– Ты очень умный, хитрый, только я не вчера родился, – перебил сыщика гэбист. – Ты мне скажи, что имеешь против Сабурина и на каком основании я должен рисковать шкурой и выставлять за депутатом ВС наблюдение?

– И телефонный контроль, и прослушивание квартиры, – спокойно добавил Гуров.

– Да никогда в жизни! К начальству и подступаться смешно – не только запретят, а побегут сразу к спикеру. А если по своей инициативе, то меня не уволят – уничтожат.

Гуров словно не слышал, сел за стол, подвинул папку, начал чертить схему, поясняя по ходу своего творчества:

– Только Семен Вульфович Бесковитый занимает третью позицию за президентом и спикером. Рисуем стрелу – атака на спикера, два трупа, доказывается беспомощность правительства, значит, это удар по президенту. Согласен?

– Согласен не согласен, я и смотреть не желаю, – полковник Гранин демонстративно отвернулся.

Гуров словно оглох, продолжал рисовать квадратики, чертить стрелки.

– Спикер. Он лишь отражающий экран, пока его никто не тронет. Пока не закипело, лишь пар идет. Убьют еще одного, возможно, двух. Меня в первую очередь, но не для основного дела, ради своей безопасности. Но на меня трудно найти исполнителя, «авторитет» не пойдет, потому что я у них в законе, а к быстро стреляющей шушере у них нет подхода. Сначала они убьют Николая, он свое отслужил, пользы никакой, находится на фазенде, последний факт для постановщика самый важный. А потом мадам Гораеву.

– Что? – Гэбист метнулся к столу, попытался схватить Гурова за грудки, но сыщик ловко уклонился.

– Господин полковник! – Гуров вышел из-за стола и встал по другую сторону. – Я велел вам не сдерживаться и беречь нервы? Было? Но я советовал плеваться и материться, но отнюдь не драться.

– А вы понимаете, что говорите?

– Пошел бы ты знаешь куда! – Гуров поправил галстук, одернул пиджак. – Все талдычат, что я ничего не понимаю. Я же не собираюсь стрелять в мадам Гораеву. Я лишь говорю, что ее смерть может быть последней каплей. Служба безопасности – полное дерьмо! Правительство – стадо баранов! Президент – импотент! Значит, нужен фюрер! И тут на белом коне…

– Так это все слова… слова! – Гранин действительно сплюнул, смутился, вытер губы белоснежным платком, плевок затер подошвой. – Ты хоть кого доведешь! Да ты понимаешь?..

Гуров расхохотался, даже схватился за живот, оправившись, еле выговорил:

– Я? Ничегошеньки! Зато вы все понимальщики великие! Я тебе говорю, Сергеич, возьми под контроль Сабурина!

– Не могу!

– Боишься?

– Боюсь! Да и незаконно…

– Стоп! – перебил Гуров и улыбаться перестал. – Боюсь – это честно и понятно, а про закон не надо! Я про твою контору такое знаю, что молчал бы лучше. Как за Сахаровым выставлять «наружку» и негласные обыски проводить, так… – он махнул рукой. – Боюсь – это серьезно. Не возьму в толк, какого черта нас Петр познакомил? Я ему сейчас позвоню, узнаю, представляет человека, рекомендует… – Гуров снял трубку, начал набирать номер. – Видимо, Петр Николаевич с возрастом под горку поехал.

– Прекрати давить, я тебе не мальчик! – Гэбист хлопнул по аппарату. – Петр Николаевич предупреждал меня, что ты не в полном порядке, порой лбом пытаешься паровоз остановить. Так я не против! Только ты своим лбом останавливай.

Гранин вышел из кабинета и так хлопнул дверью, что из соседнего кабинета прибежал Вакуров.

– Стреляли или что?

– Или что, работай, Борис, и не обращай на суету внимания. Ты должен мне выловить еще хоть что-нибудь по Профессору. Живой человек оставляет следы, зрячий такие следы находит.

– Слушаюсь, Лев Иванович, – грустно ответил Вакуров и вышел.

Гуров соединился с Орловым и сказал:

– Господин генерал, я не поладил с полковником СБ, которого вы изволили представить как верного человека. Никаких претензий, лишь один вопрос: он не сдаст меня?

– Эх, Лева, Лева! – Орлов вздохнул, после небольшой паузы сказал: – Иван никогда не сдаст, попылит и угомонится. Признайся, ты с ним не поладил, когда в паровозную топку совал, а он начал отбрыкиваться?

Гуров не сдержался и хмыкнул.

– Все ясно. – Орлов хохотнул. – Знаешь, Лева, с тобой с непривычки любой с резьбы соскочит. Думаю, он мне в ближайшее время позвонит. Ты где?

– В своем старом офисе. Через час отбуду, мне со спикером поболтать требуется.

– Горбатый, могила, лопата, – устало произнес Орлов. – Других слов у меня для тебя нет, полковник.

– Спасибо, господин генерал.

У ворот при въезде на территорию стоял незнакомый Гурову вахтер. Увидев «жигуленка», который почти уперся бампером в железо, охранник бросился к машине, неловко лапая кобуру:

– Прочь! Проезжайте немедля! Буду стрелять!

Гуров опустил стекло и спокойно ответил:

– Да пока ты свою стрелялку достанешь, я тебе башку десять раз монтировкой разнесу. Новенький?

Спокойствие и начальственный тон остановили охранника, он оставил кобуру в покое, повернулся к караулке, из которой выскочил еще один незнакомец и тоже замахал руками, закричал:

– Отъезжайте!

– Где вас таких крикливых отыскали? – Гуров вынул удостоверение, но в руки охраннику не дал.

Второй, явно старший, на документ даже не взглянул, достал пистолет:

– Если вы немедленно не отъедете, я прошью вам все колеса и прикажу отволочь вашу тачку в лес.

– Если ты, придурок, один раз здесь стрельнешь, это будет твой последний выстрел из табельного оружия. Ферштейн? Полковник Авдеев здесь? Если нет, позвони дворецкому, доложи, что приехал полковник Гуров.

– Здесь полковник, куда он денется? – из караулки вышел Авдеев.

Это был пожилой, сутулый, даже сгорбленный человек, всегда безупречно причесанный, сейчас лохматый, рыжевато-седые вихры торчали над ушами, пиджак обвис, брюки пузырились на коленях.

– Господин полковник шумит? – Авдеев изобразил улыбку, повернулся к охранникам: – Я вам дал номера машин и фамилии владельцев, имеющих право на беспрепятственный въезд и выезд.

Он, шаркая, подошел к «жигуленку», открыл переднюю дверцу, плюхнулся на сиденье.

– Такую тачку не токмо в правительственную зону, в город пускать не положено, – бормотал охранник, убирая пистолет.

Авдеев на Гурова не смотрел, сыщик почувствовал запах перегара и нечистого белья – так воняет от валяющихся под забором.

Гуров поставил машину где обычно, взял Авдеева за локоть, выдернул из машины, повел к своему дому, боковым зрением увидел, что во внутреннем дворе прогуливается омоновец, а его коллега сидит на скамейке у главной подъездной дороги. Гуров втолкнул Авдеева в свою квартиру.

– Прими душ и побрейся, я приготовлю кофе, дам чистое белье.

Бритый, чистый, причесанный, в свежей рубашке и брюках сыщика, Авдеев пил кофе и, болезненно щурясь, поглядывал на стоявшую на столе бутылку коньяка. Гуров был большой специалист по общению с запойными, знал, когда и сколько налить.

После того как Авдеев, давясь и рыгая, съел разогретую тушенку и два ломтя хлеба, выпил чашку кофе, Гуров налил полстакана коньяку:

– В два приема, с интервалом в десять минут.

Авдеев вел себя безропотно, послушно, смотрел только на свои руки. Когда он допил коньяк, сыщик увидел, как заблестел у коллеги лоб, человек выпрямился и потянулся к сигаретам. Гуров сказал:

– Николай, я тебе два дня назад посоветовал, чтобы ты сказался больным и отсюда съехал. Ты этого не сделал, я не упрекаю, ты человек взрослый. Что тебя сломали, я понял давно…

– Так чего ты меня не арестовываешь? – Авдеев смачно затянулся и уже твердой рукой взял бутылку, плеснул в свой стакан.

– По многим причинам, все перечислять?

– Они вышли на меня три года назад, оплатили дорогу и лечение сестры…

– О Вере я все знаю, можешь опустить.

– Как догадался?

– Гадают цыганки, я знаю, я сыщик.

– Вышел на меня новоиспеченный бизнесмен, миллионер и меценат. Самое смешное, что он именно такой, я проверял. Человек платит колоссальные деньги в детский дом, практически содержит за свой счет. Он не знал, что иные люди используют его щедрость втемную. Я об этом догадался сразу, решил, мол, заплатите, я позволю, а когда придете за долгами, посчитаемся.