На графа страшно было смотреть – такая мука отразилась на его лице. Я же кинулся к хлопотавшим около бесчувственной женщины людям, стал объяснять, чтобы оставили ее пока в покое. Я понимал, что случилось. Такой обморок, вызванный сильным потрясением, чаще всего переходит в сон. А сон ей сейчас необходим. Он смягчит шок.

Глава 13

Ансельм

Март 1135 года

Я никогда не видел Бэртраду в подобном состоянии – плачущей, цепляющейся за полы моей рясы, умоляющей. Ее взгляд выражал такой страх, что казался безумным.

– Преподобный отче… Святой отец!.. Защитите меня!..

Но я и сам был напуган, когда графиня вместе с Гуго на исходе ночи неожиданно явилась в мою загородную резиденцию. Вдвоем – а ведь выехали они отсюда целым отрядом.

Я не спросил, куда девались остальные, – и без того было ясно, что хороших новостей ждать не приходится. Я видел, что творится с графиней, видел Гуго, которому пришлось ехать, лежа поперек крупа собственной лошади, в седле которой сидела Бэртрада. Когда же он сполз на землю и встал на ноги, я заметил, что его штаны пропитались кровью, а в сапоге хлюпает.

– А ну заткнись! – прикрикнул он на голосящую графиню.

Гуго был взбешен и явно нуждался в помощи лекаря.

Я велел верному человеку проводить их в отдаленный флигель. Меня и самого трясло, но я не подал виду и приказал без промедления позвать монастырского лекаря брата Колумбануса. Сей монах не из болтливых, а поскольку он сакс, то плохо понимает нормандскую речь. Мне же не терпелось узнать, что все-таки произошло, хотя уже и было ясно – задуманное не удалось.

Во флигеле Бэртрада, забившись в угол, продолжала рыдать. Гуго, оголив поджарый зад, лежал на скамье, а брат Колумбанус обрабатывал рану – не столь и опасную, но, видимо, доставлявшую немалое беспокойство. Однако он довольно подробно поведал мне обо всем, что произошло в охотничьем домике графа.

Слушая, я мрачнел все больше и больше. Казалось бы, мы продумали все до мелочей, но увы – человек волен предполагать, а располагает Всевышний. Ибо как иначе объяснить, что именно в эту ночь среди безлюдных фэнов неожиданно объявился рыцарь-крестоносец. По словам Гуго, он налетел на его людей, как истребляющий смерч, бился со сверхчеловеческой ловкостью, сумел освободить Эдгара, а затем они вдвоем с графом устроили настоящую кровавую баню перед подожженным любовным гнездышком.

О том, что спаситель Эдгара принадлежал к крестоносцам, Гуго определил по боевому кличу «Босэан!». Однако в том, что он поведал, было и кое-что утешительное. Из всех, кто прибыл на озерный остров, спастись удалось только Гуго и графине, остальные же погибли на месте, и теперь Эдгару не у кого выведать, кто организовал покушение. В том, что ни один раненый в бою не уцелел, Гуго был совершенно уверен – крестоносцы никогда не оставляют поверженного врага в живых. Их долголетняя выучка требует разить насмерть и наносить удары в такие места, чтобы противник умер как можно быстрее.

Я вздохнул и уже спокойнее принялся расспрашивать Гуго, как развивались события до появления загадочного незнакомца. Тут-то и выяснилось, что они с первых шагов допустили фатальную ошибку – не расправились с графом немедленно. Но леди Бэртраде пожелалось, чтобы Эдгар своими глазами увидел, как поступят с его девкой. Это были их счеты, к тому же, по уговору с Ральфом, Гиту Вейк должны были вернуть тому «такой, какой она и была». Забавная шутка графини, которая имела в виду то, что Гита не кто иная, как шлюха, которую используют все, кому не лень.

Упоминание о Ральфе меня встревожило. Я с самого начала сомневался в нем и едва не чертыхнулся – да простит меня Господь! – когда услышал, что именно Ральф предупредил Гиту и Эдгара. Теперь все зависело от того, что трубадур успел поведать до того, как на острове появились люди Гуго Бигода.

– Ральф также убит?

Гуго охнул и вцепился зубами в запястье – брат Колумбанус как раз стягивал нитью края раны на его ягодице. Однако уже в следующий миг ухмыльнулся, и его зубы по-волчьи сверкнули из-под светлых усов.

– Мне, видать, на роду было написано своей рукой лишить этого трубадура жизни. Но что еще оставалось, если он вновь предал? Я заметил Ральфа в охотничьем домике, еще когда мы подплывали к острову. Вот только что он успел сказать? Думаю, немного. Старина Ральф хоть и не блистал умом, но должен был сообразить, что болтать не в его интересах. Он ведь сам увяз в этом деле. И к тому же все еще рассчитывал заполучить свою саксонскую девку. Зачем ему чернить себя в ее глазах?..

Он опять охнул и поморщился. А мне пришло в голову, что Гуго Бигод – парень не промах. Когда человек в таком состоянии способен трезво рассуждать – это стоящий человек.

– А чуть позже, – продолжал Гуго, – когда Ральф уже увозил в челноке Милдрэд…

– Дочь Гиты Вейк также была там?!

Он словно не услышал моего вопроса.

– …Когда уже они плыли в челноке, то лучшей мишени было не найти. А я лучник не из последних. Клянусь бородой Христовой, я собственными глазами видел, как светлое оперение моей стрелы торчало из-под лопатки Ральфа де Брийара. Он не упал, но плоскодонка пошла зигзагами, и вряд ли Ральф сумел после этого сделать больше двух-трех гребков, а сейчас наверняка уже отчитывается перед святым Петром за свои прегрешения. Для пущей верности следовало бы его добить, но тут эта белобрысая саксонка, точно фурия, вылетела с мечом из кустов. Бедняге Освульфу, что стоял подле меня, досталось так, что он только захрипел, но меч застрял в кости, и она не сумела его сразу освободить. Пришлось угомонить ее кулаком в висок… И с какой это стати она осталась на острове, а не удрала с Ральфом? Вот уж чисто саксонское тупоумие!

Лекарь наконец закончил свою возню и удалился. Я ходил от стены к стене, перебирая четки, чтобы сосредоточиться.

– Значит, ты говоришь, что тебя и леди Бэртраду не преследовали?

– Верно понял, преподобный.

Гуго поднялся со скамьи, застегивая пряжку ремня. Сейчас он выглядел почти спокойным, только руки еще слегка дрожали.

– И лиц наших никто не видел. Если бы не одно… Этот крестоносец – дьявол его раздери! – очень заинтересовался леди Бэртрадой. Когда мы уже отчалили, он все еще стоял на берегу, глядя нам вслед. И пусть бы глазел сколько угодно, но у леди как раз в этот момент из-под капюшона упали косы.

Мы оба одновременно взглянули на графиню.

Она почти угомонилась, лишь вздрагивала, давясь судорожным всхлипыванием. У леди Бэртрады были приметные косы – длинные, темные, с редким красноватым отливом, длиною едва ли не до колен. Но еще когда мы продумывали план убийства графа Норфолкского, было решено объявить, что миледи больна и не покидает покоев. Монахи в обители и по сей день возносят молитвы за выздоровление знатной благодетельницы аббатства. Не составит труда доказать, что графиня ни на час не отлучалась из моей резиденции.

Я повернулся к Гуго.

– Когда вы прибыли сюда, вас могли заметить?

Гуго боком опустился на скамью. При свете висящей на крюке лампы стало видно, насколько он утомлен. Однако когда заговорил, в его голосе чувствовалась сила.

– Святой отец, мне не впервой возвращаться с ночной вылазки. Уж будьте покойны, я знал, как проехать, чтобы избежать дорожных разъездов и застав. Да и время ночное… А мчались мы так, что лошадь графини пала неподалеку от Бери-Сент-Эдмундса. Мой каурый оказался покрепче – он-то и доставил нас обоих к воротам резиденции. Последние две мили мы ехали тихо, как обычные запоздалые путники, – мне едва удалось убедить графиню, чтобы она не пыталась на всем скаку влететь в аббатство.

Да, Бэртраде повезло, что подле нее в такую минуту был Гуго. Признаюсь – долгое время я считал этого человека злым гением графини. Не настраивай он постоянно ее против мужа, она, возможно, и поладила бы с Эдгаром. Ведь с какой стороны ни посмотри, этот сакс показал себя весьма терпеливым и покладистым супругом. Но что сделано – то сделано. И сегодня Гуго спас ее.