Если меня еще не покинули случайности и безумства, то это простенькое – «любовь» – никогда не приближалось даже на расстояние выстрела. Я не видела ее лица, не знаю о ее голосе. Это отвратительно банально, но меня заносит в такие непроходимые дебри печали, что становлюсь нечувствительной к видимостям. Банальность же – обратная сторона традиции. А традиция безумна во мне. Она легенда для меня. Безумие ее легендарно. Так что и банальности мои – уникальны по своей природе. Не от мира сего. Но именно для этого мира и возникают.

Влюбляться с первого взгляда – это более чем банально. Все этим только и занимаются.

Я лелеяла свою хандру за чашкой кофе. А ты смотрел на меня, и тебе нравилось смотреть на меня. Ты попробовал поссорить меня с моей грустью, которая подло делала вид, что уходит, но стоило мне отвести взгляд от тебя, тут же возвращалась.

В тебе живет эстет, утонченный и (прости меня) профессиональный. Я – всего лишь красивая девочка, на которую смотрится. Мне было неловко, и скованность моя увеличивалась, когда я узнавала о тебе и рассказывала о себе. Мы – свободные, молодые и талантливые. Мы оба это чувствуем в себе и отчасти друг в друге. Я знаю, что мы похожи, хотя мы слишком мало общались, чтобы делать такие выводы. Но я это знаю.

Мои бесконечные знакомства улетучиваются неправдоподобно быстро. Стоит мне отвернуться – и нет никого рядом. И снова рядом другие, восхищенные и не очень. Но мимолетные, мимолетные все. Это грусть. Она делает мне больно, делает меня чужой для меня самой. Знакомства каждый день – я тянусь к ним, боюсь их, ненавижу их. Надо лечить хандру. Я слегка забываюсь в пьянках и разговорах, но возвращается все с завидным упрямством, и я, подпадая под власть мутных истерик, нахожу более совершенное лекарство – сон. Я убиваю свою жизнь. Я сплю, сплю, утопаю в снах, в именах их, пронзительной чуткости их. Жизнь уходит туда. Она вся там. Я счастлива. И мертва. Или снова, испугавшись, кидаюсь в толпу, кривляюсь в толпе, обращая на себя ее внимание. И остаюсь одна.

Потому что мы не нужны друг другу.

20.03. Я неправильно себя веду? Я устала быть разной, устала быть правильной или неправильной. Устала быть с вами, устала быть без вас.

Тело, как пустая лодка, качается на волнах. Неприкаянная и легкая.

Тоска стала мною.

Вместо любви – помойная яма издевок.

Вместо жизни – грусть.

Утопить себя в вине и мути. Это навсегда?

Вы шутите, сэр?

Вы мне отказываете, леди?

Да.

Значит, не шучу.

И губят, губят меня наваждения и видимости. Иллюзий нет давно. А без любви – не могу. Он будет смеяться надо мной, я знаю, когда выяснится, что – нетронутая. Я помню природу этой иронии. Я встречала ее. Только ее я и встречала.

Я достаточно сделала вчера, чтобы его разочаровать.

В голове сумбурные толпы фраз и желаний, реплики, произносимые влюбленными и равнодушными, заполнили пустоту извечной разлуки. Состояние длящейся во времени и в душе разлуки, которая снова и снова возникает, как феникс. Звучат обиды, молчат разочарования, уносятся галопом в мартовское половодье и губят, губят меня исступления и приступы отчаяния. Сердце уже не летает, засыхает опавшим лепестком. Романтизм снова в моде? В моде моя внешность, но не моя природа русалочья, не мои стихи чуткие и не моя жизнь.

Быть живой мне не к лицу?

Жизнь отворачивается от меня. Но не уходит. Я для нее чужая. Но я у нее одна. Вот так и бывает. Всегда – привычка. Без намека на правду.

Надо прекращать этот «голубой роман», эту детскую оперетку, этот мертворожденный стиль. Надо прекращать себя в судьбе печали, надо превращать все в лепет весны и прощаться. Весна сама умеет хулиганить. Особенно беспечнейший из ее грехов – март. Он рискует мной, ставит на меня. В этой игре с судьбой дня все счастливы.

Но мне так муторно. Пылаю. И мне так стремительно не здесь, не с вами.

Я пропитана запахами ветра и переполнена недописанными стихами.

«Прощание – удел Бога, Прощание – причастие его».

Все. Разлетелись. Разбежались. Не сумели. Я люблю его. Но сумею и в этот раз умереть, оставшись для живых видимой.

Я никому не верю, Я ничего не вижу, Если тебя нет.

Я все решила? Да. И ни черта не ясно. Но главное – одно усилие. Больно – но одно. И все закончится. Перебороть себя и обрубить.

Как странно (и смешно?), что я стесняюсь себя такой, «нетронутой». Стеснение именно перед ним. Вообще во мне появляется неестественность, когда мы вместе. Он «давит», я не могу быть равной его тону, потому что тон уничтожающий. И мне это не нужно. Я устаю от постоянных хохм. Поэтому и в институте утомляют посиделки. Это такой образ жизни, понимаю. Но я чужая для него.

Тихо выведу его из себя телефонными разборками и телефонными молчаниями. Он уже сам понимает, что все кончено. Умный. Оценивает ситуацию и себя в ней. Все равно люблю его. И брежу этим. Все равно нужно расставаться. И болеть от этого. Для него я забава, забава.

Сегодня было так страшно. До головокружения. Казалось, смерть действительно уже близко. Все из-за этой проклятой любви. Нет, чтобы просто встречаться и быть довольными друг другом. Он так привык. Я не умею. Хотелось бы, не получается. Я, видимо, проклята навек. А любить продолжаю.

Актриса в образе женщины, жаждущей любви.

А я в образе самой любви. Влюбленная забава. Непослушная кукла. Тревожно и смешно. И совсем не трагично. Но смертельно. «Смерть от избытка чувств».

21.03. Наверное, он действительно все понял и решил прекратить общение.

Как мне плохо. Из пропасти в пропасть. Такое огромное пространство отчаяния. Опять это состояние, что могу умереть в любое мгновение. Я просто тупею от этого. Я ни о чем не думаю, ничего кроме боли и грусти не чувствую. Я так поглощена этой жутью, что трудно двигаться и дышать.

Вот сейчас решусь, скажу и все, не буду возвращаться. Трудно, не хочется смертельно, но надо. Ведь я тоже причиняю ему боль. Я мучаю его своими сложностями, своей грустью. Мы должны расстаться. Мы не будем больше встречаться.

Я для всех – сложная, строгая, неприступная, грустная. Я сама для себя такая. Мне нельзя жить с людьми и причинять и им, и себе муки. У меня ничего не осталось, связывающего с жизнью. Но я ее люблю и ненавижу себя со своей тоской.

Я для всех – снежная, безмятежная. А сколько жизненного огня сжигается внутри, кто догадывается?

22.03. Познакомилась с «Обезьянами», но в ситуации для меня совершенно невыигрышной. Безнадежно.

Настроение: девочка легкая встала. Ах, не хочется умирать. Ей обещали бал, на котором она Офелией. Ей показали ночь, хищницу приключений. Девочка легкостью стала на всех перекрестках печали. Судьба смотрела, смотрела и, вздохнув, принялась выполнять обещания. Но было уже поздно? Нет, пока нет. Девочка легкой походкой к солнцу. Ей букет розовых гладиолусов. Ей по жизни летать чужой. Это роль. Ей листать черновики столетий. Ей вслед кричат, поют, танцуют. Но ей не нравятся эти сети. Она умеет иметь успех, но что с ним делать, она не знает. Она устает от оговорок. Она считает их наговорами. И только когда кончается март, она танцует с величием в паре. Она с судьбой умирает каждый день, и они оживляют друг друга. Это тоже роль. Но уже не нашего круга.

Внутри легкая жуть предчувствий со вчерашнего дня. Около 3 часов стукнуло сердце. Искра отскочила в голову, и ее закружило на миг. Я вздрогнула. И все вернулось на свои места.

Илья, прощай, дрянной мальчишка. Если начались телефонные динамо – пиши пропало. Все разворачивается по банальной схеме. Мы не виделись с субботы. И живы. Даже замечательно живы. Не скучаем. Т. е. со мной-то творятся безобразия, а у него, видимо, все ОК. Уже несколько раз твердо обещал позвонить – не звонил. В начале нашего знакомства это было недопустимым. Все летит к чертовой матери. И как я и напророчила, март уходит, оставив пустыню в душе и холод в сердце.