«Говорит танкер «Компоамор»… — отбивал ключом радист. — Есть ли у вас на борту врач?.. Вопрос… Что давать потерпевшему кораблекрушение?.. Пищу желудок не принимает… Прием.»

С нейтрального судна ответили: «Растирать тело… Массировать… Горячий бульон с яйцом… Прием…»

Гомес покачал головой.

Радист отстучал: «Его рвет».

«Ром… Коньяк… По чайной ложке…» — посоветовали с нейтрального судна.

— Ну, что! — весело сказал капитан и быстро вышел из радиорубки, сильно хлопнув дверью.

Гомес решил лично проделать процедуру, рекомендованную врачом. С волнением смотрел боцман, как его капитан влил в рот Кунерта чайную ложку коньяку.

Мучительно морщась и давясь, Кунерт проглотил обжигающую жидкость. Через некоторое время лицо больного ожило, и он произнес первые слова: «Gott sei Dank!» («Слава богу!»).

— Немец! — в один голос вскрикнули капитан и боцман.

Теперь они наконец узнали, кто он. Это известие как на крыльях облетело танкер.

В течение нескольких часов капитан и боцман стояли у постели больного, жадно ловя каждое его слово. Часто отдыхая, делая большие паузы, Кунерт рассказывал о своей судьбе, о страшном пути, который привел его на танкер.

Рассказывая друг другу о Кунерте, моряки танкера поражались, как этот человек смог перенести такие лишения и страдания.

Танкер шел своим курсом, приближаясь к острову Аруба. За последние дни здоровье Кунерта значительно улучшилось. Моряки танкера, следуя неписаному морскому закону, собрали ему одежду. Сильно ослабевший, он чувствовал, что к нему возвращается жизнь.

В полуденных лучах ослепительного солнца на горизонте показалась сначала едва заметная темно-синяя полоска, а несколько позже на фоне южного неба уже отчетливо вырисовывался скалистый берег острова Аруба, одного из островов Вест-Индии, расположенных у берегов

Венесуэлы. Кунерт лежал в подвесной койке на палубе, когда к нему подошел капитан Гомес. Больной умоляюще поднял руку. Говорил он все еще с напряжением, произнося слова едва слышным шепотом:

— Разрешите, пожалуйста… вопрос… Аруба, голландский?

— Да, да, — успокоил его капитан.

Гомес понял, что немцу на острове, вероятно, придется столкнуться с трудностями. Известно, что отношение голландцев к немцам не было в то время особенно хорошим. Их родина сильно пострадала от нацистского вторжения. Гомес пытался успокоить Кунерта, сообщив ему, что на острове есть также и американские военные власти. Однако лицо Кунерта и жесты его худых рук выражали глубокое беспокойство. Моряк попросил капитана оставить его на борту и взять с собой в Португалию. Там он рассчитывал при содействии германского консула устроиться на какое-нибудь немецкое судно и вернуться на родину:

Капитан колебался. Наконец он заверил Кунерта, что сделает все, чтобы исполнить его желание. Тот с благодарностью пожал Гомесу руку.

Войдя в порт, танкер пришвартовался у стенки. Кунерт видел, как капитан и боцман сошли на берег. «Ничего, все обойдется благополучно, — успокаивал он себя. — У прибывшего в чужой порт капитана всегда много дел на берегу». Но беспокойство не проходило. Немец с тревогой и подозрением следил за происходящим на судне и на берегу.

Вдруг Кунерт вздрогнул. Мимо белых стен домов по тротуару шел Гомес и рядом с ним — человек в незнакомой моряку военной форме.

Кто этот офицер, поднимающийся на палубу со снисходительной улыбкой на лице?

— Врач… Американец… Не бойтесь! — просто и спокойно сказал Гомес.

Врач, мужчина лет тридцати, с квадратным подбородком и водянистыми холодными глазами, начал молча осматривать Кунерта. Затем, обратившись к Гомесу, он о чем-то попросил его на испанском языке. Капитан подозвал двух матросов, которые быстро принесли матрац и положили на него больного. Человек в военной форме показался Кунерту странным, непохожим на врача, и это насторожило и встревожило моряка. Теперь, когда он, беспомощный, лежал на полу и видел лицо склонившегося незнакомого офицера, тревога возросла еще больше.

Неожиданно, не меняя выражения лица и не проявляя никакого сочувствия к больному, врач на чистейшем немецком языке сказал:

— Не представляю, как вы еще живы. Если вы переживете еще одну ночь, то благодарите за это коньяк, который поддерживает в вас жизнь. Но больше он вам не поможет.

Глаза Кунерта расширились от ужаса. До предела напрягая силы, он приподнялся на локтях, и в его голосе прозвучала неожиданная для всех присутствовавших сила:

— Я… умереть? Нет! Нет! Я встану! Пусть капитан возьмет меня в Португалию! Я выдержу! Нет, я не хочу умирать!

— Как все же называлось ваше судно? — спросил врач.

От этого неожиданного вопроса, как от тяжелого удара, Кунерт навзничь упал на матрац. Глаза его неподвижно смотрели на небо. Не получив ответа, врач засмеялся одним ртом, его водянистые, без блеска глаза оставались холодными и серьезными.

— Мистер Кунерт — в общем хорошее немец* кое имя. Да… Мистер Кунерт, свою историю вы рассказали нашему дорогому капитану Гомесу. Это хорошо. Но теперь для полноты рассказа вы должны назвать ваше судно и имя капитана. Это нам нужно, собственно говоря, для того, чтобы знать, с кем мы имеем дело.

Глядя на этого человека, на его рот с застывшей искусственной улыбкой, Кунерт понял, что от него, говорящего наигранно вежливо, в любой момент можно услышать любую гадость.

— Нет! — коротко ответил моряк.

Человек в военной форме спокойно отвернулся и заговорил с Гомесом. Насколько Кунерт мог понять, мнимый врач в самых мрачных тонах изображал те трудности, с которыми придется столкнуться капитану, если больной умрет у них на борту, хотя судно и находится в голландских водах.

— Нет! — крикнул Кунерт еще раз.

Через некоторое время, обращаясь к человеку в военной форме, больной сказал:

— Доктор, вы должны все же понять: название судна и имя командира я не имею права…

Американец сделал вид, что не слышит. Он продолжал разговаривать с Гомесом. Потом вдруг пристально посмотрел на Кунерта и, смеясь, спросил:

— Значит, это был военный корабль? Может быть, военный транспорт?

Моряк закрыл глаза и прикусил губу: «Проклятие! Теперь я выдал себя».

— Нет! — крикнул он что есть силы.

Но этот крик был подтверждением как раз обратного.

На незнакомца это не произвело никакого впечатления. Спокойно и решительно он потребовал, чтобы капитан Гомес снял больного с судна.

— В противном случае, — настаивал американец, — «Компоамор», к сожалению, не сможет выйти из порта. Кроме того, господин капитан, я прошу понять меня правильно. Долг врача обязывает меня сделать для смертельно больного все, что в моих силах. Разумеется, я доложу об этом моему шефу — командиру базы, находящейся на этом острове. — Американец сделал паузу и продолжал — Больной служил на немецком военном корабле. Следовательно, он военнослужащий и сейчас находится в плену. Чей пленный? Прежде всего, конечно, Голландии. Неужели капитан Гомес хочет иметь неприятности от голландского правительства в Лондоне? Вряд ли…

Говоря это, американец явно рассчитывал, что Кунерт также поймет смысл сказанного. Поэтому, когда Гомес, встревоженный такими неприятными перспективами, был готов ответить согласием, американец вдруг резко повернулся к Кунерту:

— Думаю, что вы меня поняли, господин Кунерт.

Почти два месяца лежит немецкий моряк на острове в небольшом американском госпитале. С того дня, как его поместили сюда, здоровье его начало быстро улучшаться. Ему уже начали понемногу давать твердую пищу. Но примерно на третьей неделе наступил кризис. Опять начались тяжелые приступы лихорадки, озноб, деятельность сердца ослабла, и его поддерживали уколами. Доктор Монро — Кунерт за это время узнал фамилию американца — многое сделал для улучшения состояния больного. Но выздоровление шло медленно, и нетерпеливому Кунерту приходилось с этим мириться.

И еще один человек также нетерпеливо ждал затянувшегося выздоровления Кунерта. Голландский резидент господин ван Пладден. Перевозка немецкого моряка с португальского танкера в американский госпиталь, конечно, не могла пройти незамеченной.