— Ладно. Если честно, то девять, — сказал я (а на самом деле было 12).

— Я не пущу ее на паром! Затонем.

Минут десять я уговаривал паромщика, добавил еще 150 рублей — отдам на той стороне — и паромщик согласился.

Установка не съехала с причала, а рухнула, паром сразу погрузился до поверхности реки, и вода стала переплескивать через палубу. Паромщик стоял молча, остолбеневший, белее мела. Паром двинулся. Отчаянные бывалые буровики дружно расталкивали напирающую шугу заранее заготовленными длинными шестами. Мною овладело напряженное шальное ожидание, но была уверенность — все будет в порядке. Наконец, противоположный берег. Деревянный причал выше палубы парома сантиметров на 60. Решаем — ситуация очень опасная, демонтировать причал не будем, вытаскиваем установку ожидающим там трактором на берег, сметая причал. Восстановим потом.

Буровая на берегу! Ликует бригада! Я подхожу к паромщику и отдаю ему причитающийся гонорар. Тот неожиданно швыряет деньги в грязь и начинает яростно топтать их сапогами…»

[ГЖМ-19. С. 337]

«История открытия и оперативной разведки Горевского месторождения полна парадоксов. Свинцовых рудопроявлений в обнажениях по берегам Ангары довольно много. Их ранее изучали и даже в отдельных местах разведывали, так что ими никого не удивишь. Но ситуация серьезно изменилась, когда водный поток Ангары был направлен для заполнения водохранилища Братской ГЭС. Русло, ранее находившееся под водой, осушилось. Ю. Н. Глазырин проводил съемку на Енисейском кряже в масштабе 1:200000, южнее Ангары. Обнаженность в пределах листа была скудной. Они вместе с геологом Е. И. Врублевичем решили осмотреть хорошо обнаженные берега Ангары. Сам Юрий Николаевич пошел по левому берегу, а Евгений Иванович по правому. Ю. Н. Глазырин обнаружил в осушенном русле мощные выходы сплошных свинцово-цинковых руд, каких в береговых обнажениях не встречалось. <…> Он оформил заявку на первооткрывательство месторождения. Главный геолог геологосъемочной экспедиции А. А. Предтеченский недооценил открытие Ю. Н. Глазырина, посчитав его за обычное рудопроявление, каких по Ангаре — пруд пруди. <…> Но главный геолог другой экспедиции, Мотыгинской, большой знаток геологии Енисейского кряжа Андрей Вадимович Лесгафт на свой страх и риск решил разведать месторождение. Не поставив в известность руководство Красноярского геолуправления, он снял одну буровую установку из тех, что были задействованы на бурении сиенитового массива (подготавливались запасы глиноземистого сырья для строящегося Красноярского алюминиевого завода) и перебросил ее на Горевское месторождение. <…> Пробурили 300 метров, и все они оказались пустыми, безрудными. Известие о самоуправстве Лесгафта дошло до руководства управления, и расходы, затраченные на скважину, были поставлены ему в начет. Несмотря на это, Андрей Вадимович заложил вторую скважину, и она от первого до последнего, 300-го метра прошла по сплошной руде. Он погрузил керн на баржу, зацепил катером и привез в Красноярск. В геолуправление сообщил, чтобы принимали керн, и напомнил, чтобы и эту скважину не забыли поставить ему в начет. Положение у руководства управления было щекотливое. Вскоре была создана специальная партия, начавшая планомерную разведку месторождения, завершившуюся триумфальным успехом.

Так случилось, что в аэропорту Домодедово я встретил Андрея Вадимовича Лесгафта, он возвращался из командировки в Москву и вез Указ Президиума Верховного Совета о присуждении группе сотрудников Красноярского управления Ленинской премии за открытие и разведку Горевского месторождения. Его в этом списке не было. Вскоре он уволился из Красноярского управления».

(Из очерка М. И. Волобуева, зав кафедрой динамической

геологии геолфака МГУ [Смирн. сб.-2002. С. 147])

Ниже дается пересказ одного из эпизодов работы легендарной артели Вадима Ивановича Туманова, добывавшей золото в Магаданской области в 1950-х гг.40

«Была середина августа. <…> Я привез своих бульдозеристов на берег реки Орокутан, рядом с речкой Загадка. <…> Они меня окружили, а я показал на реку, на дне которой был буквально золотой клад, о котором знали очень многие, но считали, что взять его невозможно. „Ну, а теперь давайте, помните, как у большевиков: нам терять нечего, а получать — весь мир!“ Мне нужна была полная поддержка бульдозеристов, от которых в данном случае зависел успех дела. <…> В пятницу, под День строителя, на площадках-трейлерах перебросили бульдозеры, всего больше сорока. <…> Установили балки, навезли много чаю, заваривали чифир в ведрах круглосуточно. Работали трое суток. Отвели Оротукан, подняли на 4 метра. И тут в одном месте дамбу прорвало, бешеный поток шириной в 2 метра невозможно было удержать, вода все уносила. Я видел лица обессилевших людей, и был момент, когда я понял: еще какие-то минуты — и все будет потеряно, все труды угроблены. И я отдал приказ завалить в воду два бульдозера и засыпать их. <…> Два месяца мы разрабатывали это месторождение. Тогда на Оротукане мы взяли 700 килограммов золота. Годовой план выполнили на 240 %. И сразу началось следствие». <…>

В «Магаданской правде» появилась статья о бригаде Туманова под заголовком: «Кому доверяют золото». Ее автором был Анатолий Бобров, зам. прокурора Магаданской области. А много лет спустя Бобров разыскал Туманова в Москве и извинился. Потом сообщил: «А знаете, методы Вашей старательской артели легли в основу моей диссертации. Теперь я кандидат экономических наук».

(Цит. по очерку В. И. Туманова [Смирн. сб.-2002. С. 254])

Самое опасное на Эльбрусе — это попасть в разбитые глубокими трещинами ледниковые поля, где, словно в гигантском холодильнике, лежат сотни трупов бесследно пропавших альпинистов и туристов. Они вытают из движущегося льда далеко внизу только через сотни или тысячи лет.

(Из записок д. г-м. н. проф. А. М. Портнова)

Отряд возвращался на базу. Продукты давно кончились, все были измучены длительным маршрутом. До базы по нормальной дороге надо было идти более 100 км. Но был и короткий путь, километров 20. Но на горной тропе было место, где надо было пройти метров 30 по отвесному обрыву, ставя ноги и руки в специально сделанные в скале выемки. В середине этого головокружительного участка есть ниша, где можно было передохнуть. Отряд выбрал этот короткий путь к базе. Все прошли страшный участок. Проводники переносили грузы по двое, привязывая тюки лямками между собой. Но один инженер не мог себя заставить пройти этот участок. Отказался и от того, чтобы его перенесли, как груз. Оставлять его одного было нельзя. Выхода не было, он застрелился.

(Пересказ по очерку В. Н. Шолпо «Первое знакомство с Кавказом»

[Смирн, сб.-2003. С. 209])

«Мы поднимались двумя двойками: у меня был постоянный напарник, а во второй двойке веревка объединила альпиниста из Ленинграда с какой-то малознакомой девушкой. На стенном участке выяснилось, что она несильна технически, но с большим апломбом. Я вышел на узкую полку над бездонным обрывом, здесь можно было немного передохнуть. Подстраховываясь моей веревкой, подошел ленинградец. К нему двинулась его напарница. Увидев, что мы стоим на полке, она решила проявить свою лихость, и, вместо того, чтобы аккуратно стать на полку, она на нее прыгнула. Но ее ботинок задел камень. Девушка споткнулась, но успела вцепиться в своего напарника. Вдвоем, обнявшись, они начали валиться с полки. Поскольку карабин ленинградца был на моей веревке, следом за ними должен был падать и я, а затем мы втроем, скорее всего, сорвали бы и четвертого, моего напарника. Мелькнули искаженное ужасом лицо ленинградца и спина легкомысленной попрыгуньи. Их ноги еще стояли на полке, но тела обоих неумолимо тянули в пропасть. Автоматически я вцепился в куртку девушки и изо всех сил рванул ее на себя. Пара покачалась над обрывом и осталась на уступе.