехать поездом. Останавливало только стойкое понимание, что альтернатива грозит тряской в "голубом вагоне", как минимум, неделю. То, что перевозчик озаботился проверкой летающего корыта в самый последний момент, вызывало дополнительные подозрения, медленно формирующиеся в твердую уверенность — все это не просто так.
Алене стало даже неудобно — из-за неё столько народу страдает… Но разглядев сидящего в зале ожидания Женьку, который со спокойствием Далай-ламы слушал музыку через наушники и выглядел расслабленным и почти довольным, муки нечистой совести пропали полностью.
— Давай паспорт, схожу за билетом, — отец придержал её за локоть.
— Не хочешь поздороваться?
— Не хочу видеть, как вы будете обжиматься. Документы отдай.
Забрав требуемое, Герман растворился в блуждающем разрозненными стайками народе. Лёнка, глубоко вздохнув напоследок, целенаправленно пошла к Власову, злобно зыркнув на какую-то белобрысую девицу, которое как раз хотела занять свободное место возле Женьки. Блондинка, похоже, впечатлилась, потому что сбилась с шага, а потом и вовсе отвернулась, мол, не очень и хотелось.
Присев рядом с ним, девушка на секунду задумалась. Нет, что она ему скажет, продумала, пока они с папой молчали в машине и делали вид случайных попутчиков, вынужденных нанять одно такси. Но вот наушники не учла. Правда, раздумывала недолго, просто протянув руку и убрав его гарнитуру.
— Привет, — похоже, Женька ничуть не удивился, заметив Алену в непосредственной близости. Или, вероятнее всего, он просто делал вид, что ничего не замечает, сам же сквозь полуприкрытые веки внимательно наблюдал за территорией.
— Пока я была здесь, постоянно пыталась бодаться с отцом за право решать самой, как мне жить, на кого учиться… А после того, как переехала, и вовсе привыкла быть одна. Я совершенно не считаю тебя неспособным решать проблемы, просто для меня все это настолько ново и странно… — Он не ответил, но плеер убрал и перестал строить из себя персидского кошака, развалившегося на стащенном с вешалки хозяйском пальто. — И немного страшно доверять.
— Это я и так понял.
— Жень, для меня, правда, трудно вот так сразу перестроиться. Последний пару лет у меня была тихая и размеренная жизнь, наверное, просто привыкла к ней, поэтому сейчас, когда снова все это вернулось… Я иногда просто не знаю, что делать и как поступить. Поэтому невольно начинаю пытаться подстроить все под себя. Мне так комфортнее и безопаснее. И меньше всего я хотела тебя этим обидеть.
— Почему ты не сказала, что позвонила ему? — Власов потянулся за её рукой, переплетая их пальцы.
— Не хотела, чтобы ты ревновал. Я же вижу, что тебя при одном только упоминании об Астахове передергивает.
— Этот урод несколько суток держал тебя в заложницах. Вот как-то это не способствует появлению горячей братской любви. И с чего он кинулся тебе помогать? Совесть заела?
— У него её, наверное, с рождения нет. Просто за то, что я отдала ему акции и ввела в совет директоров, он пообещал мне помочь, если будет нужно. Понадобилось очень скоро…
— Это точно не он все затеял? — скорее всего, Женька и сам не отдавал в этом отчет, но, по уже сложившееся привычке, пока говорил, поглаживал её ладонь и пальцы.
— Нет, не он. Тут вообще все, одновременно, сложно и просто. Не было никакого предательства, просто те, кому на самом деле принадлежит большая часть бизнеса, решили проверить, в силах ли отец справиться с очень не вовремя навалившимися со всех сторон проблемами. Или уже пора готовить ему приемника…
— Ты хочешь сказать, это работа своих же?
— Ага, — припомнив выражение Даниила, позаимствованное у Киплинга, девушка улыбнулась одним уголком губ. — Но Акелла и на этот раз не промахнулся…
— С одной стороны — бред полнейший, а с другой… Никакой тебе переаттестации, сразу виден уровень профпригодности. Ален, все это понятно, а теперь послушай меня. Какая бы дурная или светлая мысль тебя не осенила, рассказывай. Не для того, чтобы я контролировал тебя, просто не хочу снова такой лажи, как была сегодня.
— Хорошо. Прости меня, пожалуйста.
— Иди сюда, горе мое…
— Не-а, — Алена не дала пересадить себя к нему на колени. — Скоро придет папа, а ему не нравится смотреть, как ты меня тискаешь. Он сам сегодня сказал.
— Наверное, ещё сильнее похолодает… А куда он пошел?
— Купить мне билет.
В это время по громкой связи, наконец, объявили, что страдальцы, уже больше часа ждущие начала посадки, могут строиться и двигать в заданном направлении.
— То есть, рейс задержали из-за нас? — Женька с каким-то странным весельем посмотрел на электронное табло. — А зачем тебе билет?
Вот этого она не ожидала, честно. Ну, обида как раз понятна — ей было бы очень неприятно узнать, что он сам от неё что-то скрывает, но одно дело просто попсиховать, а потом успокоиться, а вот заставлять, на глазах и ушах половины пассажиров аэропорта признаваться в любви, и это при том, что он прекрасно знает, как Алена ненавидит такую публичность… Вообще-то это подло!
И теперь в девушке отчаянно сражались гордость и здравый смысл. Ладно, один раз можно и поддаться, в конце концов, именно Женя все время был инициатором всего. Он предложил им встречаться, настаивал, чтобы все свободное время проводили вместе. Да и сюда за ней прилетел, как жена декабриста за мужем. Хоть и с некоторой её подсказкой, но Лёнка прекрасно понимала, что мало кто бросит все и, наплевав на свои дела, отправится выручать подругу. Поэтому, хоть и приходилось немного внутренне себя ломать, но он заслужил хотя бы один шаг навстречу с её стороны.
— Потому что хочу вернуться с тобой домой. Мне тебя не хватает. И я тебя люблю.
— Я в курсе. И это взаимно. Я спрашиваю, с чего ты решила, что мы летим этим рейсом? У меня на него билета все равно нет.
— То есть, как это нет?!
— Я не хотел улетать без тебя, поэтому сдал его ещё три часа назад. Собирался ждать тебя здесь, — Власов, понимая, что его сейчас будут убивать, крепко обнял Аленку, превентивно зафиксировав руки.
— Зараза рыжая, я тут прилюдно в любви признаюсь, а ты издеваешься! — вопль получился хоть и тихим, но в полной мере выдавал всю гамму эмоций.
— Я не издеваюсь, — он попытался ещё теснее прижать её к себе и, одновременно, сдержать рвущийся наружу хохот, но Лёнка демонстративно щелкнула зубами, поэтому допускать тесного контакта девушки с собственной шеей не стал. — Но мне понравилось. Я даже спущу, как ты меня назвала. Кстати, вон твой папа идет, если не перестанешь дуться, положу руку тебе на попу.
— Я же отомщу.
— Буду ждать, — Власов решил не добавлять почти тестю лишнего невроза, поэтом Алену отпустил, но когда тот подошел ближе, поставил её чуть за себя, прикрывая плечом. Герман внешне никак не прореагировал, потому узнать, что он подумал на такую демонстративную попытку показать с кем она, осталось неизвестным. Наверное, этому способствовал переминающийся с ноги на ногу молодой человек, судя по бейджу — один из служащих аэропорта.
— Здравствуйте, — Женька сделал шаг навстречу и протянул руку. Самое смешное, что и познакомились они, мало того, что именно здесь, так почти на этом самом месте. Служивый удостоился кивка, на который ответил сдержанным приветствием и попыткой слиться с пейзажем.