— Женюсь! — выдохнул поклонник моего таланта. Тот, что носил на голове украшение из цветов.

— Так ты уже! — загомонила толпа.

— Так второй раз! — он лихо сорвал с головы венок и нахлобучил его на мою голову.

— А выкуп за невесту?! — я ему так просто не отдамся. Минимум за полконя и целое царство впридачу!

— Сто пятнашек! — парень улыбнулся и распростер объятия.

Уже бегу, милый, только таран поглажу и рюшечками его украшу, чтобы зубы не так больно было выбивать.

— Да ты за меня пятьдесят отцу дал! — сквозь толпу протиснулась девушка в белом платье и с таким же венком, как у парня, на голове.

— Кто больше?! — вмешалась я в назревающий конфликт. — Я не только петь умею!

— Сто пятьдесят! — поднял руку полосатый земо. Седина в его волосах была ему очень к лицу. Ничуть не старила. Придавала некий шарм зрелости.

— Папа! — возмутилась невеста.

— Что папа? Я уже три года как разведен! — полосатый пожал плечами.

— Двести! — вперед вышел кудрявый парнишка в кожаной жилетке и с янтарным ожерельем на шее. А это идея…

— Двести раз, двести два… — я загнула четыре пальца. — Беру также лошадьми и украшениями! А еще допустимо рассчитаться в кредит! — я пошатнулась, но чьи-то руки поддержали меня и помогли восстановить равновесие. Я, пожалуй, не монастыри и школы нравственности в Ином открою, а буду мастер классы девушкам на выданье проводить.

— Это как, в кредит? — из толпы попросили разъяснить непонятное для земо слово.

— Э-ле-е-ментр-рно, Ватсон! Сегодня говоришь, что отдаешь тысячу пятнашек, а завтра платишь тысячу сто. Кредит на очень выгодных условиях: всего под десять процентов! В день!

— Двести пятнадцать… Двести двадцать… Два барана, четыре петуха и слиток серебра весом на кило… Тебя на двух тещ меняю… А я на жену и две дуры-дочери впридачу… — разошлись мои женихи. Эдак мы до рабства скоро договоримся. Надо бы обуздать их прыть.

— Живым товаром не беру! — я махнула рукой сверху вниз, обозначая твердость своих намерений. Второй счастливчик свалился с ног, получив от меня добрым словом в виде зажатой в руке бутылки по голове.

— Это судьба! — умилился жених, деловито заталкивая тело невесты под стол.

— А, по-моему, злой рок… — побормотала я себе под нос, принимая подарок от отца невесты, при этом мужчина косился в сторону жениха, глазами и жестами призывая успокоить и данного индивидуума. Проклятие, вино жалко: бутылка-то полная.

— С-секундошку, ща перелью в другую емкость, — я подмигнула полосатому.

Мне он понравился, но не давала покоя его вторая ипостась: ладно в енота перекидывается, а если в скунса?! Мне с ним первую брачную ночь в противогазе проводить?! Я принюхалась. Нос ничего, кроме запаха алкоголя и жареного на костре мяса не уловил. Вспомнив об обещании, я приложилась к бутылке и в три захода выхлебала половину.

— Последнее предложение нап-помните… — а завтра напомните сегодняшний вечер, а то моя память вместе с вином где-то на дне желудка плещется.

— Две с половиной тысячи пятнашек, четыре коня, шесть килограмм янтаря и три десятка свиней! — гордо выступил вперед отец невесты.

— С-спасибо… — сдавленно выдохнула я.

Господи, помоги! Что я буду делать с тремя десятками свиней???

— За что? — спросил почти победитель в бескровной драке.

— За то, что считаете меня лучше свиней… — я расчувствовалась.

Женщина склонна к частым сменам настроения. Пьяная женщина в особенности. Молнию назад я лихорадочно соображала, куда деть пару тонн будущей солонины в бочонках, в следующий миг размышляю над щедростью незнакомца.

Для них деньги — тьфу, мусор! А свиньи — это да, сила! Оборотни в деревнях натуральным хозяйством богаты. У кого больше скотины, земли, тот зажиточным считается. Получается, полосатый мне не стадо немытых хрюшек подарил, а ферму, мясоперерабатывающий завод, ателье по пошиву кожаной одежды и обувную фабрику от сердца оторвал. Я его уже почти люблю!

Я послала земо воздушный поцелуй и приготовилась отправиться следом, но заметила надвигающуюся бурю в лице Аайю, пугающего народ свирепым выражением лица, и Профессора, осторожно переступающего через напуганных. Ярко-красные светящиеся в ночи глаза, наэлектризованные стоящие дыбом белые волосы, оскаленная пасть с клыками кого угодно до позорной слабости в коленях доведут.

— П-простите, товарищи женихи, лавочку придется пр-ик-рыть, — я развела руками, — налоговая инсп-ик-ция пожаловала с ОМОНом во главе. Сейчас будут маски-шоу устраивать…

— Это как? — жених оглянулся на приближающуюся парочку.

— В двух словах не объяснишь. Это видеть и на своей шкуре попробовать нужно, чтобы понять, — я присоединилась к оборотням, отдыхающим под столом. Скоро здесь самое безопасное место будет.

— Элоиза, вылезай! Не делай хуже… — прорычал блондин.

— Вот это шоу, — прокомментировала я из-под стола. Услышала звук удара, вопль и добавила тише, — а вот это маски… Завтра вы все, как Зорро станете — с повязкой из синяков на глазах…

Поднялся неимоверный шум. Земо кричали, суетились. Мимо моего укрытия мельтешили ноги, хвосты, руки, уши и прочие части тела в разной степени подпития и подбития. Сверху что-то падало, разбивалось, ломалось. Потянуло гарью. Пару раз недалеко шарахнула молния, и раздались громовые раскаты. Кого-то проклинали, кто-то проклинал в ответ, а другие успевали язык проклинающего бантиком завязать до окончания фразы. Я же сидела под столом и не высовывалась.

Только руку на мгновение протянула, миску с едой и бутылку с вином нащупала, под стол затащила, со спящей невестой чокнулась и за ее здоровье выпила. И закусила, соответственно. Не пропадать же салату с копченой уткой.

Оборотни буянили долго. Я протрезветь успела, опять опьянеть и приблизилась к состоянию свежеподнятого зомби, когда земо успокоились. Половина гостей полегла в честной драке, вторая половина делала вид, будто ничем не отличается от первых и делала попытки трусливо расползтись по кустам под прикрытием тел менее удачливых соотечественников. Я решила последовать их примеру. Пройдет пять громов, Аайю отдышится и на меня сезон охоты откроет. И ведь поймает, паразит эдакий. Уму-разуму учить начнет. А мне сия наука, как мертвому припарки — краше не стану, зато мозги всякой фигней и чувством вины замусорю.

Стол опрокинули, и я осталась без защиты. Одна одинешенька перед суровым ликом Повелителя Кнута и Пряника. Один сапог на ноге Аайю отсутствовал. Брюки порваны. Костяшки пальцев сбиты. Рубашка на ниточках болтается. Грудь покрыта царапинами и укусами. Нижняя губа распухла. На скуле сияет королевских размеров синяк. Волосы слева неровно оборваны, словно земо серпом приласкали. Правое ухо закрутилось в трубочку. На носу блондина я разглядела полукружья от зубов.

— Осознала! — я потупила взгляд, опустила руки и вкопалась пальцами в землю. Вдруг могилку успею вырыть? Или подземный ход на противоположную сторону планеты.

— Что? — с вкрадчивой интонацией кота-убийцы произнес оборотень.

— Все!

— Что все?! — взвыл блондин.

Давай, Элоиза, поднажми. Еще немного, и у него котелок перегреется, а там и до инсульта рукой подать.

— Точно не знаю, но явно нечто глобальное и кармическое, вследствие чего моему разуму недоступное.

Я прижала руки к груди, сложив их в молитвенном жесте, и воззрилась на земо глазами новорожденного теленка. После применения этого сильнодействующего средства мозг мужчины обычно деградирует до амебообразного состояния и становится управляемым, но передо мной стоял крепкий орешек.

— То есть осознать — осознала, но ничего не поняла?! — раскусил мою уловку блондин. Умный, сволочь. У него точно диплом магистра по практическому блондинковедению есть.

— В точку! — я поспешила согласиться.

Спор с вооруженными когтистыми и клыкастыми фактами выглядит, по меньшей мере, невоспитанно, по большей — банально глупо. Я быть может и глупая, но банальной меня назвать нельзя.