Изменить стиль страницы

ГАСПАРЯН: Было достаточно устойчивое клише во времена Советского Союза. Его, в принципе, я полагаю, что можно сейчас употреблять, «незаживающая рана». И вот я все возвращаюсь к этой теме коллаборационизма, которую вы затронули, но та боль, она не то что не проходит, она почему-то вспыхивает по новой. С чем связан в последние годы вот такой вот нездоровый интерес у людей не только ведь в России, не только на постсоветском пространстве, но и в Западной Европе, именно к теме коллаборационизма, почему вдруг эта тема стала едва ли не ключевой, когда сегодня говорят о Второй мировой войне?

СЕНЯВСКАЯ: Опять же здесь надо вернуться к вопросу о том, что на Западе с конца Второй мировой войны пытались принизить роль и участие в ней Советского Союза. Здесь тема людей, которые теперь пытаются представить себя борцами против советской власти, опять же становится актуальной, потому что их изображают в качестве героев. Даже вот книги, о которых вы упоминали, выходят под такими любопытными названиями, да, «Власов — герой или предатель», «Против Сталина и Гитлера». То есть, попытка поставить все с ног на голову, попытка подменить палача и жертву. И здесь, наверное, имеет значение и то, что, в основном, в качестве источников используются мемуары тех же участников этого движения, которые пытаются себя реабилитировать. Неприятно же чувствовать себя предателем, да. Вот надо как-то объяснить свою позицию. И довольно много выходило книг родственников, детей, участников этого движения. Неприятно чувствовать себя сыном или дочерью предателя, а хочется, чтобы папа был героем. Такие книги тоже выходили. Например, книга Андреевой.

ГАСПАРЯН: Это Екатерины Андреевой. Ее отец был участником власовского движения, получается. Этой работе очень высокую оценку дал Александр Исаевич Солженицын. Ну о том, что это просто семейная рукопись, я не знал.

СЕНЯВСКАЯ: Вот, достаточно много вот таких вот вещей, которые с психологической точки зрения вполне объяснимы, а с точки зрения истории не выдерживают никакой критики.

ГАСПАРЯН: Вот опять же, возвращаясь к двум нашим сегодняшним темам — истории и битве за Берлин в мае 1945 года. Сегодня очень модно противопоставлять власовскую армию Советской армии и говорить, что если бы власовская армия штурмовала Берлин, армия демократическая, да, построенная на сугубо принципах уважения к личности, к частной собственности, к вероисповеданию, то никаких многочисленных жертв не было, а немцы сдались бы сами. Насколько мы можем сегодня говорить о том, что это вообще было бы возможно и насколько правомочно противопоставлять две армии, говоря лишь о том, что вот те были якобы только советские, а вот это были только якобы русские люди?

СЕНЯВСКАЯ: Вы знаете, история не знает сослагательного наклонения. Говорить об альтернативной истории — это мы с вами уже уйдем в область определенного жанра фантастики. Берлин штурмовала Советская армия. И никакая власовская армия штурмовать его не могла по определению ни в силу своей численности, ни в силу своей политической принадлежности, ни в силу каких-либо иных обстоятельств. Советский Союз воевал с гитлеровской Германией. Власовское движение было даже не союзником, а просто прихвостнем на службе Гитлера. По-моему, здесь нечего обсуждать.

ГАСПАРЯН: И все-таки, говоря о моральных качествах Советской армии и власовской, я просто памятую о том, что у вас есть какие-то документы, я хотел бы, чтобы вы просто озвучили то, как на самом деле вела себя Советская армия в Берлине в мае 1945 года.

СЕНЯВСКАЯ: Я с удовольствием процитирую несколько интересных эпизодов, о которых вспоминали участники боев за Берлин. Фронтовик Иван Перфильев, вспоминая о боях за Берлин, говорил: «Бились за каждый коридор, каждую комнату. Гитлеровцы превращали обычный дом в крепость, которую приходилось штурмовать. И помню, во время одного из таких штурмов, когда бой грохотал вверху, на этажах, мне и еще нескольким солдатам нашего батальона пришлось в кромешной тьме, почти вплавь вытаскивать немецких детишек, женщин, стариков из затопленного фашистами подвального помещения. Там бой. А мы детишек спасаем. Не могли мы, советские люди, смотреть на гибель детей. Чужих детей, стариков, женщин. Уж так воспитаны мы». Еще один эпизод: бывший замполит стрелкового полка Иван Подерин вспоминал: «Из Тиргартена вдоль колонн двигались квадраты юнцов. Четыре квадрата. В каждом до сотни. Все в школьных черных кителях с ранцами. На плечах фаустпатроны. Они спешили с засады против наших танков. Что с ними делать? У наших пулеметчиков и артиллеристов просто не поднималась рука открыть огонь по этим юнцам. Решили обезоружить их. Пустили в ход дымовые шашки. Поднялась плотная дымовая завеса. Юнцы заметались. Падавшие навзничь взрывались. В ранцах вместо книг они несли тротил с взрывателями. Остальные повернули обратно. Гитлер бросил их против наших танков. Живые мины не сработали. Мы избавили их от верной гибели. Многие из них сегодня, наверное, живы, и не могут не помнить об этом».

ГАСПАРЯН: Дабы нас потом ряд западных историков не обвинил в злостной преднамеренной фальсификации, можно назвать источник этих документов?

СЕНЯВСКАЯ: Это воспоминания участников, опубликованные в разных советских изданиях. 1970–1980 годы.