Ф. Бурлацкий, с. 149.

И в личных беседах, и при коллективном обсуждении каких-либо проблем Леонид Ильич внимательно и терпеливо выслушивал различные мнения, не перебивая говоривших, и, как правило, старался вывести дело на «консенсус».

А. Александров-Агентов, с. 249.

Сразу же после прихода Брежнева в Кремль начала создаваться совершенно иная атмосфера в работе как самого Президиума, так и аппарата. Все ярче стали проявляться черты характера Президента, которым он не изменил до конца своих дней: хозяйский подход, старые связи, желание пригреть, приблизить к себе родственников, друзей, приспешников. Через некоторое время в государственном механизме появилась, а затем, по мере движения к вершинам власти, стала набирать небывалую силу определенная группа людей. Все они, как правило, были связаны с Президентом работой в Днепропетровске, Молдавии, Казахстане.

Ю. Королев, с. 96.

Никто из современных публицистов и политологов всерьез не задаются вопросом, почему партия выбрала в 1964 году Брежнева и подтвердила свой выбор на XXIII съезде в 1966 году, избрав его Генеральным секретарем?

Чем подкупил он в своей борьбе за власть? Да тем, что как знаток политической борьбы он был выше всех. Он был достойным учеником своего учителя Н. С. Хрущева. Он прекрасно знал человеческую натуру и человеческие слабости. Что значило для секретаря обкома или секретаря крупного горкома, которые в то время определяли жизнь партии на местах, когда первый секретарь ЦК КПСС звонит, иногда поздно вечером, иногда во время своего отпуска, и интересуется делами партийной организации, спрашивает: как виды на урожай, что с промышленностью, что нового в области, ну и, конечно, как ты себя чувствуешь и чем тебе, дорогой, помочь? Этим ли путем или просто постепенной, незаметной на первый взгляд заменой старых секретарей на более молодых и лояльных, но он обеспечил себе к ХХШ съезду партии поддержку подавляющего большинства партийной элиты.

Он прекрасно понимал, что этого недостаточно, необходимо завоевать популярность в народе. И надо сказать, что он это делал не популистскими лозунгами, которыми пестрит наше время, а конкретными решениями, понятными и осязаемыми простыми людьми. Несомненно, что все это обсуждалось и предлагалось на Политбюро, в правительстве теми же А. Н. Косыгиным, К. Т. Мазуровым, А. Н. Шелепиным и другими. Но ведь выступал перед народом Л. И. Брежнев.

Многие сегодня забыли, а в тот период на простых советских людей произвело большое впечатление решение о пятидневной рабочей неделе. А возьмите другие решения — установление пенсионного возраста для женщин с 55, а для мужчин с 60 лет, оплата труда и пенсии колхозникам, повышение заработной платы и снижение цен на ткани, детские изделия, часы, велосипеды, фотоаппараты и т. д. Разве это не прибавляло авторитета руководству, и в первую очередь Брежневу?

Е. Чазов, с. 14–15.

Обладал ли он положительными качествами, существенными для общества? По моему убеждению, обладал. Во всяком случае, пока он не заболел, эти качества были очевидны. Для него вовсе не были характерны экстремистские, авантюрные устремления. В своей внешнеполитической деятельности он довольно быстро стал сторонником политики смягчения международной напряженности, улучшения отношений с другими странами, ограничения вооружений.

Политическая умеренность, отсутствие стремления к ужесточению политики, нелюбовь к «острым» политическим блюдам проявлялись и в его подходе к внутренним делам. Притом в условиях, когда многих в руководстве тянуло к такому ужесточению. Он, конечно же, нередко уступал окружению, тем более что в основном разделял образ мыслей своих коллег, и все же во многих случаях амортизировал натиск и удары любителей острых блюд.

Г. Арбатов. Знамя. 1990. № 10. С. 204–205.

«Руководителю нужен авторитет, помогайте»,  — говорил он в узком кругу. Но под помощью подразумевалось нечто особенное. Например, Подгорный рассказывал мне, что Леонид Ильич просил его, чтобы тот в нужных местах речи Генсека на собраниях общественности столицы вставал и поднимал таким образом зал, чтобы аплодировал в нужных местах. И добавлял: «Может, это и нехорошо, но это нужно, приходится это делать». Вероятно, из тех же побуждений, нежелания делить с кем-то авторитет он на заседании Президиума ЦК перед XXIII съездом партии предложил: «Я выступаю с докладом, вы все его читали, это наш общий отчет перед партией. Поэтому не надо вам выступать. Вот товарищ Косыгин может выступить о пятилетке, остальным не надо».

Мы нехотя согласились. А когда подошел XXIV съезд, эта «просьба» уже действовала как закон.

К. Мазуров., с. 205 [13].

Брежнев добился такого порядка, чтобы на пленумах и прениях члены Политбюро и секретари ЦК КПСС (кроме товарищей, работающих на местах) не выступали, поскольку их общее мнение якобы изложено в докладе Политбюро.

А. Шелепин, с. 236 [13].

Что же касается содержания своих публичных выступлений, то Брежнев, придя к власти, ввел строгий порядок, которого придерживался до конца жизни: все заранее подготовленные тексты своих докладов и речей он предварительно рассылал членам Политбюро и секретарям ЦК и очень внимательно рассматривал (хотя и далеко не всегда учитывал) все поступавшие замечания. Того же он требовал и от своих коллег по руководству и очень сердился, если кто-либо этого не делал.

А. Александров-Агентов, с. 249.

Став Первым секретарем ЦК КПСС, Брежнев с немалым трудом привыкал к своей новой ответственности, проникался пониманием того, какое огромное бремя легло на его плечи. И хотя столь высокое положение ему, несомненно, очень нравилось, поначалу были и робость, и осторожность, и боязнь ошибиться. Его, конечно, очень серьезно обременял старый, скудный интеллектуальный багаж, провинциальные взгляды на многое, узкий, даже мещанский, обывательский кругозор (потом все это сыграло очень дурную роль). Самонадеянность появилась позже, и не без помощи подхалимов, ставших со сталинских времен, пожалуй, самой большой угрозой для политического руководства страны, собственно, для руководства на любом уровне. А о поразивших его еще позже болезни, старости, даже маразме разговор особый.

Г. Арбатов. Знамя. 1990. № 9. С. 212.

В первые два-три года после октябрьского Пленума Брежнев, хотя еще и верил своим прежним советникам, начал понимать, что не может полагаться лишь на них, что он должен радикально расширить круг получаемой информации, знакомиться с мнениями (притом различными мнениями) большего количества самых разных людей. В то время Брежнев действительно многим интересовался и охотно слушал то, что ему говорили (читать он не любил, письменный текст воспринимал хуже устного, потому и направляемые ему записки чаще всего просил читать вслух). И — из песни слова не выкинешь — кое-что воспринимал. Здесь, правда, существовала любопытная закономерность: воспринимал то, что относилось к сферам, в которых он считал себя несведущим,  — внешней политике, в какой-то мере в вопросах культуры, даже в идеологии и марксистско-ленинской теории. Зато был убежден, что прекрасно знает сельское хозяйство, да и вообще практическую экономику, а также военные вопросы. И очень хорошо разбирается в людях, в кадрах, знаток партийной работы. На все эти темы, как я заметил, говорить с ним, пытаться его в переубедить было почти бессмысленно.

Г. Арбатов. Знамя. 1990. № 9. С. 212.

Вскоре после того Пленума (октябрьского 1964 года) состоялся мой первый и в сущности единственный разговор с Брежневым. В феврале 1965 года на группу консультантов из нашего и других отделов возложили подготовку доклада Первого секретаря ЦК к 20-летию Победы в Великой Отечественной войне. Мне поручили руководить группой, и именно поэтому помощник Брежнева передал мне просьбу проанализировать и оценить параллельный текст, присланный ему Шелепиным. Позже Брежнев вышел сам, поздоровался со всеми за руку и обратился ко мне с вопросом: «Ну что там за диссертацию он прислал?» А «диссертация», надо сказать, была серьезная — не более и не менее как заявка на полный пересмотр всей партийной политики хрущевского периода в духе откровенного неосталинизма. Мы насчитали семнадцать пунктов крутого поворота политического руля к прежним временам…