Юрий Чмырёв, заместитель командира 1-го мотострелкового батальона по воспитательной работе, капитан:
«Мы терялись — офицеры, профессионалы, прослужили сколько, все-таки, времени! А для бойцов это было очень тяжело. Вот, первые минуты боя, когда Игнатову голову оторвало, они вообще все сели — никто даже двигаться не мог. От ужаса крови, ото всего. Мы тоже так же: даже многие ребята говорили, с которыми я разговаривал: «Для нас, — говорят, — товарищ капитан… было как в кино!» То есть, они не воспринимали, что это реальность… Даже когда люди падали, солдаты, когда кого-то убивали — для них это было действительно, как компьютерная игра! Потом ужас наступил — ужас и тяжесть всего этого. И на голову надавил. Сразу-то какой-то… Я сам себя вспоминаю — ну, как будто не я! <…> Как будто бы, вроде, я — вроде бы и не я?!».[99]
Михаил Ибрагимов, командир гранатометного отделения 2-й мотострелковой роты, младший сержант:
— Когда понесли первого убитого, вот тогда все осознали, что на самом деле это война…
Капитан Евгений Пащенко вспоминает, как командир 2-го взвода Вадим Быков, сидя по-походному на БМП-2 № 114, лишь по счастливой случайности не стал жертвой снайпера. Пуля срезала антенну, которая упала Быкову на шлемофон.
Как только появились первые потери, пехота, по словам старшего лейтенанта Морозова, впала в оцепенение.
Юрий Морозов, командир танкового взвода, старший лейтенант:
— …И эта пехота с БМП спешилась и сидит вдоль улицы! Я вылезаю из люка, кричу: «Займите мне перекресток! Я сейчас выйду на него и боевиков всех там порешу!» А те сидят, мотают головами: «He-а! Не пойдем!» Мне приходилось маневрировать, чтобы избежать попаданий из РПГ — гранатометчики били почти в упор! Я вперед-назад отъеду — вижу, боевики за домами частного сектора накапливаются. Я назад сдаю. Они выскакивают выстрелить — меня на старом месте уже нет. Я на своем танке вправо-влево, вперед-назад кручусь — там маневрировать негде было…
Одна граната, предназначенная для танка, попала в БМП-2 № 112, и машина вспыхнула. Механик-водитель Дерятко выскочил из БМП, но тут же попытался залезть обратно в машину.
Евгений Пащенко, командир 1-й мотострелковой роты, капитан:
— Я ему кричу: «Ты чего мечешься?» Он говорит: «У меня там автомат!» Я: «Какой, нах… автомат?! Сейчас машина взорвется — убегай!»
В силу того, что мотострелки не заняли дома частного сектора на улице Субботников, а лишь расположились вдоль нее, противник имел возможность скрытно маневрировать и приближаться через дворы практически вплотную к бронетехнике. Укрывшись за постройками, гранатометчики выбирали момент, выбегали из-за угла, производили выстрел и вновь скрывались за углом дома. Вывести танк на перекресток без поддержки пехоты и рисковать машиной и экипажем старший лейтенант Морозов не решался — мотострелки удерживали лишь занятые ранее позиции и прикрывали свои БМП. В танке заканчивались боеприпасы. Ничего не оставалось, как ударить в угол дома, не выходя на перекресток. Танковый снаряд ставится на боевой взвод, пролетев приблизительно 25–30 метров. Дома частного сектора располагались всего в 10–15 метрах!
Юрий Морозов, командир танкового взвода, старший лейтенант:
— Я башню развернуть не могу — с одной стороны столб фонарный мешает, с другой — дерево стоит! Танк чуть вперед дернется, я башню разверну — строения сектор обстрела закрывают! Пришлось в угол дома бить — пол-угла отбил вместе с тем, кто там сидел! Только ноги полетели…
Дудаевцы никак не могли достать танк из гранатометов, несмотря на то, что били с 20–30 метров. Лишь 7-й выстрел из РПГ попал в машину. Гранатометчик зашел с фланга через внутренний двор дома, напротив которого стоял танк, и произвел выстрел со второго этажа здания поверх кирпичного забора.
Юрий Морозов, командир танкового взвода, старший лейтенант:
— Мне ударили в левый борт, как раз вниз под «наводчика», где я сидел. Хорошо, что у меня в боеукладке уже ничего не было! Имеется в виду, боеукладка оставалась — три снаряда осколочно-фугасных — они на линии подачи стояли. Там, куда попала граната, снарядов уже не было. Ну, естественно, все силовые кабеля перебило, танк заглох и начал гореть! Я контузию получил.
Кумулятивная струя, пробив левый борт, прошла рядом с рабочим местом наводчика-оператора. Люки в башне задраены не были с тем расчетом, чтобы избыточное давление в случае его возникновения выбило их и вышло наружу, а не размазало экипаж по стенкам (на самом деле избыточного давления внутри бронетехники при попадании кумулятивного боеприпаса не возникает — экипаж получает травмы в результате так называемого «затекания» взрывной волны от подрыва боеприпаса внутрь корпуса через открытые люки, либо при взрыве топлива и боекомплекта внутри машины, вызванного непосредственным попаданием кумулятивной струи[100] — Прим. авт.). Крышки люков, сами по себе достаточно тяжелые, просто покоились на торсионах, защищая экипаж от пуль и осколков. Благодаря этому остальные члены экипажа даже контузий не получили! Придя в себя, старший лейтенант Морозов отдал приказ покинуть машину. Его подчиненные уже знали, что им делать и как действовать.
Юрий Морозов, командир танкового взвода, старший лейтенант:
— Было страшно, так как я предполагал, что нормальный-то боевик, когда подбивает танк, следит за экипажем! Экипаж полез — можно его тут же положить весь на башне!
В танках Т-72А имеется люк в днище корпуса для безопасного покидания подбитой машины. Однако, чтобы его открыть, необходимо повернуть башню в определенное положение. В данном случае сделать это было сложно, ибо после попадания кумулятивного заряда в танке из строя вышло все электрооборудование. Еще один конструктивный недостаток у Т-72 — опускание ствола орудия, когда стабилизатор пушки перестает действовать. Если ствол упадет на люк механика-водителя, выбраться самостоятельно тот уже не сможет. Механику 539-го танка рядовому Роману Мерешкину повезло — башня была развернута в сторону от курса танка.
Из всех членов экипажа автомат был только у старшего лейтенанта Юрия Морозова. Он прикрывал отход экипажа. Дудаевцы начали преследовать отступающих. Прикрывая отход боевых товарищей, Юрий Морозов получил ранение в правую руку.
Юрий Морозов, командир танкового взвода, старший лейтенант:
— Когда я отстреливался, то укрылся за бетонным основанием. Встал и стреляю по врагу. А у меня за спиной — кирпичная степа: то ли дом, то ли забор?! Когда боевики начали стрелять в ответ — по мне-то они не попали, а в эту стену «зарядили»! И от стены рикошетом мне пуля попала в руку. Ее как будто осушило! Стрелять не могу. Бойцы с меня автомат сняли — давай отстреливаться вместо меня…
Капитан Пащенко также приказал своим подчиненным отходить. Оставшиеся четыре БМП 1-й роты — № 110, 114, 311 и поврежденная № 113 — развернулись и начали выход из боя.
Валерий Николаев, командир 2-й мотострелковой роты, капитан:
— Я вижу: несколько БМП первой роты проскочили мимо меня в обратном направлении, на железнодорожный вокзал. В конечном итоге, моя машина (БМП-2 № 120. — Прим. авт.) в общей колонне оказалась ближайшей к неприятелю. То есть, передо мной больше никого не осталось — вся «броня» ушла на площадь.
2-я мотострелковая рота, расположившаяся на улице Табачного, медлила с отходом, не имея на то приказа. Спустя некоторое время приказ был получен.
Валерий Николаев, командир 2-й мотострелковой роты, капитан:
— Прибежал посыльный от комбата, передал мне распоряжение сосредоточить машины 2-й роты на площади перед вокзалом, оставив для прикрытия улицы Табачного две БМП…