Но только в 8 часов утра 19 августа начальник ядерного караула начинает предпринимать попытки разобраться в происходящем.

— …Понимая, что произошло, я попытался связаться с дежурной сменой на Форосе, но смог дозвониться только до отдела правительственной связи в Ялте. Там соединить меня с моими дежурными отказались, сославшись на то, что линия не работает. Поэтому выяснить обстановку, создавшуюся у президента СССР, я не смог. А в 8 часов 30 минут меня вызвал начальник Главного оперативного управления Генштаба ВС СССР В. Г. Денисов и приказал эвакуировать в Москву абонентский комплект президента и группу офицеров, которые обслуживали его. На это я Денисову ответил, что связи с группой не имею…

А в это время в Форосе у полковника Виктора Тихоновича Васильева, начальника группы ядерных адъютантов президента, голова шла кругом от неожиданного поворота событий. 19 августа он должен был сопровождать Горбачева в Москву на подписание Союзного договора, поэтому приехал на президентскую дачу пораньше, чтобы сменить дежурных и подготовиться к вылету. С ним были офицеры из очередной смены.

— …Около 8 часов 19 августа, — вспоминает Васильев, — мы подъехали к посту внешней охраны, ворота были закрыты, их охраняли люди в форме пограничников. К нам подошел старший лейтенант. Мы объяснили ему, кто такие, и предъявили пропуска. Он переписал наши фамилии, уточнил имена, отчества и ушел.

Затем к нам вышел полковник, тоже пограничник, и сказал, что наши пропуска недействительны, а все вопросы решает Генералов. У меня и у других возник вопрос, что же случилось, на что полковник ответил: «Слушать надо радио». Мы же ничего не знали, т. к. в санатории ни радио, ни телевизора у нас не было.

Тогда полковник, видя, что мы действительно ничего не знаем, вынес нам из домика охраны транзисторный приемник. Мы услышали «Обращение к советскому народу» и поняли, что произошло что-то не совсем объяснимое, т. к. по радио передали о том, что у Горбачева плохое состояние здоровья и он не может исполнять обязанности президента. Мы же все знали, что М. С. Горбачев здоров и должен сегодня лететь в Москву, т. к. вылет не отменяли и не откладывали.

Мы ждали ответа, вернее решения Генералова, больше часа и узнали о нем от того же полковника. Он передал нам, что смены не будет, никого не велено пропускать, а нам следует ехать к месту своей постоянной дислокации, т. е. в Алупку. Мы вернулись в санаторий…

Итак, генерал КГБ скомандовал начальнику ядерного караула: «Кругом, арш!», и тот безропотно подчинился. Другой реакции от него, собственно, и не приходилось ожидать. В конце концов, он был не Джеймс Бонд и не какой-нибудь камикадзе, а полковник Васильев — дисциплинированный военспец. И потому не надо было толковать ему про субординацию, про то, что в Москве есть начальство повыше и если что не так — пусть генералы Генштаба разбираются с гэбистом Генераловым.

И те действительно разобрались, причем, без всяких аффектаций, доказав тем самым, что КГБ и Генеральному штабу не было никакого резона устраивать «сумасшедшую гонку за ядерными замками», не говоря уже о том, чтобы заставлять своих людей кидаться друг на друга из засад.

Узнав от начальника 9 направления Болдырева о том, что у него нет связи с ядерным караулом президента, начальник Главного оперативного управления Генштаба Денисов тут же снял трубку и позвонил, после чего назвал Болдыреву номер телефона, по которому ему «разрешат связаться с группой». «Разрешавшим» был заместитель Крючкова Агеев. По его приказу заработали «волшебные» телефоны КГБ, Васильева нашли в санатории и велели ехать в Ялту, в отдел правительственной связи, откуда он позвонил Болдыреву.

Болдырев передал Васильеву приказ Денисова: «Сосредоточить всех офицеров в Ялте и быть готовыми к выезду на аэродром «Бельбек», где их будет ждать самолет».

Васильев ответил, что не может вывести смену с президентской дачи. Болдырев перезвонил Денисову. Тот заверил, что все образуется, и приказал только сообщить начальнику штаба ПВО Мальцеву список офицеров, которые должны вылететь из Фороса в Москву.

И действительно, уже к полудню прояснилась участь дежурной смены, запертой на президентской даче.

— …Около 13 часов, — вспоминает Антипов, — зашел Генералов и сказал, чтобы мы не волновались, все будет нормально, и чтобы мы собрали свою аппаратуру, она еще пригодится, и что есть приказ от Болдырева и Денисова вылететь нам в Москву.

Около 14 часов нам сообщили с КП, что приехал Васильев… Нас на автомашине КГБ отвезли на КП, за воротами ждал Васильев. Он подтвердил, что есть приказ от Денисова через Болдырева нам выезжать. Мы перенесли нашу аппаратуру в РАФ, на котором приехал Васильев, и отправились за связистами, что были в Мухалатке на спецкоммутаторе, взяли их, потом поехали в Алупку, забрали тех, кто был там, и уже все вместе отправились в аэропорт «Бельбек»…

В 19 часов 40 минут ядерный караул в полном составе улетел в Москву на самолете президента и увез с собой его абонентский комплект, приведенный в нерабочее состояние путем стирания магнитной памяти. Во «Внуково-2» офицеры сдали встречавшим их представителям Генштаба оружие и аппаратуру, после чего были развезены по домам, за исключением Васильева, который как старший группы отправился к начальству на доклад.

Та поистине будничная простота, с которой президент, Верховный главнокомандующий Вооруженных Сил, был отстранен от контроля над стратегическим сверхоружием, неопровержимо свидетельствует о том, что фактически он никогда не владел ядерной кнопкой. Управление ядерными силами всецело находилось в руках генеральской верхушки армии и КГБ.

Между тем и мировую общественность, и президента всячески заверяли, что без президентского приказа «атомный кулак» не ударит, что вся система управления ядерными стратегическими силами «Казбек» замкнута на абонентский комплект президента, который устроен так, что даже попади он в чужие руки, злоумышленникам не удастся им воспользоваться, а в случае отключения его от системы вся она парализуется.

Вспомним, однако, цитировавшееся в начале этой главы утверждение начальника Генштаба Моисеева, что он был единственным человеком, контролировавшим стратегические ядерные силы в дни путча, и сопоставим их с показаниями Юрия Дмитриевича Маслюкова, длительное время являвшегося председателем Государственной военно-промышленной комиссии кабинета министров СССР и входившего в состав Совета обороны страны. Будучи допрошенным в качестве свидетеля, он на вопрос, состоится ли ответный ядерный удар, если президент СССР лишен возможности доступа к системе «Казбек», дал такой ответ:

— Аппаратура командной боевой системы позволяет осуществить ответный ядерный удар по процедуре работы, определяемой Генеральным штабом Вооруженных Сил СССР. Данная процедура мне неизвестна. Иными словами, в случае, если нет ответа о получении сигнала президентом или министром обороны, либо отсутствует связь, то техническая возможность нанесения ответного ядерного удара имеется…

Да, «ударить», и не только в ответ, можно было и без президента. Вот почему в Генеральном штабе не вызвало особых волнений исчезновение связи с президентским ядерным караулом. Там знали истинную цену «чемоданчика».

Поведение Лукьянова во время августовских событий было далеко не таким, каким он его сам рисует.

Свидетельствует председатель Верховного Совета Чувашской АССР Анатолий Леонтьев:

— Я был на приеме у Лукьянова утром 19 августа вместе с другими главами автономных республик, прибывшими на церемонию подписания Союзного договора. Он нас с готовностью принял. Разъяснил, что позиция, изложенная в его Заявлении не новая, что он и ранее говорил, что выработанный вариант Союзного договора идет вразрез с волей народа, однозначно высказавшегося в пользу сохранения СССР. Объясняя, в связи с чем создан ГКЧП, Лукьянов охарактеризовал обстановку, как тяжелую, говорил, что экономика разваливается, порядок разрушается, дисциплина падает.