Авдеев пригубил из стакана, закурил новую сигарету, глаза у него ожили, смотрели на Гурова открыто. Сыщик знал, такое состояние продлится еще минут тридцать, волна схлынет, начнется озноб, упадок сил. «Потом посчитаемся» – это от небольшого ума, или Николай серьезный противник и играет?

– Никаких расписок, даже устных обещаний – ни намека, человеческая помощь, и только. Я жду, когда из-за спины благодетеля появится иной человек либо его тень. Ничего. Тут меня по службе продвинули, я одно с другим не связал. Ну а когда здесь первый выстрел раздался, меня сразу сюда направили, я понял, что время пришло. Позвонили, передали поклон от благодетеля, открытым текстом, – мол, услуга за услугу. Очень обеспокоены происходящим, желательно все получать из первых рук… Нам спикер Гораев дорог как вождь и знамя, информируйте по телефону, и номерок сообщили. Я, конечно, его тут же установил, аппарат в подъезде у дежурной стоит. Я своих ребят поднял, жильцов дома проверили, дежурных проверили, пустое дело. Звоню, отвечает мужчина: «Говорите» – и молчание. Я сообщаю официальную версию, в ответ ни вопроса, лишь: «Спасибо, звоните». Установили за подъездом наблюдение, я звоню, разговариваю, а аппарат у дежурной молчит, и трубку никто, естественно, не берет. Тут у меня нервы начали сдавать.

– Я сегодня рано утром уехал, ты сообщил? – спросил Гуров, взял бутылку, вроде этикетку разглядывает.

– Сообщил. Тоже секрет, ты мимо десяти постов проезжаешь. Они могут откуда угодно сигнал получить.

– Могут, – легко согласился Гуров, – но на пленке именно твой голос, предупредил о моем выезде именно ты. И если бы меня сегодня убили, то на тебе, фраер, глухой намордник бы застегнули.

– Пытались? – Авдеев потянулся к бутылке, но Гуров не дал.

– Посадят, что с сестрой будет? Подумай. Ты либо на краю, либо уже шагнул мимо, зависит от содержания твоих сообщений. Когда я их возьму, они пленочки мигом выдадут. Не опер, пижон недоученный. Ты никуда не звонил, они снимали звук непосредственно с твоей трубки.

– Как же, со мной разговаривали!

– Техникой ты у техников поинтересуйся. Я только сыщик. Иди спать, сошлись на здоровье, чтобы завтра твоего духу тут не было. Им сейчас очень нужен новый труп, а ты кандидат – лучше не придумаешь.

Парк осветили мощные фары, длиннющий черный лимузин остановился у парадной лестницы. Двое рослых охранников выскочили из машины, открыли заднюю дверцу.

Гуров стоял метрах в сорока и вышедшего из лимузина спикера видеть не мог. К двум охранникам присоединились еще двое, четверо здоровенных парней не торопясь поднялись по пологой мраморной лестнице. Ясно, что среди этих четырех столбов находился и мелкий столбик – спикер парламента.

Гуров сразу почувствовал, что за ним наблюдают, хотелось курить, но он не рискнул опустить руку в карман. Обстановка нервная, могут пристрелить на всякий случай. Сыщик услышал, что сзади подходят, но не повернулся, понимая, кроме охраны, в парке никого быть не может.

– Афганистан научил или в лагере натренировались? – спросил Гуров, не поворачиваясь. – Хорошо двигаетесь.

– Вы Гуров? – спросил молодой уверенный голос.

– Гуров. Только для вас, молодой человек, я господин полковник.

– Господ развелось до ужаса. Но не боись, мы вас укоротим.

– Развелось холуев, господа, к сожалению, изничтожены, остались раритеты. – Гуров точно рассчитал, где за его спиной стоит наглый парень, и резко, словно косой, махнул ногой.

Удар оказался точным – ребром ботинка по голени, по надкостнице.

Когда футболист катается по траве, обхватив ладонями колено, а комментатор сытым голосом советует, мол, пора вставать, то порой спортсмен получает именно такой удар, только голень футболиста прикрыта щитком. Гуров ударил по открытой ноге, охранник рухнул от боли, у него перехватило дыхание, он не мог даже кричать.

Сыщик зацепил ботинком валявшийся в траве автомат и зашвырнул его в кусты.

– Когда ты, щенок, соберешься снова меня укорачивать, будет значительно хуже, – сказал Гуров и направился к парадной лестнице.

У резных тяжелых дверей стояли двое, хотя погон на них не было, Гуров наметанным глазом определил офицеров, поднялся по ступеням и кивнул:

– Добрый вечер. Полковник Гуров, прошу доложить обо мне Имрану Руслановичу.

– А, Гуров… Значит, вот как вы выглядите, – сказал один и скверно улыбнулся.

– А как вы подошли? На параллельной аллее охрана! – сказал второй.

– Не заметил, слышал, правда, в кустах кто-то ворочается и матерится, мол, автомат потерял. Напился, видимо, с охранниками случается.

Штатские действовали довольно слаженно. Один бросился в сторону, с которой подошел Гуров, второй сделал шаг назад, опустил руку в карман.

– Я просил доложить обо мне. – Гуров старался говорить спокойно, еле сдерживаясь. – И не вынимай руку из кармана, иначе я твою игрушку отниму и набью морду.

Из холла вышел еще один мужчина, Гуров взглянул мельком, сразу понял, что человек этот совсем иного разлива. И костюм, и манера держаться, и выражение лица – все иное.

– Добрый вечер, Лев Иванович, проходите, пожалуйста, – мягко и спокойно сказал он и посторонился, пропуская Гурова в дом.

Со стороны кустов донесся шепот, матерщина, мужчина тонко улыбнулся, снял с плеча Гурова несуществующую пылинку.

– Зачем же увечить людей, уважаемый Лев Иванович? Они не виноваты, что такие. – Он доверительно улыбнулся, взял Гурова под руку, пошел с ним по парадной лестнице на второй этаж. – Простите за пошлость, но, как говорится, за неимением гербовой пишем на простой…

– А вы не представились, но, как понимаю, вы господин полковник? – спросил Гуров и продолжал: – Бывает, знаете, бумага простая, а бывает – туалетная. Как ни столкнусь с вашей «девяткой», так обязательно туалетная.

На втором этаже, при повороте в апартаменты спикера, стоял столик, которого раньше не было. Рядом со столиком сидел молодой человек интеллигентного вида с портативной рацией в руках. Гуров сразу сообразил, что это не рация, а электронный щуп – для проверки проходивших мимо людей на предмет обнаружения у них металлических предметов.

Гуров выложил на столик свой любимый «вальтер», удобный в носке, прекрасно пристрелянный, короче – родной, «беретту», заряженную патронами с паралитическим газом, наручники, авторучку «Паркер», ключи, горсть мелких денег.

Молодой человек быстро сложил все в коробку, вытянул из пластмассового основания своего устройства антенну, обвел вокруг Гурова, вычерчивая контур, и повернулся к полковнику, который стоял поодаль с безучастным видом и брезгливым выражением лица. Полковник выложил на столик «магнум», ключи и авторучку.

У дверей в собственные апартаменты стоял как всегда безукоризненно одетый и причесанный Эрик Клас и обычным бесстрастным и в то же время укоризненным тоном произнес:

– Вас давно ждут, господин полковник.

– Эрик, ты ко мне всегда придираешься. – Гуров заглянул в бесцветные глаза дворецкого и осведомителя. Хотелось спросить, мол, приятель, ты зарплату получаешь в одном, в двух или в трех местах? Но не спросил, произнес, скорчив грозную мину: – Я нажалуюсь на тебя хозяину.

– Добрый вечер, Имран Русланович, – сказал Гуров, переступая порог.

Спикер быстро писал, не поднимая головы, ответил:

– Ночь уже, вас искали весь день. К этому… – он мотнул головой, Гуров понял, что хозяин имеет в виду госсекретаря, – вы явились, а ко мне не соизволили.

«Я один, а вас много», – хотел ответить Гуров – промолчал, подошел к креслу, на котором обычно сидел.

– Присаживайтесь, Лев Иванович, слышал, вас хотели сегодня убить, – спикер продолжал быстро писать. – Вы задержали человека, кто он?

– Обычное дело, уголовник.

– Что говорит?

– Естественно, ничего не говорит.

– Слышал, вы непревзойденный мастер допрашивать, – спикер отложил ручку, закрыл папку, положил на нее сцепленные в замок ладони.