В который уже раз она испугалась собственных мыслей, этого ресторана, где распивала вино с тем, кого местный секретарь ВКП(б) назвал антикоммунистом. А значит — врагом! Надо бы прервать эту встречу и уйти! Не хочется! Совсем не хочется. А ведь за ней, возможно, уже наблюдают. Защитники советского образа жизни повсюду!

— Вы все время оглядываетесь? — заметил Александр.

— Кого-то ждете или. опасаетесь?

Надо бы ответить ему: «Советские люди никого не боятся. Но во враждебном лагере ведут себя осторожно». Однако сказала другое — то, что было на самом деле:

— Сбежала от своих. Они наверняка меня ищут.

— Зачем?

— Зачем сбежала или зачем ищут?

— И то, и другое?

— Сбежала, потому что они мне надоели. «Они» — это группа наших студентов, две с лишним недели вместе. Ищут, потому что боятся. Одна в чужой стране.

— Зря боятся, вы уже взрослая, совершеннолетняя.

— Во-во! А они все носятся точно с маленькой девочкой.

Слегка захмелевшая Валентина засмеялась, все более и более утрачивая революционную бдительность. Ее примеру последовал и Горчаков. Однако затем с серьезным видом произнес:

— За мной тоже следят. По крайней мере, с утра следили.

— Вы чем провинились?

— Веду журналистское расследование. Одну женщину убили, актрису.

Надо бы позлорадствовать: «Вот они, язвы капиталистического мира», но Репринцева не смогла. С горечью в голосе она произнесла:

— Жалко ее!

— Жалко! Так вот: едва я занялся этим делом, мне стали угрожать, затем началась открытая слежка.

— Очевидно, в ее смерти замешан кто-то из сильных мира сего, — предположила Валентина.

Оба приумолкли. Последняя фраза Репринцевой стала для обоих холодным душем. Проблемы остались, придется решать. И их наверняка станет еще больше.

— Мне пора, — промолвила Валентина. — Сколько я должна?

— Прекратите.

— Тогда. я пойду.

— Я провожу.

— Нет! — мягко и вместе с тем твердо сказала девушка. Она шла по аллее и думала: «Неужели не бросится вслед, не догонит?»

Александр догнал ее почти у автобусной остановки. Валентина внутренне возликовала, однако нагнала на лицо удивление.

— Валя, — слегка запыхавшимся голосом произнес Александр, — у меня к вам предложение.

— Слушаю.

— Я говорил, что занимаюсь делом убитой актрисы. Оказывается, она захаживала к колдунье.

— Настоящей колдунье?

— Настоящей.

— Колдунов не бывает, — убежденно заявила Репринцева, атеистическое воспитание которой не позволяло думать иначе.

— Тем не менее, она занимается магией. И небезуспешно. Хотите отправиться к ней вместе со мной?

— Когда?

— Прямо сейчас.

— С вами? К колдунье?!.. Нет, не могу.

— Почему?

— Меня же ищут. Они всерьез беспокоятся.

— Бросьте! Вы журналист или нет? Сложное расследование, и вы участвуете в нем. Какой материал сделаете!

Последний довод превысил остальные. Репринцева согласилась и вместе со своим новым знакомым устремилась в неизвестность.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Надежда сперва не обратила внимания на исчезновение сокурсницы, посчитав, что девушка по какому-то делу зашла к ребятам. Через некоторое время она сама постучала к ним:

— Рустам? Давид?

— Заходи, — послышался голос Рустама.

Она вошла, недовольно покачала головой:

— Что за беспорядок! А ведь скоро придет человек из местной ячейки ВКП(б). Разве Валя вам не сказала?

— Сказала, — ответил Давид.

— Кстати, где она?

— Откуда нам знать? — огрызнулся Рустам. — Твоя подруга, а у нас спрашиваешь.

— Она к вам пошла.

— Нет, — шмыгая носом, возразил Давид. — Я к вам заходил, но она меня выгнала.

— Как выгнала?

— Ты была в ванной в это время.

— Наверное, спустилась вниз? — сделала предположение Надежда.

— Тогда все в порядке! Джигиты здесь хорошие, — съязвил Рустам.

— Я ни одного не заметил, — сказал Давид.

— Пойду к себе, дождусь ее, — Надя по-прежнему не проявляла тревоги.

Тревогу она забила позже. «Валька исчезла, скрылась, сбежала. Куда? Зачем?

Может, ее похитили? Захотела взглянуть на так называемую свободу!»

Надежда вторично заглянула к ребятам и сообщила:

— Валентина пропала!

— Как? — в один голос воскликнули Давид и Рустам.

— Очень просто.

— А если она того?.. В гости пошла? — сделал предположение Рустам. — Она вроде бы говорила, что родом из этих мест. Значит, родственнички есть.

— О чем ты? — лицо Надежды перекосилось от негодования. — У советского человека не может быть родственников заграницей.

— В самом деле, Рустам, — поддакнул Давид. — Как до такого додумался?

— А я что?.. Я ничего, — забормотал смущенный Рустам.

— По приезде в Москву поставим на комсомольском собрании вопрос об ее поведении. Комсомольский секретарь бегает в буржуазных шмотках по буржуазному миру.

Давид, которому было жаль Валю (да и нравилась она ему!) тихонько брякнул:

— Она могла что-то сделать по глупости. Так, Рустам? Рустам сопел своим мощным орлиным носом. Надежда вынесла свой приговор:

— Раз она секретарь, то должна отвечать за свои поступки по полной.

— У Вали вообще появились отклонения, — наконец ответил Рустам. — Не только шмотки, еще и пляски с казаками. Не исключаю, что она стала уклонистом (так в сталинский период назывались те, кто якобы отклонялся от генеральной линии партии. — прим. авт.). Как, Давид?

Маленький лопоухий Давид сразу почуял, куда ветер дует. Поэтому, после некоторых колебаний, поддакнул:

— Я тоже так думаю. Она мне показывала книгу сочинений Бухарина (один из коммунистических лидеров, член Политбюро, в 1937 г. расстрелян за измену Родине. — прим. авт.).

— Вот это да! — вскричала Надежда, — тоже мне комсомолец.

— Но это было два года назад, — точно угорь вывернулся Давид. — Тогда еще Бухарина не разоблачили.

— Она обязана была предвидеть. А ты молодец! Хоть с опозданием, но сообщил.

— Что нам дальше делать? — Рустам глядел на Надежду как обычно горделиво, но на самом деле жаждал ее решающего слова.

— Ждем местного представителя ВКП(б), он поведет нас на экскурсию.

— А с Валентиной?

— Тут вопрос тонкий, — Надежда отвернулась, чтобы ребята не заметили злобного торжества на ее лице.

Александр поймал машину, и она понесла их в другой конец города. Валентина увидела еще одно лицо Старого Оскола: деревянные дома, узкие улочки, по которым шли женщины с коромыслами. Дорогу то и дело переходили стаи гусей, лаяли собаки.

Горчаков расплатился с шофером, дальше они с Валентиной шли пешком, обходя рытвины, колдобины. Репринцева поняла, почему ее спутник отпустил водителя чуть раньше: здесь автомобилю просто не проехать.

— Недостатки капиталистической системы хозяйства, — в Валентине вновь проснулся марксист.

— Не в этом дело, дороги в России никогда не отличались отличным качеством. Вспомните Салтыкова-Щедрина: две вечные русские беды — дураки и дороги.

Репринцева промолчала, он прав! Здесь, на Юге, она хотя бы видела хорошие трассы. А в СССР отъедешь от Москвы и — полный мрак.

Они вышли на соседнюю улицу, дома — совсем маленькие и неказистые. Какой невероятно богатой казалась ей до сих пор Империя. И вдруг.

Она бы поверила коммунистическим вождям, если бы не ужасающая нищета Советского Союза. Тут есть состоятельные и бедные, но люди живут! Там — почти всеобщая нищета, а в качестве вознаграждения надежда на светлое будущее. «А придет ли оно?» Валентина трепетала от своих сомнений, несколько раз мысленно повторила: «Мы обязательно построим общество изобилия». Однако вера ее становилась все меньше. И ничего изменить в себе она уже не могла. Возникшее молчание нарушил Александр, который так же с грустью смотрел на старые и ветхие домишки.

— Одному философу задали вопрос: может ли в России победить фашизм? Знаете, что он ответил? Он победил здесь давно. Но не национальный, а социальный. Представьте себе: девятнадцатый век, граф и графиня N., зимой живут в Италии, летом скучают в своем поместье, а в промежутках закатывают грандиозные балы в Петербурге. Только кто-то ведь должен был оплачивать их роскошное существование? А это — дворовая челядь, порой не имевшая нормального пропитания. Их еще и розгами били! Разве не фашизм?