22 ноября радиограмма Министерства иностранных дел в ответ на просьбы послов Номуры и Сабуро Курусу продлила окончательный срок завершения переговоров до 29 ноября. Расшифрованное сообщение гласило: "На этот раз больше никаких уступок… изменить окончательный срок абсолютно невозможно. После этого все разыграется автоматически".

Радиограмма за 28 ноября, перехваченная и переведенная в тот же день, указывала, что переговоры обречены на провал. В послании из Токио в Вашингтон контрпредложение США называлось "унизительным" и говорилось, что "имперское правительство ни в коем случае не может воспользоваться им как основанием для переговоров". И хотя сообщение недвусмысленно сообщало послам, что переговоры окончены, они получили инструкцию не "создавать впечатления, что переговоры прерваны. Просто скажите, что вы дожидаетесь инструкций". Депеша от 1 декабря гласила: "Во избежание того, чтобы Соединенные Штаты прониклись ненужной подозрительностью, мы информируем прессу и прочих, что, хотя между Японией и Соединенными Штатами существуют широкие разногласия, переговоры продолжаются".

Еще одна шпионская депеша была отправлена 28 ноября агенту консульства Такео Ёшикаве на Гавайи. Третья канцелярия проинструктировала его "доносить о прибытии и убытии крупных судов, а также времени пребывания их на якоре, от момента входа в порт до отплытия". На следующий день канцелярия указала, что желательно, чтобы Ёшикава слал донесения через регулярные интервалы, даже если перемен не будет, — очевидно, чтобы убедиться, что ни одно из его донесений не пропущено. Два из этих донесений были расшифрованы 5 декабря.

Радиограмма "Purple" от 1 декабря указывала, что японские атташе в Лондоне, Гонконге, Сингапуре и Маниле получили приказ прекратить пользоваться шифровальными машинами и уничтожить их. Еще одно послание уведомляло вашингтонского атташе о шагах, которые необходимо принять, "когда вы столкнетесь с необходимостью уничтожения шифров". Откуда следовал вывод, что первыми подвергнутся атаке британские и голландские территории, а не Соединенные Штаты или их территории.

3 декабря еще одна радиограмма "Purple" приказывала вашингтонскому посольству "сжечь все [шифры], кроме используемых ныне с машиной, и по одной копии каждого кода О [РА-К2] и кода сокращений [LA]… Прекратить пользоваться одним шифровальным устройством и полностью его уничтожить". Для заместителя госсекретаря Самнера Уэллса это означало, что "после этого вероятность избежать войны снизилась с одной тысячной до одной миллионной".

6 декабря посольство получило радиограмму из Токио, гласившую, что настало время передать 14-частевой ответ на контрпредложения секретаря Халла от 26 ноября. Военно-морская станция перехвата на острове Бейн-бридж (Вашингтон) перехватывала каждую часть депеши по мере передачи. С Бейнбриджа она была передана криптоаналитикам ВМФ в Вашингтоне. К 20.45 первые тринадцать частей были перехвачены и расшифрованы OP-20-G и SIS.

Но Рузвельт понял ее значение даже до получения четырнадцатой части. Как только первые тринадцать частей были доставлены в Белый дом после 21.00, Рузвельт прочел их и сказал помощнику Гарри Хопкинсу, что фактически "это означает войну". Но он все еще не предвидел, что вероятной целью станет Пёрл-Харбор.

Четырнадцатая часть была перехвачена только после полуночи 6-го. Криптоаналитики в Вашингтоне вскоре разобрали текст депеши, в том числе ее заключение, что "ввиду подхода американского правительства прийти к соглашению посредством дальнейших переговоров невозможно".

На следующее утро капитан Теодор С. Уилкинсон прочел четырнадцатую часть депеши и встревожился, полагая, что последствия "весьма серьезны" и что послание содержит "воинственные речи". Около 8.30 в это утро начальник Дальневосточной секции армейской разведки Руфус Браттон прочел это послание в своем кабинете, когда ему вручили еще один перехват "Magic". Новая депеша приказывала послу Номуре передать "наш ответ Соединенным Штатам в 13.00 седьмого числа по вашему времени".

Прочитав депешу, Браттон понял важность инструкции: доставка послания должна была совпасть с началом нападения на американские корабли или территории. Учитывая, что 13.00 по вашингтонскому времени составляло 7.30 по гавайскому, Пёрл-Харбор становился весьма вероятной (если не единственной) мишенью. Но к тому времени, когда высшее руководство было проинформировано о новых разведданных, предостережении были написаны и прибыли на места, нападение уже было в самом разгаре.

Таким образом, несмотря на способность Соединенных Штатов взламывать самые секретные дипломатические шифры японцев, разведывательные ведомства США были не в состоянии обеспечить своевременные предостережения. Дипломатические и разведывательные послания служили ценным источником разведданных, но ни одна из радиограмм, прочитанных до 7 декабря, не указывала однозначно на Пёрл-Харбор как наиболее вероятный объект атаки.

Как правило, высшее руководство и аналитики не воспринимали послания, касавшиеся японских разведывательных операций на Гавайях, как признаки того, что наиболее вероятной мишенью является Пёрл-Харбор. Шпионскую радиограмму 24 сентября 1941 года Браттон счел выдающей "необычный интерес" к Пёрл-Харбору. Но ни начальник MID бригадный генерал Шерман Майлз, ни военный министр Генри Стимсон, ни начальник штаба армии Джордж Маршалл, ни начальник армейского отдела стратегического планирования не считали это послание столь уж важным. Военно-морская разведка полагала, что послание может указывать на попытки улучшить эффективность связи, хотя один из членов ONI и предположил, что оно как-то связано с планами диверсий.

И хотя запросы из Токио в Манилу и Пёрл-Харбор за неделю до нападения участились, Пёрл-Харбор и Манила были далеко не единственными объектами интенсивного японского шпионажа. Японская разведка приказала своим представителям собирать сведения еще о нескольких других ключевых военных и военно-морских объектах США, в том числе о Панамском канале, Сан-Диего и Сиэтле[28]. Запросы касательно Пёрл-Харбора укладывались в общую схему и вполне соответствовали японскому "ненасытному" аппетиту "к подробностям во всех отношениях".

И ни одна из дипломатических радиограмм, перехваченных в последние дни перед 7 декабря, не несла явных указаний на планируемое нападение, поскольку японцы не сообщили об операции ни одному из дипломатических представителей, в том числе и своим послам в Вашингтоне и Берлине. Точно так же послания, приказывавшие уничтожать шифры или эвакуировать граждан, повторяли действия США, предпринятые в результате растущего пессимизма по поводу исхода переговоров.

Японские меры по дезинформации и соблюдению секретности тоже внесли свой вклад в неспособность разведки США предупредить о грядущем нападении. Экспедиционный корпус собрался в заливе Хиттоканну у острова Эторуфу, среди дальних северных островов, где их не могло заметить японское мирное население. Путем сложных манипуляций был скрыт факт закупок теплой одежды и снаряжения, необходимого для запланированной встречи и последующего плавания. Матросам даже запретили выбрасывать мусор в акватории Курильских островов.

Начиная с 10 ноября радиосвязь между кораблями экспедиционного корпуса была запрещена, чтобы их невозможно было обнаружить при помощи пеленгаторов. В то же самое время были предприняты дезинформационные радиопереговоры, чтобы создать у противника впечатление, что экспедиционный корпус находится на учениях у Кюсю. Для усиления впечатления были предоставлены увольнительные большому числу моряков из военно-морского округа Йокосуко в Токио и Иокогаме.

А в полночь 1 декабря имперский Военно-морской флот сменил свои двадцать тысяч радиопозывных с целью дальнейшего ужесточения мер по соблюдению секретности. Эту крайне предварительную смену — за пять месяцев до срока — следовало воспринимать как тревожный знак. Но эта смена находилась в полном соответствии с любыми ближайшими военными действиями японцев.