— Мам, это не папина вина, и, уж тем более — не твоя. Просто людская подлость и жадность. Все элементарно и незамысловато. Можно сказать, вечные человеческие ценности…

— Ты говоришь, совсем, как он, — мама, вроде, и улыбнулась, но как-то совсем не весело. — У меня сейчас по расписанию массаж, сходи, пожалуйста, в двадцать восьмой кабинет, предупреди Наташу, что меня сегодня не будет.

— Да, конечно, — Алена сразу поняла, что её хотят на несколько минут убрать из палаты. Правда, зачем именно — не совсем ясно. Ладно, мать имеет право на капризы, а немного отвлечься им обеим не повредит.

Наташа, оказавшаяся маленькой жизнерадостной толстушкой в белом халате, предупреждению вняла, и, в свою очередь, заверила, что готова принять Ирину Леонидовну в любое удобное для неё время после пяти — все равно на работе сидеть до половины восьмого, а по записи никого нет.

Раскланявшись с мануальным терапевтом, Алена вернулась к маме, которая уже ждала её на балконе, пристроившись на самом солнцепеке.

— Может, перейдем в тень? Обгоришь же, — девушка чуть передвинула стоящий тут же небольшой зонтик, типа пляжного.

— Нет, мне хочется погреться. А теперь рассказывай, из-за чего поругались с Женей. Кстати, он мне понравился.

— Я знаю. Он вообще хороший…

— Тогда внимательно слушаю. — Алена хотела было закатить глаза от такой настойчивости, но не стала обижать маму. Да и, кто знает, может, и самой станет легче, если рассказать… — Давай по порядку, с чего все началось? Несколько часов назад у вас точно все было хорошо…

— Началось все с Алины. Только, пожалуйста, не волнуйся, её проблему мы решим.

Все ещё думая, как бы сформулировать все так, чтобы не причинить ненужных волнений, Лёнка постепенно рассказала почти все. Единственным, что она упустила, было гостевание у Астахова. Вряд ли об этом нужно упоминать. Да и о личности того, кто поможет с фотосессией младшей сестренки, Алена тоже сообщила очень уклончиво. Просто старый знакомый, который должен услугу. Говоря по существу, девушка и не соврала, но в этот момент умение вот так уклончиво и не врать, но и правды не говорить как-то не особо радовало.

— … вот тогда ты и позвонила.

Как оказалось, рассказывать ничуть не легче, чем копить в себе, но хотя бы от слез смогла сдержаться.

— А ты говорила ему именно по этим причинам? Ничего другого не было?

— Это ты осторожно спрашиваешь, не стала ли я снобом? Нет, мамуль. Я не хотела его обидеть, но, похоже, что получилось…

Они замолчали на несколько минут. Алена пыталась понять, зачем только что добавила седины на виски матери. Ирина Леонидовна же о чем-то напряженно размышляла.

— Ален. Естественно, я на твоей стороне, но… И его тоже понимаю. Ты когда-нибудь думала, почему я вышла замуж за твоего отца?

— Не раз и не два.

— Я люблю его. И тридцать лет назад любила, и сейчас. Да, не так, как тогда, по-другому, но все равно. Он и в молодости был таким же — властным почти до диктатуры, упрямым.

— Нетерпимым.

— Да. Как и ты. Любить таких, как вы с папой, сложно. Вы очень ответственные, стараетесь все взять на себя, только иногда нужно дать себе расслабиться. Не пытайся тащить все одна, дай ему возможность быть ведущим. Просто, если будет нужно — немного корректируй направление.

— Поверить не могу, что ты учишь меня, как правильно вести себя с мужчинами, — Лёнка даже рассмеялась.

— Этому ты и сама научилась. Я советую, как не обидеть любимого мужчину. А это большая разница.

— Почему ты раньше мне этого не говорила?

— А ты бы поняла? — Ирина Леонидовна тихо рассмеялась, заметив выражение досадливого согласия на Аленкином лице. — Вот именно. Я очень старалась не давить на вас, этого и со стороны папы хватало.

— Ага, только мы же самые умные, на чужих ошибках не учимся, только исправно делаем свои…

Девушка сразу поняла, о чем идет речь. Когда она была подростком, шли девяностые. Середина и конец десятилетия. Это сейчас она знает, что тогда происходило, и смутно представляет, чего стоило отцу не потерять бизнес, а развиваться и идти вперед. Не скатиться в откровенный криминал, удержаться на плаву. Они тогда могли его не видеть целыми днями, о каком уж суровом воспитании могла идти речь. А мама… Такое впечатление, что она винила себя за то, что не смогла им быть одновременно обоими родителями. Вот детки этим и пользовались. Когда же папа попытался приструнить, оказалось, что поздно уже — порка не поможет, а поганые характеры уже сформировались. Единственным из них нормальным ребенком был Илья. Спокойный, нелюдимый мальчик с явным художественным талантом. Интересно, отец полностью задавил в нем эту жилку, или хоть что-то осталось?

— Мам, а Илюша сейчас чем занимается? — стыдно признать, но она ничего не знала о жизни брата… Да, мама что-то упоминала в телефонных разговорах, но Алена всегда пыталась от этого абстрагироваться, чтобы не чувствовать себя совсем одинокой.

— Он полгода назад переехал жить в Уссурийск, работает дизайнером в рекламном агентстве. Говорит, что очень нравится.

— Это хорошо. А как к этому отнесся папа?

Ирина Леонидовна только махнула рукой.

— А от вас с ним реакции все равно не дождешься. Кивнете с каменными лицами и все. Он не обрадовался, но и не противился. Главное, что Илюше там хорошо, да и недалеко, мы часто видимся. — На это девушка не ответила, понимая, что мама, может, и не хотела подчеркивать, насколько далеко уехала Алена, но все равно не сказать это не могла. — Я же знаю, что ты вернешься туда. Хотя бы за Женей.

— Спасибо, что понимаешь это.

— А кто же ещё поймет, как не мать? — женщина чуть задержала дыхание и зажмурилась, сдерживая уже появляющиеся слезы. — Сиди, я открою, — Ирина Леонидовна встрепенулась от стука в дверь. — Это Коля.

Глядя, как мама целует вошедшего отца, Алена поймала себя на мысли, что, думая, почему родители до сих пор вместе, несмотря на такую разницу характеров и темпераментов, упускала, что дело не в детях или чем-то другом. Просто они были… на своих местах, что ли. Другая женщина не смогла бы жить рядом с Николаем Петровичем, а другой мужчина окончательно подавил бы Ирину, приняв её мягкость и уступчивость за слабость. Все должно быть в равновесии, вот только как эту самую точку найти?

Пока Алена отстраненно смотрела на родителей, те о чем-то вполголоса говорили, причем, тема беседы отцу точно не нравилась. Он пару раз что-то резковато ответил, не переставая упрямо качать головой. Наконец, похоже, мама его уломала, потому что она, легко улыбнувшись, поцеловала мужа и снова вышла на балкон.

— Ален, пообещай, что скоро приедешь к нам хотя бы на пару недель.

— Конечно. А почему ты говоришь об этом сейчас?

— Я все-таки пойду на массаж, а вы пока поговорите с папой, — Ирина Леонидовна неожиданно сильно обняла дочь. — Я тебя люблю, солнышко наше.

— И я тебя, только мне уже страшно — что вы задумали? — покосившись на хмурого отца, не сводящего с них взгляда, девушка нежно поцеловала мать в лоб и, так, в обнимку, они покинули балкон.

— Ничего особенного. Папа тебе все расскажет. А мне пора, — подхватив какой-то сверток, лежащий в изножье кровати, Ирина Леонидовна улыбнулась немного дрожащими губами и вышла за дверь.

— Пап?

Николай Петрович прошелся по комнате, тронув листья какого-то огромного экзотического лопуха, кадка с которым приткнулась в углу за туалетным столиком, и только после этого посмотрел на дочь.

— Ты точно хочешь уехать с ним?

"Начинается…"

Вслух она этого не сказала, даже выражение не поменяла, но появившееся глухое недовольство заставило сжать пальцы в кулачки.

— Я понимаю, что ты не одобряешь ни то, как я живу, ни с кем. Но это мой выбор. Пожалуйста, давай не будем снова ругаться из-за этого.

— А разве я сказал, что не одобряю?

— Иногда говорить не нужно, и так все понятно, — Алена встала напротив него, одернув себя, когда руки, словно сами по себе, попытались скреститься под грудью.